Сердце кровью обливается! Я смотрю на вас и – плачу, плачу, плачу! – В этом месте она вытерла рукой совсем сухие глаза. – Плачу, плачу, плачу! Ходите в такую жару по стройкам, а зачем? Здоровье у вас плохое, нервы растрепаны этой ужасной руководящей работой… А зачем? Я вас спрашиваю: зачем? Сидели бы дома, наслаждались бы покоем. У вас же персональная пенсия…
«Вот что значит уйти на пенсию!» – подумал Егор Ильич, донельзя удивленный и тоном мадам Гоголевой, и тем, что она осмелилась вторгнуться в его комнату, и тем, что назвала его «дорогой сосед». Она здорово осмелела, эта мадам Гоголева, и, конечно, потому, что он стал пенсионером. Два месяца назад, когда Егор Ильич был управляющим трестом, мадам Гоголева не решалась входить в его комнату и называть его «дорогой сосед». Она проходила мимо его двери на цыпочках и почтительным шепотом называла его товарищ Егор Ильич Сузун, иногда добавляя – глубокоуважаемый.
– Какое вам дело до моей персональной пенсии? – строго спросил Егор Ильич и так посмотрел на мадам Гоголеву, что она живо откланялась.
После этого Егор Ильич объявил мадам Гоголевой войну.
И все-таки Гоголевы не были настоящими недругами!
Сейчас, поднимаясь к себе, Егор Ильич думает об этом. Да, он трезво отдает себе отчет в том, что мадам Гоголева – недруг низшего сорта, но это не означает, что он должен совершенно отстраниться от борьбы с ней. У него отличное настроение – дело в том, что, поднимаясь наверх, он готовит новую каверзу мадам Гоголевой.
Каверза продумана Егором Ильичом до малейших подробностей, в ней сочетается знание психологии, привычек и нравов мадам Гоголевой с трезвым расчетом умудренного опытом человека. В плане каверзы учтены время, место и действие. Он подойдет к квартире Гоголевых, нажмет кнопку звонка и сейчас же шмыгнет в свою дверь. Вот тогда и начнет действовать единство места и времени!
Когда раздастся звонок, мадам Гоголева побледнеет. Кто может звонить в такое время, когда все дома? Не иначе как гости! А гости – это божья напасть! Надо открывать холодильник, доставать консервы, бежать в магазин за вином – одним словом, разоряться, а потом смотреть, как незваные гости поедают консервы и колбасы, пьют вино, и делать доброе лицо, и приглашать есть и пить, пить и есть.
За одно то, что мадам Гоголева побледнеет, подумав о гостях, можно много дать. Потому Егор Ильич кошачьей походкой, чуточку высунув язык, подходит к дверям своей квартиры, заранее открывает, чтобы можно было бесшумно шмыгнуть, затем, передохнув, улыбнувшись от переизбытка чувств, нажимает кнопку звонка. Сразу же после этого он юркает в свою дверь и затаивается.
Егор Ильич прислушивается и впервые в жизни радуется тому, что в домах тонкие стены. Раньше по этому поводу он сокрушался, писал в министерства и ЦК, а вот теперь рад стенам. «Все имеет свои хорошие стороны!» – посмеивается Егор Ильич, слушая шаги мадам Гоголевой.
Происходящее Егор Ильич рисует себе с необычной ясностью – он словно видит наяву: вот мадам Гоголева подходит к двери, бледнеет, поворачивается к мужу и грозит ему громадным кулаком: «Твои гости! У, ирод!», потом машет перед его носом пальцем-колбаской и шепчет трагическим голосом: «Скройся, ирод! Я скажу, что тебя нет дома, а сама притворюсь больной!» Ликующий Егор Ильич слышит, как медленно скрипит замок, как мадам Гоголева нерешительно открывает его. Он выжидает еще ровно полсекунды, а потом быстро распахивает свою дверь.
– Кто здесь? – весело спрашивает Егор Ильич и как бы от удивления таращит глаза. – Странно, кто-то позвонил, а никого нет… Это не вы, товарищ Гоголева?
Но мадам Гоголева не видит Егора Ильича: обрадованная тем, что нет никаких гостей, она расплывается в умилительной улыбке, счастливая, всплескивает руками от восторга.
– Хулиганство! – возмущенно произносит Егор Ильич, и только после этого мадам Гоголева замечает его.
– Ах, Егор Ильич! Добрый вечер, Егор Ильич… – поет она. – Я знаю, кто это! Это хулиганят дети среднего возраста!
– Устранить! – страшно поведя усами, решает он. – Немедля устранить детей среднего возраста. Вы не беспокойтесь – это дело я возьму на себя.
Возвращаясь в квартиру, Егор Ильич все еще свирепо поводит усами, шепчет: «Устранить!» – и чувствует небывалый восторг. С ним сравниться могут только детские воспоминания, в которых он видит себя ворующим сладкие вишни у соседа-кулака. Они были очень вкусными, эти кулацкие вишни. Егор Ильич вваливается в комнату и начинает никчемный разговор с Зинаидой Ивановной.
– Жара на улице страшная! – удивляется он. – Такой жары сто лет не было!
Зинаида Ивановна помалкивает. Тогда Егор Ильич делает серьезное лицо, глубокомысленно морщит лоб и задумчиво говорит:
– Друг был у меня! Вот так же все время молчал да молчал. А потом и говорит: «Что это я все время молчу? Сам не понимаю!»
– Врач был, Егор! – тихо откликается Зинаида Ивановна. – Очень рассердился, что тебя нет. «Если, говорит, так будет продолжаться, то… Я, говорит, откажусь лечить его».
Зинаида Ивановна поднимает голову – у нее печальные, затуманенные глаза.
– Ну, Зина, Зина!..
Он хочет обнять ее за плечи, но жена вырывается.
– Егор, надо серьезно подумать о здоровье!
Шесть часов сорок минут
Егор Ильич любит чай. Он пьет чай с толком, вкусом и расстановкой – удобно устраивается на стуле, расстегивает тугой ворот рубашки, ноги кладет на маленькую скамеечку. Егор Ильич владеет отдельным стаканом с резным подстаканником, и это самая дорогая вещь из всех принадлежащих ему. Подстаканник позолочен, а сбоку написано: «Егору Ильичу Сузуну от друзей в день сорокалетия Октября». Подстаканник Егор Ильич бережет. После чаепития он сам протирает его мягкой тряпочкой и прячет в укромное местечко.
За чаем Егор Ильич ведет длинные философские разговоры. Собственно, все серьезные и важные мысли, обобщения Егор Ильич продумывает и изрекает именно за чаем. А когда же еще! В другое время дня и ночи Егору Ильичу некогда философствовать. Правда, в постели, перед тем как уснуть, Егор Ильич зачастую далеко за полночь размышляет о разном, в особенности о том, что он не хочет взваливать на плечи других.
Сегодня, находясь под впечатлением разговоров о визите врача, Егор Ильич настроен особенно философски. Прихлебывая чай и жмурясь от удовольствия, он ведет неторопливый вдумчивый разговор.
– Когда человек бывает больным? – спрашивает он и отвечает: – Человек бывает больным тогда, когда начинает думать о своих болезнях… Это раз! Во-вторых, скажу тебе, Зинаида свет Ивановна, человек бывает больным тогда, когда у него слабый дух. А как же, а как же, голубушка!.. У человека здорового духом – здоровое тело! Ты думаешь, пословица только в одну сторону действует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
«Вот что значит уйти на пенсию!» – подумал Егор Ильич, донельзя удивленный и тоном мадам Гоголевой, и тем, что она осмелилась вторгнуться в его комнату, и тем, что назвала его «дорогой сосед». Она здорово осмелела, эта мадам Гоголева, и, конечно, потому, что он стал пенсионером. Два месяца назад, когда Егор Ильич был управляющим трестом, мадам Гоголева не решалась входить в его комнату и называть его «дорогой сосед». Она проходила мимо его двери на цыпочках и почтительным шепотом называла его товарищ Егор Ильич Сузун, иногда добавляя – глубокоуважаемый.
– Какое вам дело до моей персональной пенсии? – строго спросил Егор Ильич и так посмотрел на мадам Гоголеву, что она живо откланялась.
После этого Егор Ильич объявил мадам Гоголевой войну.
И все-таки Гоголевы не были настоящими недругами!
Сейчас, поднимаясь к себе, Егор Ильич думает об этом. Да, он трезво отдает себе отчет в том, что мадам Гоголева – недруг низшего сорта, но это не означает, что он должен совершенно отстраниться от борьбы с ней. У него отличное настроение – дело в том, что, поднимаясь наверх, он готовит новую каверзу мадам Гоголевой.
Каверза продумана Егором Ильичом до малейших подробностей, в ней сочетается знание психологии, привычек и нравов мадам Гоголевой с трезвым расчетом умудренного опытом человека. В плане каверзы учтены время, место и действие. Он подойдет к квартире Гоголевых, нажмет кнопку звонка и сейчас же шмыгнет в свою дверь. Вот тогда и начнет действовать единство места и времени!
Когда раздастся звонок, мадам Гоголева побледнеет. Кто может звонить в такое время, когда все дома? Не иначе как гости! А гости – это божья напасть! Надо открывать холодильник, доставать консервы, бежать в магазин за вином – одним словом, разоряться, а потом смотреть, как незваные гости поедают консервы и колбасы, пьют вино, и делать доброе лицо, и приглашать есть и пить, пить и есть.
За одно то, что мадам Гоголева побледнеет, подумав о гостях, можно много дать. Потому Егор Ильич кошачьей походкой, чуточку высунув язык, подходит к дверям своей квартиры, заранее открывает, чтобы можно было бесшумно шмыгнуть, затем, передохнув, улыбнувшись от переизбытка чувств, нажимает кнопку звонка. Сразу же после этого он юркает в свою дверь и затаивается.
Егор Ильич прислушивается и впервые в жизни радуется тому, что в домах тонкие стены. Раньше по этому поводу он сокрушался, писал в министерства и ЦК, а вот теперь рад стенам. «Все имеет свои хорошие стороны!» – посмеивается Егор Ильич, слушая шаги мадам Гоголевой.
Происходящее Егор Ильич рисует себе с необычной ясностью – он словно видит наяву: вот мадам Гоголева подходит к двери, бледнеет, поворачивается к мужу и грозит ему громадным кулаком: «Твои гости! У, ирод!», потом машет перед его носом пальцем-колбаской и шепчет трагическим голосом: «Скройся, ирод! Я скажу, что тебя нет дома, а сама притворюсь больной!» Ликующий Егор Ильич слышит, как медленно скрипит замок, как мадам Гоголева нерешительно открывает его. Он выжидает еще ровно полсекунды, а потом быстро распахивает свою дверь.
– Кто здесь? – весело спрашивает Егор Ильич и как бы от удивления таращит глаза. – Странно, кто-то позвонил, а никого нет… Это не вы, товарищ Гоголева?
Но мадам Гоголева не видит Егора Ильича: обрадованная тем, что нет никаких гостей, она расплывается в умилительной улыбке, счастливая, всплескивает руками от восторга.
– Хулиганство! – возмущенно произносит Егор Ильич, и только после этого мадам Гоголева замечает его.
– Ах, Егор Ильич! Добрый вечер, Егор Ильич… – поет она. – Я знаю, кто это! Это хулиганят дети среднего возраста!
– Устранить! – страшно поведя усами, решает он. – Немедля устранить детей среднего возраста. Вы не беспокойтесь – это дело я возьму на себя.
Возвращаясь в квартиру, Егор Ильич все еще свирепо поводит усами, шепчет: «Устранить!» – и чувствует небывалый восторг. С ним сравниться могут только детские воспоминания, в которых он видит себя ворующим сладкие вишни у соседа-кулака. Они были очень вкусными, эти кулацкие вишни. Егор Ильич вваливается в комнату и начинает никчемный разговор с Зинаидой Ивановной.
– Жара на улице страшная! – удивляется он. – Такой жары сто лет не было!
Зинаида Ивановна помалкивает. Тогда Егор Ильич делает серьезное лицо, глубокомысленно морщит лоб и задумчиво говорит:
– Друг был у меня! Вот так же все время молчал да молчал. А потом и говорит: «Что это я все время молчу? Сам не понимаю!»
– Врач был, Егор! – тихо откликается Зинаида Ивановна. – Очень рассердился, что тебя нет. «Если, говорит, так будет продолжаться, то… Я, говорит, откажусь лечить его».
Зинаида Ивановна поднимает голову – у нее печальные, затуманенные глаза.
– Ну, Зина, Зина!..
Он хочет обнять ее за плечи, но жена вырывается.
– Егор, надо серьезно подумать о здоровье!
Шесть часов сорок минут
Егор Ильич любит чай. Он пьет чай с толком, вкусом и расстановкой – удобно устраивается на стуле, расстегивает тугой ворот рубашки, ноги кладет на маленькую скамеечку. Егор Ильич владеет отдельным стаканом с резным подстаканником, и это самая дорогая вещь из всех принадлежащих ему. Подстаканник позолочен, а сбоку написано: «Егору Ильичу Сузуну от друзей в день сорокалетия Октября». Подстаканник Егор Ильич бережет. После чаепития он сам протирает его мягкой тряпочкой и прячет в укромное местечко.
За чаем Егор Ильич ведет длинные философские разговоры. Собственно, все серьезные и важные мысли, обобщения Егор Ильич продумывает и изрекает именно за чаем. А когда же еще! В другое время дня и ночи Егору Ильичу некогда философствовать. Правда, в постели, перед тем как уснуть, Егор Ильич зачастую далеко за полночь размышляет о разном, в особенности о том, что он не хочет взваливать на плечи других.
Сегодня, находясь под впечатлением разговоров о визите врача, Егор Ильич настроен особенно философски. Прихлебывая чай и жмурясь от удовольствия, он ведет неторопливый вдумчивый разговор.
– Когда человек бывает больным? – спрашивает он и отвечает: – Человек бывает больным тогда, когда начинает думать о своих болезнях… Это раз! Во-вторых, скажу тебе, Зинаида свет Ивановна, человек бывает больным тогда, когда у него слабый дух. А как же, а как же, голубушка!.. У человека здорового духом – здоровое тело! Ты думаешь, пословица только в одну сторону действует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25