Лошадь в конце концов падала. Связав, ее тащили на грузовик и, когда кузов был полон, добычу доставляли на живодерню. По шести центов за фунт (на консервы для кошек, овчарок и пуделей) продавалась былая романтика. 20 центов – цена баночки кока-колы, полтинник – билет в автобусе, 40 центов – проезд в метро. 6 центов за фунт получал охотник за мясо мустанга, И все же «охота» давала хорошую прибыль.
Когда мустанги поняли, что их спасение только в горах, охотники стали применять самолеты. Оснащенный сиреной или просто связкой жестяных банок под крыльями, самолет сгонял лошадей на равнину. Если табун пытался свернуть, с самолета палили из ружей дробью. А в засаде был все тот же вместительный фордовский грузовик, все те же веревки с не знающей устали шиной. «Если не всех загнанных лошадей можно было забрать, проволокой им стягивали ноздри – при новой погоне они далеко уйти не могли».
После минувшей войны каждый год их ловили примерно 100 тысяч. Владелец частного самолета в Неваде, некий Честер Уттер по прозвищу «Чаг», признается: «За четырнадцать лет охоты я поймал 40 тысяч мустангов». Он очень гуманный, этот Честер по прозвищу «Чаг». «Я делал аукцион. Хочешь – купи на мясо, хочешь – держи на ранчо, а хочешь – отвези, выпусти. Находились сентиментальные, выпускали». Купить и выпустить – такой трогательный, но, увы, бесперспективный путь спасения, возможно, облегчал кому-нибудь совесть, но мустангов он не спасал, ибо «Чаг» свое дело знал хорошо.
Газеты писали о добром старике Роберте Брислоу (прозвище «Вайомингский козленок»). Жалея мустангов, старик открыл для них загородки своего ранчо. Поразительна чуткость животных. Вид человека внушал им панический страх, но к старику они доверчиво подходили и «брали овес из шляпы». 80-летний «Вайомингский козленок» давал гонимым приют, передышку. На большее сил у него не нашлось.
Не такой оказалась Вильма Джонсон – «Дикая лошадь Анна» (без прозвищ американцы не могут!). Увидев однажды ручеек крови, 60-летняя жительница Рино пожелала узнать: что же такое везет грузовик? Она-то и рассказала американцам, какие консервы покупают они собакам и кошкам. О мустангах заговорили как о «части американской истории». «Мустангов под охрану закона!» Напор был сильным, и конгресс принял недавно закон, запретивший охоту на лошадей. (Кара за нарушение суровая – 2 тысячи долларов штраф и тюремное заключение.)
Тут, в Ловелле, еще до принятия закона на «мирские деньги» был учрежден некий приют для мустангов – ранчо «Дикая лошадь». Вилли Питерсон и Джин Нан следят на нем за порядком…
– Хотите увидеть… – Вилли Питерсон смотрит на нашу обувку. – Это в горах. Есть змеи. Много колючек. И к тому же это ведь дело везения… Согласны?.. О’кэй!
Переносим в красный «пикап» снаряжение. Свою машину бросаем у входа в кафе и едем в горы…
Это, пожалуй, не горы, а крутые холмы, красноватые, в крапинах белого камня. Кусты можжевельника, редкие и угольно-черные при ослепительном солнце, лишь оттеняют наготу камня. Холм, понижение и опять холм. Белесое небо. Сухой воздух. Пыль за машиной. Дождей эти земли почти не знают. Влаги недостает даже для возвращения в землю того, что росло и умерло на холмах, – можжевельник, высыхая, будет стоять корявым облезлым остовом многие годы.
Огибаем озеро Сайке, гору Сайке, бревенчатую хижину самого Сайкса – первого белого человека, жившего тут лет сто назад. Рубленый дом с одним окошком и закопченным очагом пережил обитателя. Никто, кроме Сайкса, женатого на индианке, не счел удобной для жизни эту пустыню.
– Теперь их надо смотреть…
Едем небыстро. Холмы для дороги местами разрыты. Красная осыпь скрывает гребни, где может мелькнуть силуэт жеребца. На высоких точках мы делаем остановки – как следует оглядеться.
– Прошлый раз проездили бесполезно, – говорит сидящий за рулем Вилли. Он мудро считает: такие слова полезны – легче переносится неудача.
Но мы их увидели!.. Увидели жеребца. На красном глинистом гребне он стоял в позе чуткого стража. Красный холм, и на нем четко очерченный силуэт. От дороги в километре или немного больше. Несомненно, он увидел нас раньше, чем мы его. Черный и неподвижный. В бинокль видно: чуть шевелятся уши…
Издалека делаем несколько снимков и разделяемся. Двое с машиной занимают высокую точку – приковать внимание жеребца. А двое – Джин Нан и фотограф – по каменной осыпи катятся вниз, чтобы вылезть на холм уже близко от жеребца. Согласовывать действия можно лишь жестами. Джин сразу все уяснил: ему надо выбраться первым по возможности дальше – пусть жеребец именно там увидит опасность…
Вот шляпа Джина показалась из-за камней. Жеребец тоже наверняка увидел приземистую фигуру. Теперь живее! По камням, по колючкам округлых кактусов, в обход рвущих штаны и рубашку островков можжевельника. Скорее на холм под защиту зеленого кустика.
Жеребец занят Джином, и можно как следует рассмотреть его метров с двухсот. А вон и те, кого он так бережет. Внизу, на полоске зеленой травы, у подножия холмов пасутся лошади. Одну из них сосет жеребенок. Обычные лошади. Мирно щиплют траву, и кажется странным, что надо подбираться к ним осторожно.
Поднимись сейчас над кустом – жеребец подаст им сигнал. Вольная дикость сквозит в этой темной фигуре. Полчаса на одном месте, не поменял позы, кажется, не переступил даже. Как изваяние!
Раньше в степях такие вот молодцы водили огромные табуны. Заботливый, властный, ревнивый. Силу и эту обязанность быть всегда начеку полагается подтверждать. Чуть соперник переступит границу – немедленно в бой. Вздыбясь, оскалив зубы, два жеребца наносят удары копытом, норовят укусить, бешено скачут вокруг табуна. Только сильный имеет право продолжить род… И тут загнанные людьми мустанги не изменили своей природе. На мускулистой груди жеребца в бинокль различаются шрамы – дрался… От людей же надо скрываться. Надо понять, что они замышляют, и вовремя увести этот крошечный табунок – неокрепшего жеребенка и четырех кобылиц. Поразительное терпение и сознание долга! С промежутками в минуту сделано больше десятка снимков, и на каждом поза будет одна и та же.
Кобылицы и жеребенок внизу пасутся. Замечаешь теперь: нет в них спокойствия привычных тебе лошадей. То и дело поднимают от травы головы, слушают. Жеребец пока не считает нужным их потревожить – фигура стоящего на холме Джина загадочна, но неопасна как будто…
Посмотрим теперь, что будет. Подъем во весь рост, взмах рукой Джину – «двигайся вдоль каньона!». Жеребец сразу увидел опасность, и очень большую. Громкое ржание! Там, внизу, встрепенулись, заметили Джина, с оглядкой, медленно двинулись по лощине. И только теперь, на ходу, поняли, что есть опасность и более близкая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Когда мустанги поняли, что их спасение только в горах, охотники стали применять самолеты. Оснащенный сиреной или просто связкой жестяных банок под крыльями, самолет сгонял лошадей на равнину. Если табун пытался свернуть, с самолета палили из ружей дробью. А в засаде был все тот же вместительный фордовский грузовик, все те же веревки с не знающей устали шиной. «Если не всех загнанных лошадей можно было забрать, проволокой им стягивали ноздри – при новой погоне они далеко уйти не могли».
После минувшей войны каждый год их ловили примерно 100 тысяч. Владелец частного самолета в Неваде, некий Честер Уттер по прозвищу «Чаг», признается: «За четырнадцать лет охоты я поймал 40 тысяч мустангов». Он очень гуманный, этот Честер по прозвищу «Чаг». «Я делал аукцион. Хочешь – купи на мясо, хочешь – держи на ранчо, а хочешь – отвези, выпусти. Находились сентиментальные, выпускали». Купить и выпустить – такой трогательный, но, увы, бесперспективный путь спасения, возможно, облегчал кому-нибудь совесть, но мустангов он не спасал, ибо «Чаг» свое дело знал хорошо.
Газеты писали о добром старике Роберте Брислоу (прозвище «Вайомингский козленок»). Жалея мустангов, старик открыл для них загородки своего ранчо. Поразительна чуткость животных. Вид человека внушал им панический страх, но к старику они доверчиво подходили и «брали овес из шляпы». 80-летний «Вайомингский козленок» давал гонимым приют, передышку. На большее сил у него не нашлось.
Не такой оказалась Вильма Джонсон – «Дикая лошадь Анна» (без прозвищ американцы не могут!). Увидев однажды ручеек крови, 60-летняя жительница Рино пожелала узнать: что же такое везет грузовик? Она-то и рассказала американцам, какие консервы покупают они собакам и кошкам. О мустангах заговорили как о «части американской истории». «Мустангов под охрану закона!» Напор был сильным, и конгресс принял недавно закон, запретивший охоту на лошадей. (Кара за нарушение суровая – 2 тысячи долларов штраф и тюремное заключение.)
Тут, в Ловелле, еще до принятия закона на «мирские деньги» был учрежден некий приют для мустангов – ранчо «Дикая лошадь». Вилли Питерсон и Джин Нан следят на нем за порядком…
– Хотите увидеть… – Вилли Питерсон смотрит на нашу обувку. – Это в горах. Есть змеи. Много колючек. И к тому же это ведь дело везения… Согласны?.. О’кэй!
Переносим в красный «пикап» снаряжение. Свою машину бросаем у входа в кафе и едем в горы…
Это, пожалуй, не горы, а крутые холмы, красноватые, в крапинах белого камня. Кусты можжевельника, редкие и угольно-черные при ослепительном солнце, лишь оттеняют наготу камня. Холм, понижение и опять холм. Белесое небо. Сухой воздух. Пыль за машиной. Дождей эти земли почти не знают. Влаги недостает даже для возвращения в землю того, что росло и умерло на холмах, – можжевельник, высыхая, будет стоять корявым облезлым остовом многие годы.
Огибаем озеро Сайке, гору Сайке, бревенчатую хижину самого Сайкса – первого белого человека, жившего тут лет сто назад. Рубленый дом с одним окошком и закопченным очагом пережил обитателя. Никто, кроме Сайкса, женатого на индианке, не счел удобной для жизни эту пустыню.
– Теперь их надо смотреть…
Едем небыстро. Холмы для дороги местами разрыты. Красная осыпь скрывает гребни, где может мелькнуть силуэт жеребца. На высоких точках мы делаем остановки – как следует оглядеться.
– Прошлый раз проездили бесполезно, – говорит сидящий за рулем Вилли. Он мудро считает: такие слова полезны – легче переносится неудача.
Но мы их увидели!.. Увидели жеребца. На красном глинистом гребне он стоял в позе чуткого стража. Красный холм, и на нем четко очерченный силуэт. От дороги в километре или немного больше. Несомненно, он увидел нас раньше, чем мы его. Черный и неподвижный. В бинокль видно: чуть шевелятся уши…
Издалека делаем несколько снимков и разделяемся. Двое с машиной занимают высокую точку – приковать внимание жеребца. А двое – Джин Нан и фотограф – по каменной осыпи катятся вниз, чтобы вылезть на холм уже близко от жеребца. Согласовывать действия можно лишь жестами. Джин сразу все уяснил: ему надо выбраться первым по возможности дальше – пусть жеребец именно там увидит опасность…
Вот шляпа Джина показалась из-за камней. Жеребец тоже наверняка увидел приземистую фигуру. Теперь живее! По камням, по колючкам округлых кактусов, в обход рвущих штаны и рубашку островков можжевельника. Скорее на холм под защиту зеленого кустика.
Жеребец занят Джином, и можно как следует рассмотреть его метров с двухсот. А вон и те, кого он так бережет. Внизу, на полоске зеленой травы, у подножия холмов пасутся лошади. Одну из них сосет жеребенок. Обычные лошади. Мирно щиплют траву, и кажется странным, что надо подбираться к ним осторожно.
Поднимись сейчас над кустом – жеребец подаст им сигнал. Вольная дикость сквозит в этой темной фигуре. Полчаса на одном месте, не поменял позы, кажется, не переступил даже. Как изваяние!
Раньше в степях такие вот молодцы водили огромные табуны. Заботливый, властный, ревнивый. Силу и эту обязанность быть всегда начеку полагается подтверждать. Чуть соперник переступит границу – немедленно в бой. Вздыбясь, оскалив зубы, два жеребца наносят удары копытом, норовят укусить, бешено скачут вокруг табуна. Только сильный имеет право продолжить род… И тут загнанные людьми мустанги не изменили своей природе. На мускулистой груди жеребца в бинокль различаются шрамы – дрался… От людей же надо скрываться. Надо понять, что они замышляют, и вовремя увести этот крошечный табунок – неокрепшего жеребенка и четырех кобылиц. Поразительное терпение и сознание долга! С промежутками в минуту сделано больше десятка снимков, и на каждом поза будет одна и та же.
Кобылицы и жеребенок внизу пасутся. Замечаешь теперь: нет в них спокойствия привычных тебе лошадей. То и дело поднимают от травы головы, слушают. Жеребец пока не считает нужным их потревожить – фигура стоящего на холме Джина загадочна, но неопасна как будто…
Посмотрим теперь, что будет. Подъем во весь рост, взмах рукой Джину – «двигайся вдоль каньона!». Жеребец сразу увидел опасность, и очень большую. Громкое ржание! Там, внизу, встрепенулись, заметили Джина, с оглядкой, медленно двинулись по лощине. И только теперь, на ходу, поняли, что есть опасность и более близкая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130