Словно огненные кольца,
Горизонт сверкал кровавый... рядом с ним остановился милицейский уазик. Из него высыпали добры молодцы во главе с деловитым сержантом – настоящим мужчиной – и начали, само собой, требовать бумажник с документами. А Юрка, юморист, деньги отдает и говорит: "Отвезите на Третью Митинскую. Только не гоните, меня тошнит". Сержант посмотрел на него холодными глазами, улыбнулся темно и выцедил: "Сделай так". И показал, как надо обнажить зубы. Юрка, дурак, обнажил и мент, тоже, видимо, юморист, но в своем профиле, выверенным ударом выбил ему зуб...
– И правильно сделал, нечего выпендриваться.
Сказав, посмотрела с выражением: "Может, хватит разговоров?"
– Я тебя обожаю... – заулыбался Чернов. – Так, как не обожал ни один из твоих настоящих мужчин.
– Ну, тогда иди ко мне... – улыбнувшись, указала глазами женщина на место подле себя.
Чернов, обычно сидевший напротив Ксении (чтобы видеть ее всю – глаза, аккуратный остренький носик, белоснежную шею), перебрался к ней под крылышко и немедленно забыл обо всем на свете.
* * *
Увидев Чернова в первый раз, она поняла: "Не тот". Однако букет роз был чудесным. Потом они гуляли по Лосиному острову, сидели в Сокольниках в кафе, ели шашлык из осетрины. Чернов был возбужден и много говорил. С ней, с буфетчицей, с людьми, сидевшими за соседними столиками. Вечером они целовались на Москве Третьей.
Прощаясь, он предложил сходить в галерею на Крымском валу.
– Галерей мне только не хватало, – думала она в электричке. – И мужчин, которые в них ходят.
В субботу она пошла посмотреть, как он живет. Увидела – бедно. И сказала, что явилась с целью показать фотографию Люси. Мол, Люся, лучшая подруга, мечтающая о замужестве (а тут писатель пропадает!), упросила ее пойти.
Чернов расстроился. Фотографию смотреть отказался. Сказал, что любит ее. Ксения растрогалась – говорил искренне – и осталась. Они поели, выпили и легли в постель. Любовником он оказался отменным, хотя первое время отчаянно боялся.
"Татарин" (бойфренд, как сейчас говорят) улетел на четыре недели в Испанию, и Ксения решила отдать этот месяц Чернову. Домой ушла с его последней книгой. Она называлась "Сердце дьявола".
Книга понравилась. Неожиданные повороты, яркие исторические врезки, хороший язык. И непонятно – фантастика или реальность. И герои хороши. Особенно этот убийца Худосоков. Настоящий мужчина.
Если бы не фамилия и имя на обложке, она бы не поверила, что написал книгу этот невзрослый и не уважающий себя человек.
Она стали встречаться. Он умел говорить о любви. Так, как никто из ее знакомых. Прочитав его книги, Ксения поняла, что любовь (или Эрос, как он все это называл) просто сидит в Чернове, она просто изливается на избранницу, потому что она, любовь, вырабатывается в нем и переполняет его душу. "Сердце врет: "люблю, люблю" до истерики – невозможно кораблю без Америки" – пропел он как-то в ответ на утверждение, что по-настоящему можно любить всего лишь один раз.
Ее мужчины были другими.
Борис – гордый, самоуверенный красивый. Ксения обожала его, ей нравилось идти рядом и знать, что любой, кто обидит ее – его подругу, его невесту, его жену – будет немедленно растерзан.
Володя хоть и низок ростом, но знает женщин, как никто другой. Знает, что им нужно дать, чтобы они чувствовали себя счастливыми.
Татарин мало говорит, прижимист, но в постели достает до печенок.
А этот... Этот интересуется. Никто никогда не интересовался, что у нее на душе, чем она живет и жила, что ее волнует. Ни отец, ни мать, ни мужчины...
Никто не интересовался. И поэтому в ее душе чего-то словесного не образовалось. А этот не верит, что не образовалось... И говорит, говорит...
Как в колодец.
4
Все воскресение (после десятого визита Ксении) Чернов просидел дома – решил непременно начать новую книгу. Ему давно хотелось сочинить чудесную, добрую историю, в которой люди любят и добры, в которой есть успешные испытания любви и доброты, и потому есть счастье.
Ничего не получалось. И он решил ничего не придумывать, а написать что-нибудь по рассказам Ксении.
"Из ее воспоминаний может получиться неплохая вещь, – думал он, моя после ужина посуду. – Да, может, если напрячь фантазию. Начнем, конечно, с преступника, с убийцы. С ним все ясно. Это... это – Ксения.
Да, она. Математический склад ума. Больше, меньше, равно... Темные неподвижные глаза... Красивое, трагическое лицо. Лицо человека, не раз подходившего к краю жизни. Чужой жизни...
Так, значит, преступник у нас есть. А кто будет потерпевшим?
Им будет Борис.
Борис – Джеймс Бонд. Джеймс Бонд Курганского уезда. Познакомился, гулял, жил, потом ушел к другой... Чувствовал что-то. Опасность. Невротики они чувствительные. Через некоторое время вернулся (невротики переменчивы), сделал предложение, и она его приняла. Простила. Наверное, действительно любила.
Женщины любят Джеймсов Бондов. Ходят вокруг них толпами, и та, которую он выберет, становится лучше всех.
Для романа этот сюжет плох. И поэтому нужно повернуть так: она приняла брачное предложение Бориса чтобы... чтобы отомстить. Он бросил ее, унизил, а она – гордая, она такого не прощает. Она знает – если ты прощаешь унижение и предательство, ты есмь плесень.
Вышла замуж, чтобы отомстить...
Не слишком? Кровь за кровь, глаз за глаз, пахнет родоплеменными отношениями. Хотя почему слишком? Ведь она дружила с Солоником. Дружила, значит, была с ним одной крови. И чужая жизнь для них – всего лишь чужая жизнь.
Значит, она решила отомстить..."
Минут пятнадцать Чернов размышлял, лежа на диване. Ничего не придумав, решил вытянуть из Ксении больше деталей и направился к Руслику-Суслику. Тот отказался идти на руки и опрометью спрятался в глубине ангара. "Услышал вчерашний разговор и дуется", – улыбнулся он.
Прошедшим вечером Ксения попросила отдать ей свинку:
– Ему скучно с тобой... Ты весь день на работе, вечером часами сидишь за компьютером. А у меня ему будет хорошо.
Он не смог ей отказать. Попросил лишь неделю на прощанье. А теперь Руслик-Суслик дуется.
– Ты пойми, она любит меня... Ну, не любит, а хорошо относится, – опять обратился к ангару Чернов. – И немножечко ревнует к Полине. Ведь ты для Ксении – это суть моя Полина, Полина, которой ты предназначался, Полина, которую я люблю так, как не люблю никого на свете. Короче, ты для нее – это символ моей дочери, моей любви. И поэтому она чисто по-женски решила разлучить нас.
Руслик-Суслик обижено захрустел морковкой. Чернов замолчал, обдумывая сказанное.
– Нет, не разлучить... – проговорил он спустя минуту. – Тут совсем другое. Я чувствую, Ксения не прочь поселить нас с тобой в своем гнездышке. Но что-то пока ее останавливает, и потому она решила переселить к себе сначала тебя, мою частичку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25