– Эта квартира немного дешевле, – сказала Розмари, будто она только и думала, что о практической стороне дела.
– Но, милая, здесь на одну комнату меньше, – ответил Ги.
Розмари некоторое время шла молча, а потом добавила!
– Зато она расположена в хорошем районе.
– Это точно, – согласился Ги. – Отсюда можно пешком дойти до любого театра.
Расчувствовавшись, Розмари забыла про свою практичность.
– Ги, давай согласимся! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Такая чудеснейшая квартира! Миссис Гардиния ею просто не занималась! Эту гостиную можно сделать… можно сделать такой красивой и уютной, и еще… ну, Ги, давай согласимся, ладно?
– Ну, разумеется, – ответил Ги, – если сумеем отвертеться от первой.
Розмари быстро схватила его за локоть.
– Сумеем! Ты что-нибудь придумаешь, я знаю, у тебя выйдет.
Ги позвонил из телефонной будки миссис Кортез, а Розмари стояла рядом и пыталась по губам догадаться, о чем он говорит. Миссис Кортез дала им срок до трех часов. Если до этого времени они не подтвердят свое решение, то она предложит квартиру следующим из списка очередников. Они зашли в русскую чайную и заказали кровавую Мэри и жареного цыпленка с зеленью и черным хлебом.
– Скажи, что я заболела и должна лечь в больницу, – предложила Розмари.
Но это звучало неубедительно и казалось не слишком серьезным поводом для отказа от квартиры. Вместо этого Ги придумал целую историю о том, что его пригласили играть в пьесе «Хвастун» и он должен отправиться вместе со всей труппой во Вьетнам и Корею. Актер, занятый в роли Плана, сломал бедро, и если Ги не сможет его заменить (а Ги случайно знает эту роль наизусть), то турне придется отложить по крайней мере на две недели. А это будет позором: в то время, как наши славные ребята сражаются с погаными коммунистами и умирают… Жена же его в это время переедет к своим родственникам в Омаху…
Он повторил легенду дважды и отправился искать телефон.
Медленно потягивая напиток, Розмари под столом скрестила пальцы левой руки наудачу. Она думала о квартире на Первой авеню, которая ей не нравилась, и мысленно перебирала все ее преимущества: новая светлая кухня, машина для мытья посуды, окна на речку, центральное кондиционирование.
Официантка принесла цыпленка и хлеб.
Мимо прошла беременная женщина в ярко-синем платье. Розмари внимательно посмотрела на нее. Женщина была уже на шестом или седьмом месяце. Она весело переговаривалась через плечо с пожилой дамой, нагруженной свертками, очевидно, со своей матерью.
Кто-то помахал Розмари из противоположного угла. Она увидела рыжую девушку, которая пришла работать на радиостанцию незадолго до того, как Розмари уволилась. Розмари ответила ей. Девушка что-то сказала, выразительно вытягивая губы, но так как Розмари не поняла, та повторила еще раз. Мужчина, стоявший рядом с девушкой, оглянулся на Розмари. У него было худое бледное лицо.
И вот появился Ги, высокий и красивый. Он пытался скрыть улыбку, но удача сквозила в каждом его движении.
– Да? – спросила Розмари, как только он сел.
– Да! – выдохнул он. – Соглашение ликвидировали, вступительный взнос нам вернут. Миссис Кортез ждет нас в два часа.
– Ты ей позвонил?
– Да.
Рыжая девушка подошла к ним. Она раскраснелась, глаза ее сияли.
– Я всегда знала, что вы будете прекрасной парой, – сказала она. – Вы выглядите просто замечательно. Розмари, пытаясь вспомнить ее имя, засмеялась.
– Спасибо. У нас сейчас праздник. Мы только что получили квартиру в Брэмфорде!
– В Брэме? – изумилась девушка. – Я схожу по нему с ума! Если когда-нибудь вы будете оттуда съезжать, то я первая на очереди, и не забудьте об этом! Я мечтаю об этих ужасных горгулиях и прочих кошмарах, сползающих прямо с окон.
Глава 2
Как ни странно, Хатч попытался убедить их не переезжать в Брэмфорд, который, по его словам, был «опасной зоной».
Когда Розмари впервые оказалась в Нью-Йорке в июне 1962 года, она поселилась в квартире на Лексингтон авеню с подругой из Омахи и еще двумя девушками из Атланты. Хатч был их соседом, и хотя он всячески отпирался от роли названого отца всем четверым («уже, слава Богу, вырастил своих двоих, и хватит с меня»), тем не менее только он приходил на помощь в самые ответственные моменты. Например, когда начался пожар и Дженни чуть не задохнулась в дыму. Звали его Эдвард Хатчинс, был он англичанином пятидесяти четырех лет и под тремя разными псевдонимами написал три приключенческих романа для детей.
Для Розмари он стал не только другом, но и духовным наставником. В ее семье было шестеро детей, из которых Розмари – самая младшая; остальные уже женились или вышли замуж, и поселились рядом с родителями. В Омахе Розмари оставила сердитого, вечно что-то подозревающего отца, молчаливую мать и возмущенных ее поведением братьев и сестер. (Только второй по старшинству брат, Брайан, который изрядно выпивал, сказал: «Валяй, Рози, делай все, что взбредет тебе в голову», – и незаметно передал ей пакет, в который вложил восемьдесят пять долларов.) В Нью-Йорке Розмари сразу почувствовала себя виноватой и эгоистичной, и именно Хатч «встряхнул» ее при помощи крепкого чая и разговоров о родителях, детях и чувстве долга перед самим собой. Она задавала ему даже такие вопросы, которые никогда бы не осмелилась произнести в церкви. Хатч направил ее в университет прослушать вечерний курс по философии. «Я сделаю герцогиню из этой цветочницы», – сказал он тогда, и Розмари довольно остроумно ответила ему:
«Валяйте!» Теперь раз в месяц Розмари и Ги обедали с Хатчем либо у них дома, либо, когда наступала его очередь приглашать, в ресторане. Ги считал, что Хатч – довольно скучный человек, но старался быть с ним на дружеской ноге: ведь Розмари, помимо всего прочего, была двоюродной сестрой писателя-драматурга Раттигана, с которым и сам Хатч переписывался. А Ги знал, что такие родственные связи иногда играют решающую роль в карьере актеров. В четверг, после осмотра квартиры, Розмари и Ги обедали с Хатчем «У Клюбе» – в небольшом немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. Миссис Кортез попросила их достать три рекомендации, и Хатч оказался одним из рекомендующих. Он уже получил от миссис Кортез письмо-запрос и успел ответить на него.
– Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или любите копаться в помойках, – сказал он, – или что-нибудь подобное, что приводит в ужас владельцев домов. Они спросили, почему.
– Не знаю, – задумчиво произнес он, намазывая маслом булочку, – но в начале века у Брэмфорда была плохая репутация. – Он посмотрел на них и, поняв, что они ничего об этом не знают, продолжил (у него было широкое светлое лицо, выразительные голубые глаза и жидкие черные волосы, зачесанные наискосок поверх проплешины):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51