Крестоносцы из бедноты так распоясались, что принялись даже сдирать свинец, покрывающий купола церквей. Император поспешил переправить толпы паломников на восточный берег Босфора. Для постоя крестоносцам была отведена крепость Цивитон неподалеку от Еленополя, на берегу Никомедийского залива. Пришельцы придавались разнузданному грабежу, ссылаясь на то, что находятся на вражеской земле. Тут уж вовсю и без прикрас проявились истинные мотивы «святого похода» – голодранцы спешили прибрать к рукам все, что плохо и хорошо лежит. А «крупные звери» с графскими титулами пойдут по следам голытьбы, но будут отвоевывать для себя целые города и крепости. Вполне закономерно происходили и распри между крестоносцами внутри лагеря: там сталкивались интересы ломбардцев, немцев и французов. Многие отряды рвались вперед, забывая об осторожности, преследуя только одну цель – наживу. На исходе сентября месяца отряд германцев захватил крепость Ксеригор, что расположена в четырех днях пути от Никеи. Турки, сперва отрезав в пагубную жару от источников воды основную массу народа, устроили настоящую бойню крестоносцам.
Петр Отшельник на время отлучился в Константинополь для переговоров о продовольствии, его отряд тут же, оставив в крепости Цивитот беззащитных женщин и детей, отправился грабить поселения в долине Дракона. Там грабители влипли в хорошо организованную засаду: турки сперва перебили мужское воинство, а затем обрушились на женщин и детей, спрятавшихся за стены Цивитота. По словам императорских хронистов и Анны Комининой, из костей погибших крестоносцев к 1101 году была сложена огромных размеров гора. Позже будет воздвигнута стена из камня, щебня вперемешку с костями убиенных – она станет гробницей-памятником крестоносцам. Отсюда возьмут начало многие легенды, вошедшие в народный фольклор: «Песни о пленниках», «Песни об Антиохии», «Взятие Иерусалима». Но крестоносцев уподобляли и с бродячими бандитами, и нищими проходимцами, и с участниками сказочных битв в пустынях. Красива легенда о крестоносцах, строящих дворец для «Карборана» – для султана по имени Кербоги. В другой легенде разбросанные по пустыне крестоносцы из бедноты выбрали себе королем рыцаря по имени Тафур. Они вскоре превратились в проклятых пожирателей человечины – в тафуров.
Весь такой новоявленный эпос, наделенный огромным «душком» грехопадения, сконцентрировался вокруг Петра Отшельника. Однако, дурная слава только усилила обаяние его исторического образа. Все выдававшееся под знаком наивной, но «абсолютной правдивости», приобретало идеальную красивость. Чего стоит, к примеру, «Песнь о Рыцаре с лебедем». Песнь начиналась милыми словами: «Мы споем вам про Круглый Стол, но я не хочу вам поведать ни басен, ни лжи, я вам спою песнь, не лишенную притягательности, ибо она является правдивой историей, а потому истинна»…
По стопам той же «народной мудрости» продвигались и большевики, их последователи, завалившие грудами печатной лжи прилавки книжных магазинов, газетных подшивок. Но их вели ленинские тезисы о справедливости партийного вымысла, создающего самые справедливые легенды, способные конкурировать даже с реальностью.
"Песни в те века превозносили не столько победителей, сколько побежденных, поскольку логика событий была такова: Крестовый Поход, по мнению папы и многих христиан, был жертвой во имя Бога. Значит «Герой» должен стать мучеником! Если языческий герой есть победитель, то библейский герой – мученик, подобно Иисусу Христу, распятому за любовь к ближнему!..
Крестовый поход бедноты по внешней окраске воспринимался официальной религиозной идеологией, как героическая жертва. Папский легат Адемар Монтейский величал поход «помощью бедным» и предупреждал: «Никто из вас не сможет спастись, ежели не будет почитать бедных и помогать им. Ведь они каждодневно должны возносить молитвы Господу за ваши грехи». Трогательность подобных воззрений доходила до парадоксов: с 1212 по 1213 годы был организован крестовый поход детей, но это уже была коварная утопия!"…
Олег Верещагин опять прибежал ко мне на кухню, пылая негодованием, когда стол был почти накрыт, но «наш барон» не поспешил броситься помогать мне в сервировке стола, он только давал указания:
– Саша, я не вижу соли на столе, и хлебушка необходимо еще подрезать. А почему же нет квашеной капустки, соленых огурчиков, маслин?
Можно, конечно, было одернуть тунеядца, но я прощал ему и более серьезные грехи. Я только ласково поправил друга, чтоб он не потерял контроль над обжорными эмоциями окончательно.
– Уймись, сука пушистая! Что же я сейчас, ночью, побегу искать тебе квашеную капусту, огурцы и маслины. Подумай ты своей кандидатской головой, напряги физико-математические способности. Будешь есть и пить, что дадут! Это только тебе одному повезло: эксплуатируешь своих сердобольных сестричек на домашних работах, а я привык к спартанской жизни…
Олежек, вообще-то, весьма быстро приходил в норму: спускался с облаков на землю, но выпивал водки после моральной встряски больше, чем обычно. В революционные праздники он совершенно не пил, словно бы ждал призыва – «К оружию, братья!» Но Зюганов молчал, сытый и довольный своей ролью в современном международном рабочем движении, персональным автомобилем с «мигалкой», бесплатной дачей, шикарной квартирой, очень далекой по комфорту от «подполья».
Олег не стал больше вертеться у меня на глазах, а убежал в комнату дочитывать, взволновавшие его тексты. Он только буркну мне на ходу:
– Вообще-то, можно было накрыть и в комнате стол. Чего ж ютиться по кухням, как заговорщикам-диссидентам…
На последнюю реплику я даже не посчитал нужным отвечать. Бить надо буржуев недорезанных! Вот мой ответ международному империализму…
А Олег, конечно, завис на той части рукописи, в которой описывается судьба рыцарей-баронов. До таких описаний Олежек был охоч невероятно. Сказывались генетические комиссуры из сфер настоящего и прошлого. Тоже мне, нашелся Гусинский недорезанный!..
Да, конечно, Олежек читал не отрываясь мои тексты, я даже засомневался, стоит ли его звать к столу – может быть, сожрать все за двоих. Верещагин читал и удивлялся: "Армии баронов были полная противоположность современным войскам, прежде всего, по организации. Барон собирал своих вассалов под знамена по строго определенному регламенту: только на сорок дней можно было закабалить воинство. По истечении такого срока вассал имел право покинуть поле боя, не обращая внимания на исход сражения. Городское ополчение имело право отходить от своего города только на расстояние одного дневного перехода. Естественно, что Крестовый поход в далекие земли ставил перед баронами совершенно другие задачи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158