- Значит, у нас все гении?
- Все - обыкновенные гении, - в тон ему сказал я.
- Ну, серьезно. - И Рыж проглотил улыбку, сразу стал серьезным.
- Хорошо, серьезно. Я не очень в этом разбираюсь, потому что не очень интересовался, как учились в прошлом веке, но знаю, что тогда люди использовали лишь половину мощности своей памяти. Потом была вторая машинная революция. Это очень сложно - десятки отраслей биологии, медицины, кибернетики... Проще будет сказать, что все науки всерьез взялись воспитывать и растить человека.
Тут я поймал себя на мысли, что еще чуть-чуть, и я начну говорить красивую речь и никогда не остановлюсь. Я рассердился и заорал:
- Да что ты, в самом деле, пристал ко мне, Рыж! Разве тебя мало гоняют на уроках?
- Гоняют! - обрадовался Рыж. - Еще как! А потом мы все равно боремся! Давай?
- Давай.
Мы колесом покатились по полу, и когда он уселся на мне верхом, то спросил:
- Просишь пощады?
- Пощады?..
- Ах ты! - закричал он, и мы покатились опять. Теперь он был внизу. Тихо! - приказал он шепотом.
Музыка. Тихая, но нарастающая, притягательная. Мы вскочили, распахнули дверь - звуки стали сильнее. Бросились через просторный зал, цокая по белым плиткам. Остановились, не решаясь распахнуть дверь в комнату Карички.
Там, за этой дверью, все было другое: там звучала музыка. Нам казалось, что за этой дверью тени ночных видений, невесомость лунного света, осторожность животных, таинство глубин - все жило своей чуткой жизнью, пока не ворвался ветер; он смешал земли, и воды, и звезды, растер все в молекулы, оставил хаос, улегся... и вдруг - там, за дверью, взошло солнце и из земли поднялся чистый зеленый листок...
Не знаю, так ли было это. Музыка смолкла, и мы тихо ушли, не сказав Каричке, что подслушивали ее игру.
- Иногда я смотрю, она ходит по саду, - рассказывает Рыж. - Ходит, ходит, ну - ничего не делает. Но я хитрый, наблюдаю. Ходит она, ходит, шмеля поймает, послушает, а он гудит в кулаке и не кусает. А потом, знаешь, запрется и сочиняет. Это точно - сочиняет. А меня хоть на веревке води, я ничего не придумаю.
Мы поднялись на крышу. Ночь была ясная. Самая чистая, самая точная звездная карта висела у нас над головой. Рыж знал ее хорошо. Он называл звезды, большие, и маленькие, и даже те, которые я не видел. Может, он фантазировал? Я заглянул в его лицо. Нет, он не обманывал: щурил глаза, вглядывался, искал и находил.
Он смотрел на черно-белую, самую точную карту неба и видел цветные звезды - голубые, как лед, белые, как электрическая лампочка, оранжевые, как апельсины, красные, как глаз маяка. Так рано утром луч солнца пробегает по серой земле и возвращает миру все краски жизни.
- Рыж, а какая Земля с Марса?
Он мгновенно перенесся на Марс, расставил пошире ноги на ржавом песке, задрал голову.
- Зеленая звездочка. По блеску - как Юпитер с Земли.
- А что тебе, Рыж, больше всего нравится там? - Я боднул ночное небо.
- Там? - Он задумался. - Солнце, когда затмение...
- Крылатое Солнце!
Я увидел его: черный круг Луны и размашистые золотые крылья.
- Так говорили жрецы, - сказал Рыж.
- В самом деле, откуда строители египетских пирамид могли знать про электроны? Ты прав, Рыж. Скажем так: солнечная электронная корона. Ты не возражаешь против короны?
- Нет.
- А против чего ты возражаешь?
- Что двадцать первый век уже кончился, как говорят некоторые.
- А ты как думаешь?
- Еще посмотрим!
Рыж, мой Рыж, доктор техники. Ты прав, мы уже не вернемся в темный мирок свечи, как не вернемся в прошлое. Даже если вокруг сомкнется пространство, никогда не станем первобытными людьми. Не забудем электричество и плазму, древних греков и создателя единой теории поля. Даже грязный атомный гриб не забудем. Не разучимся говорить на едином языке людей Земли, не разучимся управлять облаками. Мы всегда будем знать стихи, формулы, музыку. И весь этот мир, вся история Земли - в тебе, Рыж, живут в любой твоей клетке, зовут жить дальше. Я вижу это по твоим сияющим глазам, Рыж.
А как узнать, что будет со мной?
Раньше гадали по звездам. Но ведь это предрассудок: звезды молчат.
6
Мы не влетели в окно, а вошли в парадную дверь больницы и поднялись в комнату Карички.
По дороге Рыж обличал себя:
- Мы рассуждали ошибочно. Ну, когда мама спрашивает: куда я иду, а я говорю: никуда. Ведь я просто не знаю своей цели - и все.
- Правильно, Рыж. Это теорема кибернетики: если мы обрабатываем определенную информацию и обладаем знаниями о цели, то число действий сокращается до квадратного корня от всех операций.
- А утром, когда ты позвал, я знал цель. - Рыж порозовел от признания.
Я обнял его за плечи.
- Рыж, - сказал я серьезно, - я помню всегда: ты выручишь в трудную минуту.
- Чего ж тут трудного?
- Понимаешь, я боялся, что Каричка серьезно больна, и потому спешил.
Нет, не те слова! Как невозможно иногда сказать точно! Даже Рыжу, верному, понимающему Рыжу, не смог бы я объяснить, что боялся увидеть равнодушное лицо. Как тогда, в Студгородке, когда смертельно бледный принц датский посмотрел на меня в упор и отвернулся. Что было тогда с Каричкой? Захватила ее всю острая боль Гамлета? Или сковал леденящий свет грязно-белого пятна, подкравшегося в темноте?
...Я вспомнил, как на Совете все вдруг умолкли, посерьезнели, едва стала говорить Мария Тауш. Она провела на лунной станции много лет, узнала полное одиночество - вдали от всех, когда метеором убило ее мужа. Можно только молчать, когда видишь такое лицо, красивое и почти прозрачное, а потом улететь на Марс, найти там жесткую губку с колючками - цветок по марсианским понятиям, - назвать этот цветок "маритауш". Так было. Но лучше б не было. Трудно смотреть в такие глаза.
Мы торжественно вошли в дверь, и я уже не боялся увидеть равнодушное лицо. Каричка причесывалась у окна.
- Я сейчас, - сказала она.
У ее ног стоял глиняный кувшин с цветами. Таких цветов я никогда не видел: каждую ветку венчал пушистый белый шар, слепленный из тысяч колокольчиков; горшок словно кипел, выдувая молочную шапку пены.
- Что это? - спросили мы с Рыжем одновременно.
- Это? - Каричка равнодушно пожала плечом. - Это сирень...
Но глаза ее хитро блеснули. Она расхохоталась.
- Я сама ахнула, когда увидела, - созналась Каричка. - Это принес Ипатий Нилович. Который прогнал вас.
- Белый халат? - удивился я, а Рыж только свистнул.
- Ага. У него на крыше сад.
- Эх, Рыж, не догадались мы подняться выше!
- Хватит вам летать, - серьезно сказала Каричка. - Только падаете да разбиваетесь.
- У меня нет ни одного синяка!
- Точно, я видел, - подтвердил Рыж.
А она вдруг села и вздохнула:
- Я плохая колдунья, Март.
Глаза ее стали печальными. И я принялся убеждать, что все шло хорошо и я обязательно пришел бы первым, если б не это проклятое облако. Рыж тоже разгорячился, уселся верхом на стуле и, перебивая нас, показывал, как я летел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49