Он, конечно, узнал Прончатова и Анисимова, но виду не показал — милиционер сделал строгие глаза, проведя пальцами по портупее, строго откашлялся, но вдруг расплылся в родственной улыбке.
— Кого я вижу! — пророкотал он. — Олег Олегович, Николай Иванович, с приездиком!
Зная до мелочей, что за этим последует, директора рассмеялись. Радуясь, оглаживая Прончатова и Анисимова родственными глазами, милиционер прикрыл могучим телом дверь, протянув руки к нагрудному карману Прончатова, сказал ласково:
— Партбилетик!
— Петрович, — включившись в игру, удивленно сказал Анисимов. — Это ведь бюрократизм! Ты же знаешь нас!
— Знать-то знаю, — привычно ответил милиционер, — но жизнь, товарищи, сложная штука. Сегодня ты директор сплавконторы, а завтра ты нетрудоустроенный гражданин!
После этих слов улыбаться не полагалось, и директора одновременно вздохнули. Хорошим актером был директор Прончатов и сыграл сложное — опустил печально голову, прикрыл грустной поволокой глаза, но надежда светлым лучом проглядывала сквозь тоскующие черты.
— Да-е! — вздохнул он. — Жизнь, жизнь!
Поднявшись на второй этаж, они пошли по длинному пустому коридору. Ни звука не проникало сквозь твердые двери, которые не хлопали, открываясь и закрываясь, никто суетливо не бежал навстречу, никто не обгонял идущих. Толст и пушист, лежал ковер под ногами, мощно стояли возведенные купцами стены. В тишине торжественности шли по коридору Прончатов с Анисимовым, пока не остановились перед высокой дубовой дверью с золотой табличкой «Зал заседаний», за которой находился еще не сам зал, а так называемый «предбанник».
В последний раз переглянувшись, они вошли в «предбанник», молча огляделись и слегка кому-то покивали гордыми головами.
— Так! — неопределенно произнес директор Анисимов.
— Так-с! — в тон ему сказал директор Прончатов.
Они вошли в «предбанник» так, как могут войти в него директора двух самых крупных сплавконтор в области, те самые директора, которые вслед за первым секретарем обкома партии подписывают рапорты в ЦК КПСС. Директора Прончатов и Анисимов — это были те самые люди, которые производят материальные ценности группы "А", от которых зависит в какой-то степени судьба этой северной лесной области. Прончатов и Анисимов вошли в «предбанник» так, как могли войти люди, знающие себе цену, но и ценящие партийную власть: Прончатов и Анисимов признавали и утверждали руководящую роль партии в строительстве социализм а и коммунизма.
— Здоровеньки булы! — еще немного помолчав, сказал Анисимов людям, сидевшим в «предбаннике».
— Здравствуйте, здравствуйте! — приветствовал их Прончатов.
Большие часы показывали ровно одиннадцать, и к директорам торопливо подошел помощник первого секретаря. Нагнувшись к уху Прончатова, он шепнул: «Вас вызывают первым!» То же самое помощник секретаря шепнул Анисимову, и тогда оба одновременно пожали плечами — ничего необычного им помощник не сообщил.
— Арсентий Васильевич начинает бюро ровно в одиннадцать! — громко сказал помощник. — Но Арсентий Васильевич пять минут уделяет беседе с членами бюро!
— Хорошо, хорошо! — кивнул Прончатов.
— Не велики паны, можем и подождать! — сказал Анисимов.
Директора внимательно оглядели ожидающих. Сегодня в «предбаннике» сидели люди трех сортов, для классификации которых не требовалось особого ума и наблюдательности. К первому сорту принадлежали обкомовские работники масштаба инструкторов и замзавов отделов, которых можно было отличить от всех прочих по папкам и по выражению лиц — папки были тоненькие, а на лицах проглядывала деловая озабоченность.
Ко второму сорту принадлежали люди, ожидающие от бюро обкома радости, — эти узнавались по потным, сероватым лицам, по толстым папкам и портфелям, так как эти люди пришли на бюро обкома затем, чтобы утвердиться в новой должности. Они временами открывали толстые папки и портфели, выхватывали бумажки, торопливо перебирая губами, прочитывали что-то.
Люди третьего сорта сидели согнувшись: они ждали от бюро обкома беды. Таких Прончатов и Анисимов увидели троих, но они заметно выделялись среди остальных.
В «предбаннике» не было людей еще одного сорта, тех людей, которые в дни обычных бюро до предела заполняли «предбанник». Директора заводов и председатели колхозов, профессора и военные — вот кто отсутствовал. Не сидели сегодня здесь те, кто любит в «предбаннике» разговаривать громко, спорить до хрипоты, просыпая на ковер пепел дорогих сигарет, а окурки втыкая в цветочницы. Таких людей, как Прончатов и Анисимов, не было сегодня в «предбаннике».
Без скрипа, развевая воздух, открылась самая крупная дверь в здании обкома, на пороге появился веселый человек в больших очках иностранной конфигурации — заведующий общим отделом. Весело и озорно блестели эти очки, струился по фигуре блестящий костюм тоже иностранной материи и конфигурации. Холостяк и щеголь, умница и знаток вин, знаменитый преферансист и тонкий ценитель актрис областного театра, большой друг Прончатова и Анисимова стоял в открытой двери. Он нашел сверкающими очками директоров Прончатова и Анисимова, подмигнул им весело, дружески, ласково.
— Директора сплавконтор товарищи Прончатов и Анисимов, пожалте на бюро! — звучно сказал он, и эти слова прозвучали так, словно в шутливой фразе «Пожалуйте бриться!».
Заведующему общим отделом обкома в вечерних планах Прончатова и Анисимова отводилось особое место, потому, поглядев на него, директора почувствовали оживление. Они тоже одновременно подмигнули ему, и Прончатов первым вошел в двери зала заседания, так как директор Анисимов любил ходить позади. Они вошли в зал и внимательно, строго, серьезно и независимо огляделись. Члены бюро молча следили за ними.
Два полукресла в зале заседания обкома специально стояли для Прончатова и Анисимова в том месте, где проходила средняя линия меж местами членов бюро к местом председательствующего. Они заняли эти места, даже не поглядев на других членов бюро, дружно повернулись к первому секретарю обкома Арсентию Васильевичу. «Кто ты такой, что ты хочешь от нас, что ты знаешь о нас, что ты скажешь нам?» — молча спрашивали они человека, от которого теперь зависело многое в их жизни. Весел ли этот человек или скучен, добр или нет, любит водку или коньяк, ходит домой пешком или ездит в машине — все было важно директорам. И как он одет, как выглядит — тоже важно.
Восемнадцатый день после очередной партийной конференции, которую называли неофициально «объединительной», работал Арсентий Васильевич в северной области, и ни Прончатов, ни Анисимов его как следует не знали. Они голосовали за избрание Арсентия Васильевича на пост первого секретаря потому, что привез его представлять знаменитый в области инструктор ЦК, которому Прончатов и Анисимов верили, но теперь они хотели близко посмотреть на нового первого секретаря, понять его хоть немножко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Кого я вижу! — пророкотал он. — Олег Олегович, Николай Иванович, с приездиком!
Зная до мелочей, что за этим последует, директора рассмеялись. Радуясь, оглаживая Прончатова и Анисимова родственными глазами, милиционер прикрыл могучим телом дверь, протянув руки к нагрудному карману Прончатова, сказал ласково:
— Партбилетик!
— Петрович, — включившись в игру, удивленно сказал Анисимов. — Это ведь бюрократизм! Ты же знаешь нас!
— Знать-то знаю, — привычно ответил милиционер, — но жизнь, товарищи, сложная штука. Сегодня ты директор сплавконторы, а завтра ты нетрудоустроенный гражданин!
После этих слов улыбаться не полагалось, и директора одновременно вздохнули. Хорошим актером был директор Прончатов и сыграл сложное — опустил печально голову, прикрыл грустной поволокой глаза, но надежда светлым лучом проглядывала сквозь тоскующие черты.
— Да-е! — вздохнул он. — Жизнь, жизнь!
Поднявшись на второй этаж, они пошли по длинному пустому коридору. Ни звука не проникало сквозь твердые двери, которые не хлопали, открываясь и закрываясь, никто суетливо не бежал навстречу, никто не обгонял идущих. Толст и пушист, лежал ковер под ногами, мощно стояли возведенные купцами стены. В тишине торжественности шли по коридору Прончатов с Анисимовым, пока не остановились перед высокой дубовой дверью с золотой табличкой «Зал заседаний», за которой находился еще не сам зал, а так называемый «предбанник».
В последний раз переглянувшись, они вошли в «предбанник», молча огляделись и слегка кому-то покивали гордыми головами.
— Так! — неопределенно произнес директор Анисимов.
— Так-с! — в тон ему сказал директор Прончатов.
Они вошли в «предбанник» так, как могут войти в него директора двух самых крупных сплавконтор в области, те самые директора, которые вслед за первым секретарем обкома партии подписывают рапорты в ЦК КПСС. Директора Прончатов и Анисимов — это были те самые люди, которые производят материальные ценности группы "А", от которых зависит в какой-то степени судьба этой северной лесной области. Прончатов и Анисимов вошли в «предбанник» так, как могли войти люди, знающие себе цену, но и ценящие партийную власть: Прончатов и Анисимов признавали и утверждали руководящую роль партии в строительстве социализм а и коммунизма.
— Здоровеньки булы! — еще немного помолчав, сказал Анисимов людям, сидевшим в «предбаннике».
— Здравствуйте, здравствуйте! — приветствовал их Прончатов.
Большие часы показывали ровно одиннадцать, и к директорам торопливо подошел помощник первого секретаря. Нагнувшись к уху Прончатова, он шепнул: «Вас вызывают первым!» То же самое помощник секретаря шепнул Анисимову, и тогда оба одновременно пожали плечами — ничего необычного им помощник не сообщил.
— Арсентий Васильевич начинает бюро ровно в одиннадцать! — громко сказал помощник. — Но Арсентий Васильевич пять минут уделяет беседе с членами бюро!
— Хорошо, хорошо! — кивнул Прончатов.
— Не велики паны, можем и подождать! — сказал Анисимов.
Директора внимательно оглядели ожидающих. Сегодня в «предбаннике» сидели люди трех сортов, для классификации которых не требовалось особого ума и наблюдательности. К первому сорту принадлежали обкомовские работники масштаба инструкторов и замзавов отделов, которых можно было отличить от всех прочих по папкам и по выражению лиц — папки были тоненькие, а на лицах проглядывала деловая озабоченность.
Ко второму сорту принадлежали люди, ожидающие от бюро обкома радости, — эти узнавались по потным, сероватым лицам, по толстым папкам и портфелям, так как эти люди пришли на бюро обкома затем, чтобы утвердиться в новой должности. Они временами открывали толстые папки и портфели, выхватывали бумажки, торопливо перебирая губами, прочитывали что-то.
Люди третьего сорта сидели согнувшись: они ждали от бюро обкома беды. Таких Прончатов и Анисимов увидели троих, но они заметно выделялись среди остальных.
В «предбаннике» не было людей еще одного сорта, тех людей, которые в дни обычных бюро до предела заполняли «предбанник». Директора заводов и председатели колхозов, профессора и военные — вот кто отсутствовал. Не сидели сегодня здесь те, кто любит в «предбаннике» разговаривать громко, спорить до хрипоты, просыпая на ковер пепел дорогих сигарет, а окурки втыкая в цветочницы. Таких людей, как Прончатов и Анисимов, не было сегодня в «предбаннике».
Без скрипа, развевая воздух, открылась самая крупная дверь в здании обкома, на пороге появился веселый человек в больших очках иностранной конфигурации — заведующий общим отделом. Весело и озорно блестели эти очки, струился по фигуре блестящий костюм тоже иностранной материи и конфигурации. Холостяк и щеголь, умница и знаток вин, знаменитый преферансист и тонкий ценитель актрис областного театра, большой друг Прончатова и Анисимова стоял в открытой двери. Он нашел сверкающими очками директоров Прончатова и Анисимова, подмигнул им весело, дружески, ласково.
— Директора сплавконтор товарищи Прончатов и Анисимов, пожалте на бюро! — звучно сказал он, и эти слова прозвучали так, словно в шутливой фразе «Пожалуйте бриться!».
Заведующему общим отделом обкома в вечерних планах Прончатова и Анисимова отводилось особое место, потому, поглядев на него, директора почувствовали оживление. Они тоже одновременно подмигнули ему, и Прончатов первым вошел в двери зала заседания, так как директор Анисимов любил ходить позади. Они вошли в зал и внимательно, строго, серьезно и независимо огляделись. Члены бюро молча следили за ними.
Два полукресла в зале заседания обкома специально стояли для Прончатова и Анисимова в том месте, где проходила средняя линия меж местами членов бюро к местом председательствующего. Они заняли эти места, даже не поглядев на других членов бюро, дружно повернулись к первому секретарю обкома Арсентию Васильевичу. «Кто ты такой, что ты хочешь от нас, что ты знаешь о нас, что ты скажешь нам?» — молча спрашивали они человека, от которого теперь зависело многое в их жизни. Весел ли этот человек или скучен, добр или нет, любит водку или коньяк, ходит домой пешком или ездит в машине — все было важно директорам. И как он одет, как выглядит — тоже важно.
Восемнадцатый день после очередной партийной конференции, которую называли неофициально «объединительной», работал Арсентий Васильевич в северной области, и ни Прончатов, ни Анисимов его как следует не знали. Они голосовали за избрание Арсентия Васильевича на пост первого секретаря потому, что привез его представлять знаменитый в области инструктор ЦК, которому Прончатов и Анисимов верили, но теперь они хотели близко посмотреть на нового первого секретаря, понять его хоть немножко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66