Он чуть пожевал, потом вздохнул.
– С другой стороны у нас на борту нет инструментов, которые позволили бы изучить «мяч». Останься он у нас, мы бы воспользовались варварскими методами. Пусть этим занимается Брэйс.
На боту «Эскалибура » все делалось согласно распоряжениям Брэйса.
Глава восьмая.
Была только одна вещь, которую Атвотер Нимиц Брэйс ценил выше, чем собственные распоряжения, это – традиция. Он даже возродил Капитанские Завтраки – великодушная социальная уступка. На эти Завтраки Брэйс приглашал всех, кто попадался под руку. Даже недавно завербованные на военную службу рядовые были его гостями каждое воскресное утро, появляясь в офицерской столовой у буфета под белой скатертью. Поваров, готовивших для офицеров, Брэйс отбирал лично, и они имели право первой руки на складе. По словам солдат, попавших на этот праздник жизни, военно-морские офицеры Брэйса имели лучший стол между Юпитером и орбитой Марса.
Однако в этом случае солдаты получали излишек свободного времени и могли поспать в воскресенье подольше. Это и была та единственная причина, по которой мои подчиненные толпились, записываясь у листа для тех, кто хотел попасть на завтрак к капитану.
С древних времен, не с тех, когда только появились суда на подводных крыльях, а еще до того как стали использовать дизельное топливо, моряки получали недельный паек рома.
Современная армия не использовала расслабляющие лекарства, инъекции, курения и таблетки. Но совсем иное – спиртное, и в принятии подобных решений капитан корабля – полубог. Брэйс имел «капитанские запасы» и распределял их, по собственному желанию.
За Капитанским Завтраком каждый поднимал две стопки рома, ни больше, ни меньше – каждая на ширину большого пальца – налитые из капитанских запасов. Пили за Джона Паула Джонса, за «козла отпущения», или за какую-нибудь военно-морскую штучку, пришедшую этим утром Брэйсу в голову.
Судя по всему, это был единственный бар на четыре сотни биллионов кубических километров вакуума.
В это утро я воспользовался преимуществом за столом, зарезервированном для офицеров спасенной дивизии. Правда в том, что нас было семь сотен, и все мы были багажом. Десять тысяч свежих солдат Третьей дивизии тоже были багажом, но солдаты Третьей толпились тут все утро.
Кроме того, тут был одинокий штатский – единственный штаткий на борту. Менее метра ростом он пока говорил совершенно бессвязно.
Хоть Уди Мецгер и был штатским, но в это воскресенье на него надели синий перешитый интендантом костюм Космических сил. Маленькая форма Уди не выглядела насмешкой. Ближайший детский сад находился в ста миллионах километров от нас. Нам приходилось импровизировать с тем, что есть на борту.
За годы путешествия моряки, занимающиеся снабжением, были не единственными приемными родителями Уди. Повара давали ему галеты, когда у него стали чесаться зубы и варили ему картофельное пюре, пока он ходил беззубым. Помощники механиков сделали маленькую медаль, укрепив ее на форме. Пигалица остановила их после того как Уди едва не проглотил их вариант Креста Виктории.
Я допустил это. Пусть солдаты сходят с ума, придумывая подарки ребенку. Может, все мы – сироты – ищем детство, которое потеряли.
За столом моей дивизии сидело четверо: Пигалица, Говард Уди на высоком стуле с импровизированными перилами, и я.
Я отнес поднос Пигалицы, пока она усаживала Уди на стул. Он пускал пузыри и оглядывался, не сознавая, что это его первый день рождения.
В центре нашего стола, повара поставили вытянутое пирожное внешне напоминающее «Экскалибур », облитый шоколадом. Уди попытался схватиться за него, скорее из любопытства, чем от голода. Тем временем его мать завязала ему на шее слюнявчик и стала разминать его гарнир вилкой.
Перед буфетом в ряд стояла группа музыкантов в коротких жакетах – голо, но так хорошо записанное, что вы не могли заметить ни искорки. Они играли мелодию, которую Говард идентифицировал как творение Вивальди.
Говард игнорировал и их, и свой французский тост. Наклонившись вперед, он внимательно изучал Уди, в то время мой приемный сын сделал грязное пятно, размазав вареную горошину по щеке.
Пигалица отведя взгляд от своего омлета, посмотрела на Говарда, нахмурилась, потом шутя ударила его по руке.
– Прекрати глазеть на него так, словно он инопланетянин!
Говард потер руки и надул губы.
– Он и есть инопланетянин!
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Говард наморщил лоб и показал на Уди, который выудил со своей тарелки еще одну горошину и раздавил ее на скатерти.
– И куда это его приведет.
Пигалица взмахнула вилкой, словно двуручным мечом.
– Черт возьми, Говард! Он совершенно нормальный годовалый ребенок! Корабельный хирург осматривает его каждую неделю. У него нет ни усиков, ни щупалец.
Говард вздохнул.
– Если ты намекаешь, что он – урод то, он может превратиться в него.
Пигалица выпятила губу.
Я заметил, что губа Муншара-Мецгер вытянулась. Пигалица была готова взорваться. Самое время изменить тему разговора.
Оглядевшись я обратился к грозной мамаше:
– Посмотрите! Здесь Озейва!
Майор Озейва – пилот, которая забрала меня с Ганимеда, подошла к буфету.
У Пигалицы брови поползли вверх. Одновременно она одной рукой наколола сосиску на вилку, а другой вытерла нос Уди.
– Тебе она нравиться?
– Как? Нет. Я имею в виду, я ее совсем не знаю.
– Хочешь познакомиться с ней?
Мне казалось, что я вечно буду пребывать в печали по смерти Пух. Однако Пигалица зациклилась на том, чтобы сосватать меня. На корабле находилось около тысячи женщин. Но Озейва, как мне казалось, была одной из последних, кого Пигалица еще не пыталась со мной познакомить.
Мецгер умер всего через несколько дней после Пух. Но у Пигалицы боль была много хуже. Однако и меня одолевали мрачные мысли. Но Пигалица, в отличие от меня потеряла не только мужа, а еще отца ее сына. А я всего лишь потерял свою любовь.
– Мы работаем вместе, – заметила Пигалица. – Фантастическое тело! И такая изящная.
– Черт побери, Пигалица! Меня это не интересует.
– Тогда почему ты так покраснел? – Пигалица встала и махнула рукой. – Майор! Мими!
Озейва улыбнулась и кивнула. В руках она держала поднос.
Я потянулся к Пигалице и прошептал:
– Она ненавидит меня!
Пигалица покачала головой.
– Ох? Я-то думала, вы незнакомы.
Озейва отложила поднос, потом наклонилась к Уди и улыбнулась так, что мог бы расплавиться неопласт .
– Как наш большой мальчик?
Уди захихикал и смял слюнявчик у себя на груди.
Дети притягивают больше, чем генералы. И майор Озейва повелась на это. Мне казалось, что она хорошенькая, когда я встретил ее – голова-шлем и все. В своем форменном комбинезоне она выглядела настоящей голозвездой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68