– Но я не хотел пропускать эту ночь.
– Можно было сделать это утром или сегодня ночью. Вчерашняя ночь – это одно мгновение по сравнению с целой неделей. Но даже если бы это была единственная ночь…
– Я подумал, что ты будешь не против, – сказал он и провел ей по спине указательным пальцем. Она отпрянула.
– Этим надо заниматься вместе, а не так: один бодрствует, а другой спит. Впрочем, наверное, я не права. – Розмари встала и пошла к шкафу за халатом.
– Прости, что я тебя оцарапал. Я ведь и сам был немного навеселе.
Розмари приготовила завтрак, потом, когда Ги ушел, вымыла посуду и навела порядок на кухне. Она раскрыла настежь окна в гостиной и спальне – после растопки камина в воздухе еще держался запах горелой бумаги, – убрала кровать, пошла в душ и долго стояла под ним, включив сначала горячую воду, а потом, сделав ее довольно прохладной, – без шапочки, неподвижная, Розмари ждала, когда наконец у нее прояснится в голове, все встанет на свои места, и можно будет делать какие-то выводы и заключения.
Ги говорил, что вчера была «опасная» ночь. Тогда, может быть, в данный момент она уже беременна? Как ни странно, ей было все равно. Розмари чувствовала себя несчастной, даже если это и глупо. Ги воспользовался ее телом без ее ведома и согласия, просто одним телом без разума (как «некрофил»), а не полностью ею – человеком, и при этом вел себя грубо, даже поцарапал. От этого все тело ныло, и в результате ей приснился такой кошмар. Она почти видела те узоры, которые Роман выводил у нее на животе своей черной палочкой, погруженной в красное. Розмари возмущенно и яростно терла свою кожу губкой. Правда, он сделал это из самых чистых побуждений, – чтобы у них был ребенок; правда также и то, что он был выпивши, но она всегда думала, что никакие побуждения и никакие коктейли в мире не заставят его сделать это – взять ее тело без души, без сознания, без ее «Я» – без того, что он в ней в общем-то любит. Теперь, оглядываясь на прошедшие недели и месяцы, Розмари начала вспоминать кое-какие тревожные симптомы, на которые раньше не обращала внимания. Ей казалось, что он уже не так сильно любит ее, в памяти всплыли замеченные ею несоответствия между тем, что он говорил, и тем, что чувствовал на самом деле. Не следует также забывать, что он актер, а кто может сказать наверняка, когда актер играет, а когда – нет?
Да, одним душем такие мысли не смыть. Она выключила воду и отжала волосы.
Розмари собралась в магазин и по дороге позвонила в дверь Кастиветам, чтобы отдать назад стаканы из-под мусса.
– Ну, как он тебе понравился, дорогая? – спросила Минни. – По-моему, я положила туда слишком много какао.
– Очень вкусно, – ответила Розмари. – Я потом запишу рецепт.
– Хорошо. Ты идешь за покупками? Ты мне не сделаешь одолжение? Купи, пожалуйста, шесть яиц и маленькую баночку растворимого кофе. Деньги я потом отдам.
А то я не люблю ходить в магазин за одной или двумя покупками.
Теперь между ней и Ги появилась настоящая пропасть, но он этого, казалось, не замечал. Пьесу начинали репетировать первого ноября. Она называлась «Мы с вами раньше не встречались?», и Ги теперь подолгу занимался ролью. Для этого нужно было научиться пользоваться костылями и палкой. Кроме того, он часто ездил в район Хай-бридж в Бронксе, где должны были проводиться съемки для телевидения. Большую часть вечеров они проводили в компании друзей, а когда им приходилось оставаться вдвоем, они заводили разговоры на нейтральные темы: о мебели, о забастовке, о телепередачах, и при этом пытались быть естественными. Они ходили на предварительной просмотр музыкальной пьесы, на новый фильм, на разное вечеринки и даже попали к своему приятелю на открытие выставки созданных им металлоконструкций. Ги, казалось, вообще больше на нее не смотрел, а только в сценарий своей пьесы, на экран телевизора или на кого-нибудь другого. Он ложился спать поздно, но засыпал раньше ее. Однажды он снова пошел к Кастиветам послушать рассказы Романа, а Розмари осталась дома одна и смотрела телевизор.
На следующее утро за завтраком она не выдержала.
– Тебе не кажется, что нам пора поговорить?
– О чем? – удивился Ги.
Она пристально посмотрела на него: он на самом деле ничего не понимал.
– О разговорах, которые мы с тобой ведем…
– Что ты имеешь в виду?
– И о том, как ты начал на меня смотреть.
– О чем ты вообще говоришь? – не понял он. – Ну, я смотрю на тебя, и что?
– Нет, не смотришь.
– Смотрю. Дорогая, что случилось?
– Ничего. Ерунда.
– Нет, не говори так. Что тебя беспокоит?
– Да ничего, пустяки все это.
– Ну послушай, милая, я знаю, что я сейчас слишком занят своей ролью, костылями и прочим, так ты из-за этого? Но ведь, Ро, это же все очень важно, понимаешь? Если я теперь не так часто приковываю к тебе долгие страстные взгляды, то это совсем еще не значит, что я перестал тебя любить. Нужно же думать и о работе. – Это прозвучало очаровательно и искренне: такая роль у него уже была – он играл ковбоя в пьесе «Автобусная остановка».
– Ну, ладно, – сказала Розмари. – Извини, что я к тебе пристала.
– Ты? Ты совсем не приставала.
Он перегнулся через стол и поцеловал ее.
У Хатча был домик недалеко от Брустера, где он проводил иногда выходные. Розмари позвонила ему и, спросила, можно ли ей пожить там дня три или четыре, а может и целую неделю.
– Ги разучивает новую роль, – объяснила она. – И мне сейчас лучше куда-нибудь уехать.
– Конечно, – ответил Хатч, и Розмари поехала за ключом к нему на квартиру на пересечении Лексингтон авеню и Двадцать четвертой улицы.
Сначала она заглянула в закусочную – здесь все постоянные посетители были знакомы ей с давних пор, – а потом поднялась к Хатчу. Квартира у него была маленькая и темная, но всегда в идеальном порядке. На стене висела фотография Уинстона Черчилля с его собственноручным автографом, а под ней стоял диван, принадлежавший некогда самой мадам Помпадур. Хатч сидел босой между двумя журнальными столиками, на которых стояли пишущие машинки и лежали груды бумаг. Он, как обычно, писал сразу две книги: переходил ко второй, когда возникали затруднения с первой, и возвращался к первой, когда заходил в тупик со второй.
– Я очень хочу туда поехать, – сказала Розмари, присаживаясь на диван мадам Помпадур. – Я поняла недавно, что никогда еще в жизни не оставалась совсем одна больше, чем на несколько часов, вот в чем дело. Как подумаю, что у меня впереди целых три или четыре дня!..
– Будет время посидеть спокойно и поразмышлять, кто же я такая на самом деле, что уже сделано и что еще предстоит, – с иронией продолжил за нее Хатч.
– Точно! – засмеялась Розмари.
– Ну ладно, не выдавливай из себя улыбку. Он что, лампой тебя ударил?
– Ничем он меня не ударял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51