Они проживают многие годы за один наш день. Только никогда не умирают.
– Древние эльфийские боги тоже бессмертны, – кивнул Гарсег. – Что станет с вашей душой, когда вы умрете?
Я попытался вспомнить.
– Она тоже умрет? – спросил он.
– Не думаю.
– Моя умрет. – Гарсег указал на химер. – И их души тоже. Вы плыли на корабле, сэр Эйбел. Что становится с ветром, когда ветер умирает?
Тут одна из химер громко завизжала, и я встал и пошел посмотреть, в чем там дело. Гарсег крикнул мне в спину:
– Это Ури или Баки?
Я не знал, но тут же пронзительно завопила другая, едва ее коснулся солнечный луч, так что ответ не имел значения. Они обе тряслись всем телом, судорожно разевали рты, и глаза их вылезали из орбит. Несколько мгновений я смотрел на них, а потом крикнул Гарсегу:
– Иди сюда, глянь! Крылья у них становятся меньше!
Он ничего не ответил, и я спросил:
– Ты идешь или нет?
Одна из химер пыталась что-то сказать. Язык у нее высовывался чуть не до самого брюха, но она все равно пыталась заговорить. Черная кожа лохмотьями сползала с нее, а под кожей виднелось ярко-красное тело. Мне невольно представилось охваченное пламенем полено. Когда шевелишь его палкой, с него опадает старая сгоревшая оболочка, и ты видишь алый огонь внутри.
– У них титьки! – крикнул я Гарсегу.
Да, у них были женские груди, а вот когти исчезли. И зубы больше не торчали из-под губ. Наконец я вернулся к Гарсегу.
– Им действительно страшно больно, – сказал я. – Что, сейчас все кончится?
Он отрицательно потряс головой.
– Все только началось.
– Я думал…
Он рассмеялся.
– Думать вам полезно – если только вы не станете доводить дело до крайности.
– Я люблю Дизири. Как же я могу любить ее, если я для нее бог?
– Оставаясь самим собой.
– Она никогда не поклонялась мне, и я не хотел бы, чтобы она поклонялась. Это я поклоняюсь ей.
Гарсег посмотрел на меня таким взглядом, каким обычно смотрела миссис Коллинз.
– Она тоже так считает, сэр Эйбел?
Прежде чем я успел ответить, одна из химер встала, только она больше не походила на химеру. Она была вся красная, и волосы у нее стояли дыбом, словно взметенные дующим снизу ветром. Она шаталась и лязгала зубами. Она смотрела прямо на нас, но явно нас не видела. А секунду спустя двинулась прочь нетвердой поступью.
– Она бросится с первой попавшейся скалы, – сказал Гарсег. – Попытается улететь обратно в Эльфрис. Вы остановите ее?
Я поднялся, без труда поймал бывшую химеру за руку и оттащил к дуриановому дереву.
– Ничего, если я положу ее в тени?
Гарсег кивнул, и я уложил ее в самое хорошее, на мой взгляд, место. Она вся была цвета новенького пенса, очень тоненькая и красивая.
Снова сев рядом с Гарсегом, я сказал:
– Вы знали, что это случится.
– Я боялся, что все будет хуже, что она умрет. Я до сих пор боюсь, как бы они обе не умерли, хотя сейчас такой исход уже менее вероятен.
– Однажды мы с Дизири плескались в воде… – сказал я.
Я вспомнил о том, как изменилась ступня Дизири, когда на нее упал солнечный луч. Но когда я произнес слова «в воде», Баки, по-видимому, услышала меня, поскольку вдруг попросила пить. Ручей протекал совсем близко, поэтому я набрал воды в ладони и принес ей.
– Вон там, – указал Гарсег пальцем, – вы найдете сосуд получше, коли вам надо. – Я принялся озираться по сторонам, а он сказал: – Под лаймовым деревом, где вас ждут и другие находки.
Оно находилось поодаль. Я спросил, присмотрит ли он за красными эльфийскими девушками, пока меня нет, и Гарсег ответил утвердительно.
Тогда мне казалось, что я в жизни не видел места прекраснее сада на крыше небоскреба. Джунгли, стремительно выросшие на новом острове в морских глубинах, тоже потрясали воображение, но сад был красивее, и я находился посреди него. Он изобиловал плодами и цветами.
Поначалу я не видел под ногами ничего, кроме травы, росшей вокруг лаймового дерева. Потом я увидел нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении выбеленными ребрами, берцовыми костями и тоненькими косточками ступней и кистей. Заметив череп, я шагнул к нему и наступил на зеленую стеклянную трубку. Я не раздавил ее, поскольку был босиком (и вообще голым). Я поднял трубку и вытащил из нее затычку. Внутри лежал плотно скрученный лист бумаги, который я вынул, чтобы разглядеть при солнечном свете.
Глава 25
ПУНКТ ПЕРВЫЙ
Когда я вернулся обратно к дуриановому дереву, эльфийские девы лежали на траве бок о бок, такие неподвижные (если не считать развевающихся волос), что я испугался, уж не умерли ли они. Я называю их эльфиискими девами, а не химерами, поскольку именно таковыми они теперь и были. В них ничего не осталось от химер. Убедившись, что они все еще дышат, я показал Гарсегу кубок, найденный под деревом, и спросил, о нем ли он говорил. Гарсег ответил утвердительно, и я спросил:
– Мне принести воды?
– Вреда от этого не будет, если только вы хорошенько его вымоете.
Подойдя к ручью, я старательно протер внутренние стенки кубка взятым со дна песком. Мутное грязное стекло вскоре засверкало. Тогда я тщательно ополоснул сосуд и набрал в него чистой холодной воды.
Я приподнял голову одной из эльфийских девушек – кажется, Ури – и поднес кубок к ее губам. Гарсег наблюдал за нами с совершенно бесстрастным лицом. Не улыбался, не хмурился – просто наблюдал.
– Когда солнечный свет упал на ногу Дизири, – сказал я, – она не почувствовала боли.
– И поэтому, – кивнул он, – вы решили, что можете притащить сюда Ури и Баки без вреда для них. Освободить от власти Сетра и вернуть им первозданное обличье. Я все понимаю. Но с чего вы взяли, что верхушка башни достигает вашего Митгартра?
– Ну, когда они схватили меня и понесли вверх, я решил, что они направляются именно в Митгартр, – сказал я. – Сперва я подумал, что они хотят просто убить меня, сбросив вниз с высоты, но они могли сделать это, и не поднимаясь выше. Поэтому я решил, что они тащат меня в свое гнездилище на самом верху башни, где я сумею разделаться с ними, когда они попытаются меня съесть. Только одна вдруг испугалась и отпустила мою ногу, а когда я сам справился со страхом, я задался вопросом, что это значит. Я вспомнил о солнечном свете и понял, что химера утрачивает способность летать, коли превращается обратно в эльфа. Только в Эльфрисе нет никакого солнца, поэтому если химера подумала, что мы приближаемся к солнцу, значит, мы приближались к Митгартру.
Тут Баки села. Тогда я не знал, кто именно из них сел, но сейчас знаю, что Баки.
– Какое блаженство – летать! – сказала она слабым голосом, прижимая ладони к вискам. – Я когда-нибудь смогу летать снова?
– Ты можешь принять обличье химеры, когда пожелаешь, – сказал Гарсег. – И сбросить его, когда пожелаешь.
Я увидел, что она не поняла, и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
– Древние эльфийские боги тоже бессмертны, – кивнул Гарсег. – Что станет с вашей душой, когда вы умрете?
Я попытался вспомнить.
– Она тоже умрет? – спросил он.
– Не думаю.
– Моя умрет. – Гарсег указал на химер. – И их души тоже. Вы плыли на корабле, сэр Эйбел. Что становится с ветром, когда ветер умирает?
Тут одна из химер громко завизжала, и я встал и пошел посмотреть, в чем там дело. Гарсег крикнул мне в спину:
– Это Ури или Баки?
Я не знал, но тут же пронзительно завопила другая, едва ее коснулся солнечный луч, так что ответ не имел значения. Они обе тряслись всем телом, судорожно разевали рты, и глаза их вылезали из орбит. Несколько мгновений я смотрел на них, а потом крикнул Гарсегу:
– Иди сюда, глянь! Крылья у них становятся меньше!
Он ничего не ответил, и я спросил:
– Ты идешь или нет?
Одна из химер пыталась что-то сказать. Язык у нее высовывался чуть не до самого брюха, но она все равно пыталась заговорить. Черная кожа лохмотьями сползала с нее, а под кожей виднелось ярко-красное тело. Мне невольно представилось охваченное пламенем полено. Когда шевелишь его палкой, с него опадает старая сгоревшая оболочка, и ты видишь алый огонь внутри.
– У них титьки! – крикнул я Гарсегу.
Да, у них были женские груди, а вот когти исчезли. И зубы больше не торчали из-под губ. Наконец я вернулся к Гарсегу.
– Им действительно страшно больно, – сказал я. – Что, сейчас все кончится?
Он отрицательно потряс головой.
– Все только началось.
– Я думал…
Он рассмеялся.
– Думать вам полезно – если только вы не станете доводить дело до крайности.
– Я люблю Дизири. Как же я могу любить ее, если я для нее бог?
– Оставаясь самим собой.
– Она никогда не поклонялась мне, и я не хотел бы, чтобы она поклонялась. Это я поклоняюсь ей.
Гарсег посмотрел на меня таким взглядом, каким обычно смотрела миссис Коллинз.
– Она тоже так считает, сэр Эйбел?
Прежде чем я успел ответить, одна из химер встала, только она больше не походила на химеру. Она была вся красная, и волосы у нее стояли дыбом, словно взметенные дующим снизу ветром. Она шаталась и лязгала зубами. Она смотрела прямо на нас, но явно нас не видела. А секунду спустя двинулась прочь нетвердой поступью.
– Она бросится с первой попавшейся скалы, – сказал Гарсег. – Попытается улететь обратно в Эльфрис. Вы остановите ее?
Я поднялся, без труда поймал бывшую химеру за руку и оттащил к дуриановому дереву.
– Ничего, если я положу ее в тени?
Гарсег кивнул, и я уложил ее в самое хорошее, на мой взгляд, место. Она вся была цвета новенького пенса, очень тоненькая и красивая.
Снова сев рядом с Гарсегом, я сказал:
– Вы знали, что это случится.
– Я боялся, что все будет хуже, что она умрет. Я до сих пор боюсь, как бы они обе не умерли, хотя сейчас такой исход уже менее вероятен.
– Однажды мы с Дизири плескались в воде… – сказал я.
Я вспомнил о том, как изменилась ступня Дизири, когда на нее упал солнечный луч. Но когда я произнес слова «в воде», Баки, по-видимому, услышала меня, поскольку вдруг попросила пить. Ручей протекал совсем близко, поэтому я набрал воды в ладони и принес ей.
– Вон там, – указал Гарсег пальцем, – вы найдете сосуд получше, коли вам надо. – Я принялся озираться по сторонам, а он сказал: – Под лаймовым деревом, где вас ждут и другие находки.
Оно находилось поодаль. Я спросил, присмотрит ли он за красными эльфийскими девушками, пока меня нет, и Гарсег ответил утвердительно.
Тогда мне казалось, что я в жизни не видел места прекраснее сада на крыше небоскреба. Джунгли, стремительно выросшие на новом острове в морских глубинах, тоже потрясали воображение, но сад был красивее, и я находился посреди него. Он изобиловал плодами и цветами.
Поначалу я не видел под ногами ничего, кроме травы, росшей вокруг лаймового дерева. Потом я увидел нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении выбеленными ребрами, берцовыми костями и тоненькими косточками ступней и кистей. Заметив череп, я шагнул к нему и наступил на зеленую стеклянную трубку. Я не раздавил ее, поскольку был босиком (и вообще голым). Я поднял трубку и вытащил из нее затычку. Внутри лежал плотно скрученный лист бумаги, который я вынул, чтобы разглядеть при солнечном свете.
Глава 25
ПУНКТ ПЕРВЫЙ
Когда я вернулся обратно к дуриановому дереву, эльфийские девы лежали на траве бок о бок, такие неподвижные (если не считать развевающихся волос), что я испугался, уж не умерли ли они. Я называю их эльфиискими девами, а не химерами, поскольку именно таковыми они теперь и были. В них ничего не осталось от химер. Убедившись, что они все еще дышат, я показал Гарсегу кубок, найденный под деревом, и спросил, о нем ли он говорил. Гарсег ответил утвердительно, и я спросил:
– Мне принести воды?
– Вреда от этого не будет, если только вы хорошенько его вымоете.
Подойдя к ручью, я старательно протер внутренние стенки кубка взятым со дна песком. Мутное грязное стекло вскоре засверкало. Тогда я тщательно ополоснул сосуд и набрал в него чистой холодной воды.
Я приподнял голову одной из эльфийских девушек – кажется, Ури – и поднес кубок к ее губам. Гарсег наблюдал за нами с совершенно бесстрастным лицом. Не улыбался, не хмурился – просто наблюдал.
– Когда солнечный свет упал на ногу Дизири, – сказал я, – она не почувствовала боли.
– И поэтому, – кивнул он, – вы решили, что можете притащить сюда Ури и Баки без вреда для них. Освободить от власти Сетра и вернуть им первозданное обличье. Я все понимаю. Но с чего вы взяли, что верхушка башни достигает вашего Митгартра?
– Ну, когда они схватили меня и понесли вверх, я решил, что они направляются именно в Митгартр, – сказал я. – Сперва я подумал, что они хотят просто убить меня, сбросив вниз с высоты, но они могли сделать это, и не поднимаясь выше. Поэтому я решил, что они тащат меня в свое гнездилище на самом верху башни, где я сумею разделаться с ними, когда они попытаются меня съесть. Только одна вдруг испугалась и отпустила мою ногу, а когда я сам справился со страхом, я задался вопросом, что это значит. Я вспомнил о солнечном свете и понял, что химера утрачивает способность летать, коли превращается обратно в эльфа. Только в Эльфрисе нет никакого солнца, поэтому если химера подумала, что мы приближаемся к солнцу, значит, мы приближались к Митгартру.
Тут Баки села. Тогда я не знал, кто именно из них сел, но сейчас знаю, что Баки.
– Какое блаженство – летать! – сказала она слабым голосом, прижимая ладони к вискам. – Я когда-нибудь смогу летать снова?
– Ты можешь принять обличье химеры, когда пожелаешь, – сказал Гарсег. – И сбросить его, когда пожелаешь.
Я увидел, что она не поняла, и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132