Десятки оленей задерживались там для кормежки. Их рыжеватые тела сливались с рыжеватой тундрой и тепло окрашенным воздухом в волшебно ровную по колориту картину, напоминавшую видение рая.
На следующее утро вся эта специфическая, порожденная повышенной влажностью красота исчезла. Воздух был чист, мягок и свеж. Олени проходили мимо нас несколько дней, возвращаясь на юг, в горы. Лишь потом нам пришло в голову, что в других местах они, должно быть, шли куда более многочисленным потоком.
Все это время я с нетерпением ждала нашего первого, считая с начала ледолома, контакта с внешним миром – прибытия самолета 3 июля. Но тут произошли два прямо-таки фантастических события, заставивших нас почти полностью забыть обо всем остальном.
Однажды вечером, часов около десяти, в тундре, которая, словно сцена, была освещена низким солнцем, показался чужой волк и издал траурный крик.
Чужак остановился на горном отроге к востоку от нас и стал смотреть в нашу сторону. Когда Курок и Леди подбежали к нему, он укусил в бок сперва одного, потом другого. Дело в том, что при встрече волки соблюдают известную сдержанность, имеют свой церемониал, а Курок и Леди пренебрегли им. Затем чужак приветствовал Курка и Леди бесконечными глиссе взад и вперед.
Это был поразительно красивый волк с рыжевато-коричневым телом и широкой серебристой горжеткой, отороченной угольно-черной каймой. Крис назвал его Серебряная грива. Ночью он охотился вместе с Курком и Леди, днем отдыхал на холме на склоне горной гряды, господствовавшей над лагерем, в четверти мили от нас.
Тем временем подоспело и второе фантастическое событие. Однажды ночью, около двенадцати часов, нас разбудил голос Тутч, сидевшей на проволоке вне загона. Тутч издала злобный вой, сменившийся раздраженным, жалобным повиз-гиваньем. Затем – тишина.
И вдруг раздался пронзительный вой волчат. Мы мгновенно поняли, в чем дело. Тутч пробралась в загон и принялась душить волчат! Сколько из них уже покалечены? А может, и мертвы? Я мигом выскочила из постели и влетела в загон.
Там творилось что-то невообразимое. Тутч терзала волчонка. Двое других, отчаянно воя, дрались между собой. Из логова неслись кровожадные вопли.
Диким голосом я позвала на помощь Криса, он выскочил полуодетый и отодрал от ивы хворостину. Тутч бросилась бежать. У прохода в изгороди, с наружной стороны, стояла Леди. Здесь надо было прыгать через сетку, но Тутч не решалась. Крис хватил ее хворостиной прямо по раскрытому глазу. Тутч взвыла, выскочила из загона и помчалась под гору. Крис и волки побежали за нею. Впервые в жизни я видела Криса в такой ярости. Нам показалось, что собака свела на нет результаты похода за волчатами, разбила нашу мечту сделать о них фильм.
Работы было полно и рукам, и голове. Тутч успела помять троих волчат, которые оказались наверху. Они как очумелые дрались между собой. Судьба оставшихся в логове была неизвестна. Первым делом волчат надо было рассадить. Я схватила одного и отнесла в барак. Второго запихнула под навес, третьего накрыла банкой из-под горючего.
Из логова неслись пронзительные вопли ярости и боли. Я вползла туда. В нос ударил удушающий запах аммиака. Я ничего не видела, но, судя по шуму, волчата ожесточенно дрались. Вытянув вперед руку, я нашарила заднюю ногу волчонка, крепко ухватилась за нее и выползла задним ходом из логова. Этого волчонка я отнесла в барак. Последнего пришлось оставить в логове. Пострадал он или нет, я не знала.
Уж не запах ли кровожадного пса, пропитавший мокрую, исслюнявленную шерстку волчат, сводит с ума этих кротких животных? Надо было избавить их от этого запаха. Я зажгла примус и взгромоздила на него таз с водой. Пока грелась вода, я каждую минуту подскакивала к кровати, удерживая на ней волчонка и не подпуская к нему другого.
Я брала на кровать по одному волчонку за раз, обмывала губкой с мыльной пеной и насухо обтирала полотенцем. Затем спустила двоих на пол. Они как фурии немедленно налетели друг на друга. Их хвосты мелко дрожали. Сила их была поразительна.
Опять я по очереди выкупала волчат. Опять они дрались. Это была не обычная драка: на волчат нашло какое-то неистовство.
Не успокоятся ли они, если напоить их теплым молоком? Я согрела порошкового молока, напоила их вдосталь и снова свела двоих. Они по-прежнему дрались! Единственное, что мне оставалось делать, – это не подпускать их друг к другу.
Тут, к моему облегчению, вернулся Крис. Ему удалось поймать Тутч.
– Довольно неприглядная история, – сказал он. Чувствовалось, ему было стыдно, что он ударил собаку. – Тутч не придумала ничего лучшего, как бежать к бывшей стоянке эскимосов. Наверное, ей показалось, что там можно будет укрыться.
Собака четыре раза переплыла через реку, прежде чем Крис настиг ее.
– Леди плыла прямо за нею. Уж ей так хотелось помочь мне наказать Тутч за побег! Когда я взял Тутч на цепь, Леди была тут как тут, конвоировала ее до дому и так и норовила цапнуть ее. Представляешь, как мне пришлось крутиться! Леди думала, уж теперь – то мы ей зададим!
Тутч напала на волчат умышленно и проявила недюжинную силу, если учесть, что она была совсем некрупной собакой. Она перелезла либо перепрыгнула через изгородь в шесть футов высотой. Оказавшись по другую сторону изгороди, она повисла на короткой веревке и чудом спаслась от удушения: веревочная петля соскользнула с ее шеи через голову.
Жажда крови обуревала волчат еще два часа. Это было что-то феноменальное. Ни до, ни после этого мы не видали ничего подобного. Ими владело какое-то неистовое умопомрачение.
Удивляло нас и то, что взрослые волки не бросились в загон защищать волчат.
К счастью, ни один из волчат серьезно не пострадал. Однако это происшествие имело для нас весьма нежелательное последствие: Крису пришлось заделать отверстие в изгороди. Тутч могла снова вырваться на волю и успеть – таки передушить волчат. Крис не хотел рисковать. Путь волкам в загон был закрыт, и это стоило нам многих часов сна. Кормление волчат происходило обычно глубокой ночью, под утро, я Когда волк возвращался домой с ношей в желудке, взбудораженные волчата начинали неистово звенеть проволокой и будили нас. Тут кто-либо из нас, пошатываясь спросонья, шел открывать ворота и впускал кормильца в загон. Через некоторое время Курок сам научился будить нас, тихонько поскуливая. Иной раз, прежде чем мы успевали открыть ворота, волк выкладывал свою ношу у изгороди вне загона. В таком случае он либо снова проглатывал ее и сам приносил волчатам, либо предоставлял нам подхватить мясо на тарелку и препроводить его, а заодно и себя в загон. Мы чувствовали, что контакт с радостно возбужденными щенками стимулирует волка к продолжению кормежек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
На следующее утро вся эта специфическая, порожденная повышенной влажностью красота исчезла. Воздух был чист, мягок и свеж. Олени проходили мимо нас несколько дней, возвращаясь на юг, в горы. Лишь потом нам пришло в голову, что в других местах они, должно быть, шли куда более многочисленным потоком.
Все это время я с нетерпением ждала нашего первого, считая с начала ледолома, контакта с внешним миром – прибытия самолета 3 июля. Но тут произошли два прямо-таки фантастических события, заставивших нас почти полностью забыть обо всем остальном.
Однажды вечером, часов около десяти, в тундре, которая, словно сцена, была освещена низким солнцем, показался чужой волк и издал траурный крик.
Чужак остановился на горном отроге к востоку от нас и стал смотреть в нашу сторону. Когда Курок и Леди подбежали к нему, он укусил в бок сперва одного, потом другого. Дело в том, что при встрече волки соблюдают известную сдержанность, имеют свой церемониал, а Курок и Леди пренебрегли им. Затем чужак приветствовал Курка и Леди бесконечными глиссе взад и вперед.
Это был поразительно красивый волк с рыжевато-коричневым телом и широкой серебристой горжеткой, отороченной угольно-черной каймой. Крис назвал его Серебряная грива. Ночью он охотился вместе с Курком и Леди, днем отдыхал на холме на склоне горной гряды, господствовавшей над лагерем, в четверти мили от нас.
Тем временем подоспело и второе фантастическое событие. Однажды ночью, около двенадцати часов, нас разбудил голос Тутч, сидевшей на проволоке вне загона. Тутч издала злобный вой, сменившийся раздраженным, жалобным повиз-гиваньем. Затем – тишина.
И вдруг раздался пронзительный вой волчат. Мы мгновенно поняли, в чем дело. Тутч пробралась в загон и принялась душить волчат! Сколько из них уже покалечены? А может, и мертвы? Я мигом выскочила из постели и влетела в загон.
Там творилось что-то невообразимое. Тутч терзала волчонка. Двое других, отчаянно воя, дрались между собой. Из логова неслись кровожадные вопли.
Диким голосом я позвала на помощь Криса, он выскочил полуодетый и отодрал от ивы хворостину. Тутч бросилась бежать. У прохода в изгороди, с наружной стороны, стояла Леди. Здесь надо было прыгать через сетку, но Тутч не решалась. Крис хватил ее хворостиной прямо по раскрытому глазу. Тутч взвыла, выскочила из загона и помчалась под гору. Крис и волки побежали за нею. Впервые в жизни я видела Криса в такой ярости. Нам показалось, что собака свела на нет результаты похода за волчатами, разбила нашу мечту сделать о них фильм.
Работы было полно и рукам, и голове. Тутч успела помять троих волчат, которые оказались наверху. Они как очумелые дрались между собой. Судьба оставшихся в логове была неизвестна. Первым делом волчат надо было рассадить. Я схватила одного и отнесла в барак. Второго запихнула под навес, третьего накрыла банкой из-под горючего.
Из логова неслись пронзительные вопли ярости и боли. Я вползла туда. В нос ударил удушающий запах аммиака. Я ничего не видела, но, судя по шуму, волчата ожесточенно дрались. Вытянув вперед руку, я нашарила заднюю ногу волчонка, крепко ухватилась за нее и выползла задним ходом из логова. Этого волчонка я отнесла в барак. Последнего пришлось оставить в логове. Пострадал он или нет, я не знала.
Уж не запах ли кровожадного пса, пропитавший мокрую, исслюнявленную шерстку волчат, сводит с ума этих кротких животных? Надо было избавить их от этого запаха. Я зажгла примус и взгромоздила на него таз с водой. Пока грелась вода, я каждую минуту подскакивала к кровати, удерживая на ней волчонка и не подпуская к нему другого.
Я брала на кровать по одному волчонку за раз, обмывала губкой с мыльной пеной и насухо обтирала полотенцем. Затем спустила двоих на пол. Они как фурии немедленно налетели друг на друга. Их хвосты мелко дрожали. Сила их была поразительна.
Опять я по очереди выкупала волчат. Опять они дрались. Это была не обычная драка: на волчат нашло какое-то неистовство.
Не успокоятся ли они, если напоить их теплым молоком? Я согрела порошкового молока, напоила их вдосталь и снова свела двоих. Они по-прежнему дрались! Единственное, что мне оставалось делать, – это не подпускать их друг к другу.
Тут, к моему облегчению, вернулся Крис. Ему удалось поймать Тутч.
– Довольно неприглядная история, – сказал он. Чувствовалось, ему было стыдно, что он ударил собаку. – Тутч не придумала ничего лучшего, как бежать к бывшей стоянке эскимосов. Наверное, ей показалось, что там можно будет укрыться.
Собака четыре раза переплыла через реку, прежде чем Крис настиг ее.
– Леди плыла прямо за нею. Уж ей так хотелось помочь мне наказать Тутч за побег! Когда я взял Тутч на цепь, Леди была тут как тут, конвоировала ее до дому и так и норовила цапнуть ее. Представляешь, как мне пришлось крутиться! Леди думала, уж теперь – то мы ей зададим!
Тутч напала на волчат умышленно и проявила недюжинную силу, если учесть, что она была совсем некрупной собакой. Она перелезла либо перепрыгнула через изгородь в шесть футов высотой. Оказавшись по другую сторону изгороди, она повисла на короткой веревке и чудом спаслась от удушения: веревочная петля соскользнула с ее шеи через голову.
Жажда крови обуревала волчат еще два часа. Это было что-то феноменальное. Ни до, ни после этого мы не видали ничего подобного. Ими владело какое-то неистовое умопомрачение.
Удивляло нас и то, что взрослые волки не бросились в загон защищать волчат.
К счастью, ни один из волчат серьезно не пострадал. Однако это происшествие имело для нас весьма нежелательное последствие: Крису пришлось заделать отверстие в изгороди. Тутч могла снова вырваться на волю и успеть – таки передушить волчат. Крис не хотел рисковать. Путь волкам в загон был закрыт, и это стоило нам многих часов сна. Кормление волчат происходило обычно глубокой ночью, под утро, я Когда волк возвращался домой с ношей в желудке, взбудораженные волчата начинали неистово звенеть проволокой и будили нас. Тут кто-либо из нас, пошатываясь спросонья, шел открывать ворота и впускал кормильца в загон. Через некоторое время Курок сам научился будить нас, тихонько поскуливая. Иной раз, прежде чем мы успевали открыть ворота, волк выкладывал свою ношу у изгороди вне загона. В таком случае он либо снова проглатывал ее и сам приносил волчатам, либо предоставлял нам подхватить мясо на тарелку и препроводить его, а заодно и себя в загон. Мы чувствовали, что контакт с радостно возбужденными щенками стимулирует волка к продолжению кормежек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92