– После проветривания танцы, игры, аттракционы, лотерея. Повторяю: после проветривания зала танцы, игры…
Она покрикивала бодрым голосом, а сама скручивала экран, раздвигала пыльный бархатный занавес, сильными движениями расставляла тяжелые скамейки вдоль стен. Попутно она распахнула настежь окна – открылась белая лунная ночь, в помещение потек свежий воздух, пронизанный потоньшавшим к ночи ароматом увядающих трав. Потом в руках Лиды появился веник, ведро с водой; она двигалась быстро, энергично, весело; каждый ее жест был красивым, плавным.
Работая, Лида соображала, как соорудить такой же домашний пеньюар, как у блондинки из кинофильма. И все получалось: в сельповском магазине она купит халат из блестящей материи за шестнадцать рублей, обрежет его, подстрочит к воротнику и рукавам кружева, переменит пуговицы, которые письмом попросит у своей городской знакомой. А кружева Лида спорет с износившейся комбинации, за которую когда-то платила бешеные деньги, ворот халата самостоятельно расширит на швейной машине хозяйки.
Кружева Лида спорет с той самой износившейся комбинации, на которой дорогая вышивка и заграничные кружева. Когда-то эту комбинацию было трудно, почти невозможно достать, и был даже момент, когда Лида думала, что ей не доведется поносить такую роскошную вещь…
Комбинация с дорогой вышивкой и кружевами
Она лежала за стеклом комиссионного магазина, который недавно открылся рядом с кинотеатром «Родина». Лида всякий раз заходила туда, когда бывала в кино на тех фильмах, которые рекомендовала для просмотра Галина Захаровна. В тот раз шел фильм «Анна на шее». Выходя из зала, Лида осуждающе думала о женщинах, которые хотят от мужчин только материальных выгод, вспомнила о нарядах героини, чуточку жалела, что теперь перестали носить длинные платья, и сама не заметила, как оказалась возле знакомой витрины.
Комбинация лежала у краешка стекла. Она была точно такая, как у жены одного главного инженера, которой Лида иногда помогала убирать квартиру. Комбинация была светло-зеленая, вышивка коричневая, кружева желтоватые, как сливочное мороженое. Даже через стекло рубашка казалась необычно легкой, кружева были нежные, как лепестки черемухи. Лида представила комбинацию на себе и огорчеипо покачала головой: рубашка стоила тридцать шесть рублей.
Однако она вошла в комиссионный магазин, попросила показать рубашку и, как только прикоснулась к ней пальцами, решила купить. «Ничего, заработаю!» – решительно подумала Лида. Она сантиметр за сантиметром ощупала шелковистый материал, протянула сквозь пальцы швы, просветила па солнце кружева и вышивку. «Куплю!» – еще раз подумала Лида, и как раз в этот момент в магазин вошла полная женщина в коротком девичьем платье. Увидев ее, Лида охнула – любимая ее артистка Вольская!
Разнося по магазину запах странных духов, Вольская подошла к прилавку, мягко взяла из рук продавщицы комбинацию с дорогой вышивкой и кружевами. Она небрежно встряхнула ее, зачем-то понюхала кружева и тем голосом, которым играла Луизу в «Коварстве и любви», сказала:
– Завтра заеду! Сейчас я не при деньгах.
Лида неподвижно стояла возле витрины. Она любила Вольскую, вместе с Галиной Захаровной считала ее лучшей актрисой театра, но, когда актриса грациозно выплыла из магазина, Лида передернула плечами и подумала: «Подумаешь, Вольская! Мы тоже ведем большую культурно-воспитательную работу!»
Нужно было доставать тридцать шесть рублей. Как на грех, знакомая жена главного инженера еще не вернулась из Крыма, а до стипендии оставалось восемнадцать дней. Размышляя об этом, Лида неторопливо шла по улице, задумчиво склонив голову, слушала, как лопаются под ногами красноватые осенние листья. На углу она вошла в автоматную будку, набрала номер товарной станции, попросила к телефону грузового диспетчера, но он ответил, что выгрузки сегодня нет. Тогда она пошла дальше.
Лида остановилась на углу Ленинской и Красноармейской, подумав, прислонилась к гранитной стене. «Занимать не буду!» – решила она и прищурилась. Несколько минут Лида простояла неподвижно, затем тихими, неуверенными шагами пересекла улицу. По противоположной стороне Лида прошла еще два квартала, завернула за угол и опять остановилась. Наверное, минут десять она находилась в тяжелом раздумье, потом вздохнула: «Может быть, не случится плохого!»
Однако Лида все еще не решалась вынуть из сумочки сберегательную книжку – семь месяцев она привыкала к мысли о том, что у нее нет никакой сберегательной книжки, старалась никогда не вспоминать о том, что на ней лежат шестьдесят пять рублей. Их Лида собрала по копейкам, чтобы не остаться беспомощной в чужом городе во время болезни или какого-нибудь другого несчастья. Ей вообще было трудно жить, она чувствовала себя неуверенной, если не было сбереженной впрок копейки.
Лида приходила в сберегательную кассу по воскресеньям, вкладывала по три, по пять рублей, сэкономленных на еде. Еще полгода назад она вместо сайки на завтрак стала покупать кусок пеклеванного хлеба, масло заменила маргарином, в обеденное время отказывалась от мясного супа, на ужин покупала только бутылку кефира да черный хлебец. Ограничения давали за день семьдесят копеек, а когда по субботам и воскресеньям она питалась у тех людей, которым помогала по хозяйству, она вечером приносила в кассу ровно пять рублей.
Перед летними каникулами у Лиды на книжке было более ста рублей. Однако в конце мая в город попроведать дочь приезжала ее мать. Для родной матери Лида ничего не жалела и, решив купить ей новое пальто, без колебаний сняла с книжки около пятидесяти рублей.
– Вы, мама, не думайте про деньги, – сказала Лида. – Вы меня вырастили, учиться отдали. Я вам за это на всю жизнь благодарная. Которое пальто я вам куплю, вы его носите, мама, на здоровье!
А вот сегодня Лида колебалась – все никак не могла решиться войти в стеклянное помещение, вздыхала тяжело, с надрывом. Она, наверное, так бы и не решилась взять деньги, но вдруг вспомнила Вольскую, ее плавную походку, голос Луизы из интересной пьесы «Коварство и любовь». От этого Лида выпрямилась, досадливо передернув плечами, вслух произнесла:
– Подумаешь, Вольская!
Минут через сорок Лида вернулась в комиссионный магазин, звонкими шагами приблизившись к продавщице, взглянула на нее строго, в упор.
– Вы что? – недоуменно спросила продавщица.
Но Лида пока молчала. Разговаривая с продавщицами, работниками сберкассы, с вагоновожатыми и другими городскими людьми, она всегда заранее обдумывала слова, строила фразу, остерегаясь, чтобы в нее не попали непонятные для горожан деревенские выражения. Поэтому она тяжело глядела на белокурую девушку, вспоминала тон актрисы Вольской, подбирала слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17