Он набивает себе цену.
— В субботу, — не отстает Настя.
— А как у вас зал? — спрашивает Шуруп. — Акустика и все такое?
— У нас Александрович выступал, — отвечает Настя.
— Гм, я подумаю, — говорит Сашка.
— В субботу, — говорит Настя и поворачивается к нам спиной. Походка у нее как у павы. Не идет, а плывет по воздуху. И волосы блестят жаркой медью.
— Эх, пропала моя молодость! — говорит Шуруп, с восхищением глядя ей вслед.
Я вожу на поле минеральные удобрения. Они свалены в коричневых бумажных мешках у зернохранилища. Ребята грузят мешки в кузов. Среди них и Шуруп. Венька с председателем уехал в третью бригаду.
От зернохранилища до вспаханного поля ровно четыре километра. Проверено по спидометру.
Парни бросают в кузов тяжелые мешки. Зеленая суперфосфатная пыль припорошила их лбы и щеки. Биндо не смотрит в мою сторону: зуб имеет за вчерашнее. Не дал, видишь ли, ему показать себя перед ребятами. Таскает мешки с ленцой, не по нутру ему эта работа. Вон как кривит губы и нос воротит в сторону.
Машина нагружена. Я сажусь в кабину и жму на поле. Там ждут меня студентки. Среди них только три парня. Один еще ничего, может мешки ворочать, а двое никуда не годятся. Один тощий и долговязый, в очках, а другой маленький, узкоплечий. Правда, без очков. Венька сказал, что длинный — чемпион города по шахматам. Человек привык дело иметь с пешками да ладьями, а тут суперфосфат!
Я еще издали вижу черные жирные борозды, припорошенные зеленым порошком. По полю двигаются тоненькие фигурки девушек. В руках у них корзины. Они высыпают удобрения на землю. Оля в черной рубашке и брюках. Взглянула в мою сторону и отвернулась. Рядом с ней длинная Нонна. Она поднимает руку и, улыбаясь, машет. Нонна не прочь поближе познакомиться со мной.
Сегодня вечером зайду к ним и приглашу Олю погулять. На дню по десять раз встречаемся, поздороваемся, ну, бывает, перекинемся двумя-тремя незначительными словами — и все…
— Трогай! Ямщик! — грохнул кулаком по железной крыше кабины долговязый. Я и не заметил, как они разгрузили машину. Иногда помогаю им, а тут вот задумался.
Я вылез из кабины, подошел к ним. У ребят жалкий вид. Порошок облепил их потные плечи. У долговязого даже на очках пыль. Я попросил закурить. Мои сигареты кончились по дороге. Из трех парней курил самый маленький. Причем курил «Казбек». А это первый признак, что он начинающий курильщик. Когда научится, перейдет на сигареты.
— Много там еще этой заразы? — спросил чемпион города по шахматам.
— Завтра сев, — сказал я.
Ребята повеселели. Им до чертиков надоело возиться с суперфосфатом. Зерно — другое дело. Зерно не лезет в нос, не щиплет глаза.
— Сергей Сергеевич сказал, на днях будем картошку сажать, — сообщил Малыш, затягиваясь до слез папиросой, которая торчала у него изо рта как белая камышина.
— Сергей Сергеевич… А кто это? — равнодушно спросил я, глядя на поле.
— Наш доцент, — сказал Крепыш.
— Что-то не видно его здесь… Наверное, все больше с девчонками?
— Они сами за ним бегают, — сказал Малыш.
— Он ведь седой.
— Дорогой мой, — снисходительно заметил Долговязый, — теперь девушки умные пошли… Какой прок им крутить любовь с нами? В ресторан не пригласишь: у бедного студента грош в кармане — вошь на аркане. А доцент — кандидат наук, у него одна зарплата триста рублей. Вот и липнут наши девочки к разным солидным дядям.
— Ты имеешь в виду свою Нельку? — спросил Крепыш.
— С Нелькой у нас все покончено, — сказал Долговязый.
— Она выходит замуж за директора мясокомбината, — пояснил мне Малыш.
— За колбасника, — презрительно сказал Долговязый.
— А Оля Мороз… Что у нее с доцентом? — спросил я.
— Все они одинаковые, — сказал Долговязый.
— Сравнил Олю и Нельку! — сказал Крепыш. — Твоя Нелька…
— Она не моя — запомни! — повысил голос Долговязый.
— И давно Оля с доцентом? — спросил я.
— Если хочешь знать, я сам порвал с Нелькой, — завелся Долговязый. — Еще до того, как она познакомилась с колбасником…
— Оля с доцентом! — усмехнулся Крепыш. — Оля ни с кем.
— Он за ней целый год потихоньку ухлестывал, — пояснил Малыш.
— Ты лучше помалкивай, теленок, — оборвал Крепыш.
— А что, неправда? — спросил Малыш.
— Кстати, Нелька приходила ко мне, — сказал Долговязый. — Если бы я захотел, она бросила бы этого колбасника.
— Я видел его — симпатичный парень, — сказал Малыш. — Год назад закончил финансово-экономический.
Мне надоело слушать их перепалку, я придавил каблуком окурок и полез в кабину.
В деревне, посредине дороги, стоял курчавый мальчишка лет шести и целился в меня из рогатки. Я остановился и крикнул:
— Ну-ну, не балуй!
Мальчишка рукавом вытер нос и, не опуская рогатку, спросил:
— Прокатишь?
— Как звать-то?
— Прокатишь, говорю? — спросил мальчишка и снова прицелился.
— Сдаюсь, — сказал я и распахнул дверцу.
Мальчишка был в ситцевой рубахе и разодранных на коленях штанах. Он подошел поближе, босой ногой постучал по скату, потом, сложив ладонь дощечкой, протянул.
— Я понарошке, — сказал он. — Не стал бы в тебя пулять, что я, дурак? Меня и так все катают…
Мальчишку звали Гришей. Как только машина тронулась, он с ходу стал выкладывать все новости: вчера лисица утащила у соседки с гнезда наседку, бригадир Сидоров поругался с женой и ушел спать в хлев. Овцы ему все лицо облизали. Вьетнамцы сбили пять американских самолетов. И скоро у Гриши будет младший брат — утром мамку в больницу увезли.
Навстречу нам попались доярки. Среди них я увидел Настю. Покачиваясь, она несла обвязанный платком подойник на сгибе локтя.
— Хорошая девка Настя? — спросил я.
— Девка как девка, — ответил Гриша. — А ты на нее не заглядывайся, не то Длинный холку намылит.
— Я тоже длинный, — сказал я.
— Он длиннее… Как даст, так с копыт долой.
— Серьезный у вас народ, — сказал я.
— В прошлом году к тете Мане сын приезжал из города, так Настя ему за что-то всю харю расцарапала.
— Ай да Настя!
— Она и тебе может.
— Мне-то за что?
— Мало ли за что, — сказал Гриша.
Сделав еще несколько рейсов с веселым парнишкой Гришей, я захватил с поля студенток, и мы вернулись в Крякушино. Гриша что-то рассказывал про глухую старуху, которая умеет заговорами бородавки выводить, но я не слушал. Там, в кузове, Оля… Сегодня приглашу ее погулять. Хорошо бы лодку раздобыть и поплавать по озеру.
Я поставил машину возле правления. На бревнах, умытые, в чистых рубахах, сидели наши ребята. Шуруп в центре. В руках гитара. При виде студенток глаза у парней заиграли. Биндо, принаряженный, причесанный, рядом Зайцев. Ишь как спелись!
Девушки отправились по своим квартирам. Им нужно умыться и тоже переодеться.
Насти дома не было. Тетя Варя пожаловалась, что она днюет и ночует на ферме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— В субботу, — не отстает Настя.
— А как у вас зал? — спрашивает Шуруп. — Акустика и все такое?
— У нас Александрович выступал, — отвечает Настя.
— Гм, я подумаю, — говорит Сашка.
— В субботу, — говорит Настя и поворачивается к нам спиной. Походка у нее как у павы. Не идет, а плывет по воздуху. И волосы блестят жаркой медью.
— Эх, пропала моя молодость! — говорит Шуруп, с восхищением глядя ей вслед.
Я вожу на поле минеральные удобрения. Они свалены в коричневых бумажных мешках у зернохранилища. Ребята грузят мешки в кузов. Среди них и Шуруп. Венька с председателем уехал в третью бригаду.
От зернохранилища до вспаханного поля ровно четыре километра. Проверено по спидометру.
Парни бросают в кузов тяжелые мешки. Зеленая суперфосфатная пыль припорошила их лбы и щеки. Биндо не смотрит в мою сторону: зуб имеет за вчерашнее. Не дал, видишь ли, ему показать себя перед ребятами. Таскает мешки с ленцой, не по нутру ему эта работа. Вон как кривит губы и нос воротит в сторону.
Машина нагружена. Я сажусь в кабину и жму на поле. Там ждут меня студентки. Среди них только три парня. Один еще ничего, может мешки ворочать, а двое никуда не годятся. Один тощий и долговязый, в очках, а другой маленький, узкоплечий. Правда, без очков. Венька сказал, что длинный — чемпион города по шахматам. Человек привык дело иметь с пешками да ладьями, а тут суперфосфат!
Я еще издали вижу черные жирные борозды, припорошенные зеленым порошком. По полю двигаются тоненькие фигурки девушек. В руках у них корзины. Они высыпают удобрения на землю. Оля в черной рубашке и брюках. Взглянула в мою сторону и отвернулась. Рядом с ней длинная Нонна. Она поднимает руку и, улыбаясь, машет. Нонна не прочь поближе познакомиться со мной.
Сегодня вечером зайду к ним и приглашу Олю погулять. На дню по десять раз встречаемся, поздороваемся, ну, бывает, перекинемся двумя-тремя незначительными словами — и все…
— Трогай! Ямщик! — грохнул кулаком по железной крыше кабины долговязый. Я и не заметил, как они разгрузили машину. Иногда помогаю им, а тут вот задумался.
Я вылез из кабины, подошел к ним. У ребят жалкий вид. Порошок облепил их потные плечи. У долговязого даже на очках пыль. Я попросил закурить. Мои сигареты кончились по дороге. Из трех парней курил самый маленький. Причем курил «Казбек». А это первый признак, что он начинающий курильщик. Когда научится, перейдет на сигареты.
— Много там еще этой заразы? — спросил чемпион города по шахматам.
— Завтра сев, — сказал я.
Ребята повеселели. Им до чертиков надоело возиться с суперфосфатом. Зерно — другое дело. Зерно не лезет в нос, не щиплет глаза.
— Сергей Сергеевич сказал, на днях будем картошку сажать, — сообщил Малыш, затягиваясь до слез папиросой, которая торчала у него изо рта как белая камышина.
— Сергей Сергеевич… А кто это? — равнодушно спросил я, глядя на поле.
— Наш доцент, — сказал Крепыш.
— Что-то не видно его здесь… Наверное, все больше с девчонками?
— Они сами за ним бегают, — сказал Малыш.
— Он ведь седой.
— Дорогой мой, — снисходительно заметил Долговязый, — теперь девушки умные пошли… Какой прок им крутить любовь с нами? В ресторан не пригласишь: у бедного студента грош в кармане — вошь на аркане. А доцент — кандидат наук, у него одна зарплата триста рублей. Вот и липнут наши девочки к разным солидным дядям.
— Ты имеешь в виду свою Нельку? — спросил Крепыш.
— С Нелькой у нас все покончено, — сказал Долговязый.
— Она выходит замуж за директора мясокомбината, — пояснил мне Малыш.
— За колбасника, — презрительно сказал Долговязый.
— А Оля Мороз… Что у нее с доцентом? — спросил я.
— Все они одинаковые, — сказал Долговязый.
— Сравнил Олю и Нельку! — сказал Крепыш. — Твоя Нелька…
— Она не моя — запомни! — повысил голос Долговязый.
— И давно Оля с доцентом? — спросил я.
— Если хочешь знать, я сам порвал с Нелькой, — завелся Долговязый. — Еще до того, как она познакомилась с колбасником…
— Оля с доцентом! — усмехнулся Крепыш. — Оля ни с кем.
— Он за ней целый год потихоньку ухлестывал, — пояснил Малыш.
— Ты лучше помалкивай, теленок, — оборвал Крепыш.
— А что, неправда? — спросил Малыш.
— Кстати, Нелька приходила ко мне, — сказал Долговязый. — Если бы я захотел, она бросила бы этого колбасника.
— Я видел его — симпатичный парень, — сказал Малыш. — Год назад закончил финансово-экономический.
Мне надоело слушать их перепалку, я придавил каблуком окурок и полез в кабину.
В деревне, посредине дороги, стоял курчавый мальчишка лет шести и целился в меня из рогатки. Я остановился и крикнул:
— Ну-ну, не балуй!
Мальчишка рукавом вытер нос и, не опуская рогатку, спросил:
— Прокатишь?
— Как звать-то?
— Прокатишь, говорю? — спросил мальчишка и снова прицелился.
— Сдаюсь, — сказал я и распахнул дверцу.
Мальчишка был в ситцевой рубахе и разодранных на коленях штанах. Он подошел поближе, босой ногой постучал по скату, потом, сложив ладонь дощечкой, протянул.
— Я понарошке, — сказал он. — Не стал бы в тебя пулять, что я, дурак? Меня и так все катают…
Мальчишку звали Гришей. Как только машина тронулась, он с ходу стал выкладывать все новости: вчера лисица утащила у соседки с гнезда наседку, бригадир Сидоров поругался с женой и ушел спать в хлев. Овцы ему все лицо облизали. Вьетнамцы сбили пять американских самолетов. И скоро у Гриши будет младший брат — утром мамку в больницу увезли.
Навстречу нам попались доярки. Среди них я увидел Настю. Покачиваясь, она несла обвязанный платком подойник на сгибе локтя.
— Хорошая девка Настя? — спросил я.
— Девка как девка, — ответил Гриша. — А ты на нее не заглядывайся, не то Длинный холку намылит.
— Я тоже длинный, — сказал я.
— Он длиннее… Как даст, так с копыт долой.
— Серьезный у вас народ, — сказал я.
— В прошлом году к тете Мане сын приезжал из города, так Настя ему за что-то всю харю расцарапала.
— Ай да Настя!
— Она и тебе может.
— Мне-то за что?
— Мало ли за что, — сказал Гриша.
Сделав еще несколько рейсов с веселым парнишкой Гришей, я захватил с поля студенток, и мы вернулись в Крякушино. Гриша что-то рассказывал про глухую старуху, которая умеет заговорами бородавки выводить, но я не слушал. Там, в кузове, Оля… Сегодня приглашу ее погулять. Хорошо бы лодку раздобыть и поплавать по озеру.
Я поставил машину возле правления. На бревнах, умытые, в чистых рубахах, сидели наши ребята. Шуруп в центре. В руках гитара. При виде студенток глаза у парней заиграли. Биндо, принаряженный, причесанный, рядом Зайцев. Ишь как спелись!
Девушки отправились по своим квартирам. Им нужно умыться и тоже переодеться.
Насти дома не было. Тетя Варя пожаловалась, что она днюет и ночует на ферме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100