И, в конце концов, мы выяснили, что мазохистское наказание или фантазия о нем представляет собой суррогат иного ожидаемого наказания.
Может ли переживание тревоги, которое в случае нашего пациента имело место в трехлетнем возрасте, вызвать мазохистскую фиксацию на фантазии об истязании? Нет, ибо пациент мог, как другие, полностью отказаться от сексуального импульса, провоцировавшего страшное наказание. Поступив так, он мог бы уберечь себя от мазохистского разрешения ситуации наказания, которая заставляет его страдать. Следовательно, должно существовать что-то еще, дополняющее основание специфического мазохистского механизма.
Этот механизм невозможно вычленить, пока пациент не продвинется на генитальный уровень, то есть пока у него не возникнут генитальные импульсы. Здесь мы сталкиваемся с еще одним затруднением. У пациента возникает сильное генитальное влечение, которое изначально искореняется его мазохистской установкой, и при первом же реальном генитальном переживании он вместо удовольствия чувствует неудовольствие и в результате снова погружается в мазохистское «болото» своей анальной и садомазохистской прегенитальности. Могут понадобиться годы, чтобы стало ясно, что в «неизлечимости мазохиста, который держится за свое страдание», повинно только наше неверное понимание его сексуального функционирования. Если считать, что мазохист жаждет страданий, потому что инстинкт смерти порождает бессознательное чувство вины или потребность в наказании, решения не найти.
Этим не подразумевается отрицание факта, что самонаказание может облегчить совесть. Но этот факт необходимо оценить должным образом. Облегчение чувства вины через наказание представляет собой поверхностный процесс, не затрагивающий ядра личности; это относительно редкое явление и, кроме того, это — симптом, а не причина невроза. С другой стороны, конфликт между сексуальным влечением и страхом наказания занимает центральное место каждого невроза, без этого конфликта не было бы невротического процесса. Сам по себе он служит причиной невроза, а не симптомом. Последние психоаналитические выводы, касающиеся потребности в наказании, повлекли за собой ошибочную модификацию теории невроза и теории терапии. Они блокировали путь предупреждению невроза и завуалировали его сексуальный и социальный исток.
Мазохистский характер основывается на очень необычном спастическом положении не только психического, но и генитального аппарата, которое сдерживает всякое сильное ощущение удовольствия и таким образом превращает его в неудовольствие. Это постоянно подпитывает страдание, которое составляет основу мазохистского характерного реагирования. Понятно, что как бы основательно ни был проанализирован смысл и генезис мазохистского характера, мы не получим никакого терапевтического результата, пока не проникнем в генезис этого спастического положения. В противном случае мы не сможем установить оргастическую потенцию, а ведь только она способна устранить внутренний источник неудовольствия и тревоги. Давайте вернемся к нашему пациенту.
Когда произошел его первый коитус, эрекция была, но он не осмелился ввести пенис в вагину. Сначала мы думали, что в этом повинна робость или неведение. Понадобилось некоторое время, чтобы установить истинную причину: он боялся усиления приятного возбуждения, вызывающего удовольствие. На первый взгляд это, несомненно, кажется странным. Мы сталкиваемся с подобным, когда лечим оргастическую импотенцию, особенно у фригидных женщин. У мазохиста, однако, эта особенность носит специфический оттенок. Это станет ясно из изложенного ниже материала.
После того как наш пациент вступил в коитус несколько раз, выяснилось, что это приносит ему гораздо меньше удовольствия, чем мастурбация. Тем не менее он смог живо представить себе генитальное удовольствие, которое стало желаемым благодаря лечению. Собственно, до удовольствия такого рода дело на доходило, и это было достаточно серьезно. Чтобы устранить функционирование прегенитального удовольствия, было необходимо установить более интенсивное генитальное удовольствие, отсутствие которого во время полового акта не давало достаточного стимула для развития генитальности.
При дальнейших попытках полового взаимодействия появилась новая проблема: во время полового акта не возникало эрекции. Происходило ли это только из-за кастрационной тревоги или было что-то еще, неизвестно, но дальнейший анализ кастрационных страхов не изменил его состояния. В конце концов выяснилось, что судороги мускулатуры тазового дна, предшествующие эякуляции, которые возникали во время мастурбации, имели большее значение, чем это показалось вначале. Мне пришлось на основе детского материала, предоставленного этим пациентом, сделать заключение, что, несмотря на видимую свободу и избыточную анальную и уретральную удовлетворенность, имели место анальный и уретральный запрет и тревога, которые вели в раннее детство. Его сдерживание позже перенеслось на генитальное функционирование и заложило непосредственную основу для излишнего продуцирования неудовольствия.
Между тремя и шестью годами у пациента возник страх перед туалетом. У него появилась идея, что какие-то твари могут заползти в его задний проход. В связи с этим он стал сдерживать эвакуацию, что, в свою очередь, вызывало страх испачкать трусики. Если ребенок измазал штанишки, то папа его побьет. Это он понял после уже упомянутого нами случая, который произошел с ним в возрасте трех лет. Если отец бьет его, то существует и опасность кастрации, чтобы избежать повреждения гениталий, мальчик вынужден был отвлечь удары и подставить ягодицы. Тем не менее возник страх, что в другой раз, когда он будет лежать на животе, можно занозить пенис. Все это вместе породило спастичность мускулатуры тазового дна, гениталий и прямой кишки. Запоры усиливались еще и потому, что мать очень внимательно относилась к работе его кишечника, но это создало другой конфликт. В то время как она проявляла острый интерес к опорожнению кишечника, отец бил его за это. Таким образом, сформировалось преимущественно анальное основание для эдипова комплекса. У пациента вскоре развился последующий страх, что мочевой пузырь или прямая кишка могут лопнуть, другими словами, что сдерживание не принесет пользы, и он снова может стать жертвой отцовских истязаний. Возникла безнадежная ситуация, которая обычно имеет не биологические, а чисто социальные истоки. Надо принять во внимание, что отец любил щипать своих детей за попку и угрожал, что он «заголит то, что они прячут», если те не будут вести себя хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Может ли переживание тревоги, которое в случае нашего пациента имело место в трехлетнем возрасте, вызвать мазохистскую фиксацию на фантазии об истязании? Нет, ибо пациент мог, как другие, полностью отказаться от сексуального импульса, провоцировавшего страшное наказание. Поступив так, он мог бы уберечь себя от мазохистского разрешения ситуации наказания, которая заставляет его страдать. Следовательно, должно существовать что-то еще, дополняющее основание специфического мазохистского механизма.
Этот механизм невозможно вычленить, пока пациент не продвинется на генитальный уровень, то есть пока у него не возникнут генитальные импульсы. Здесь мы сталкиваемся с еще одним затруднением. У пациента возникает сильное генитальное влечение, которое изначально искореняется его мазохистской установкой, и при первом же реальном генитальном переживании он вместо удовольствия чувствует неудовольствие и в результате снова погружается в мазохистское «болото» своей анальной и садомазохистской прегенитальности. Могут понадобиться годы, чтобы стало ясно, что в «неизлечимости мазохиста, который держится за свое страдание», повинно только наше неверное понимание его сексуального функционирования. Если считать, что мазохист жаждет страданий, потому что инстинкт смерти порождает бессознательное чувство вины или потребность в наказании, решения не найти.
Этим не подразумевается отрицание факта, что самонаказание может облегчить совесть. Но этот факт необходимо оценить должным образом. Облегчение чувства вины через наказание представляет собой поверхностный процесс, не затрагивающий ядра личности; это относительно редкое явление и, кроме того, это — симптом, а не причина невроза. С другой стороны, конфликт между сексуальным влечением и страхом наказания занимает центральное место каждого невроза, без этого конфликта не было бы невротического процесса. Сам по себе он служит причиной невроза, а не симптомом. Последние психоаналитические выводы, касающиеся потребности в наказании, повлекли за собой ошибочную модификацию теории невроза и теории терапии. Они блокировали путь предупреждению невроза и завуалировали его сексуальный и социальный исток.
Мазохистский характер основывается на очень необычном спастическом положении не только психического, но и генитального аппарата, которое сдерживает всякое сильное ощущение удовольствия и таким образом превращает его в неудовольствие. Это постоянно подпитывает страдание, которое составляет основу мазохистского характерного реагирования. Понятно, что как бы основательно ни был проанализирован смысл и генезис мазохистского характера, мы не получим никакого терапевтического результата, пока не проникнем в генезис этого спастического положения. В противном случае мы не сможем установить оргастическую потенцию, а ведь только она способна устранить внутренний источник неудовольствия и тревоги. Давайте вернемся к нашему пациенту.
Когда произошел его первый коитус, эрекция была, но он не осмелился ввести пенис в вагину. Сначала мы думали, что в этом повинна робость или неведение. Понадобилось некоторое время, чтобы установить истинную причину: он боялся усиления приятного возбуждения, вызывающего удовольствие. На первый взгляд это, несомненно, кажется странным. Мы сталкиваемся с подобным, когда лечим оргастическую импотенцию, особенно у фригидных женщин. У мазохиста, однако, эта особенность носит специфический оттенок. Это станет ясно из изложенного ниже материала.
После того как наш пациент вступил в коитус несколько раз, выяснилось, что это приносит ему гораздо меньше удовольствия, чем мастурбация. Тем не менее он смог живо представить себе генитальное удовольствие, которое стало желаемым благодаря лечению. Собственно, до удовольствия такого рода дело на доходило, и это было достаточно серьезно. Чтобы устранить функционирование прегенитального удовольствия, было необходимо установить более интенсивное генитальное удовольствие, отсутствие которого во время полового акта не давало достаточного стимула для развития генитальности.
При дальнейших попытках полового взаимодействия появилась новая проблема: во время полового акта не возникало эрекции. Происходило ли это только из-за кастрационной тревоги или было что-то еще, неизвестно, но дальнейший анализ кастрационных страхов не изменил его состояния. В конце концов выяснилось, что судороги мускулатуры тазового дна, предшествующие эякуляции, которые возникали во время мастурбации, имели большее значение, чем это показалось вначале. Мне пришлось на основе детского материала, предоставленного этим пациентом, сделать заключение, что, несмотря на видимую свободу и избыточную анальную и уретральную удовлетворенность, имели место анальный и уретральный запрет и тревога, которые вели в раннее детство. Его сдерживание позже перенеслось на генитальное функционирование и заложило непосредственную основу для излишнего продуцирования неудовольствия.
Между тремя и шестью годами у пациента возник страх перед туалетом. У него появилась идея, что какие-то твари могут заползти в его задний проход. В связи с этим он стал сдерживать эвакуацию, что, в свою очередь, вызывало страх испачкать трусики. Если ребенок измазал штанишки, то папа его побьет. Это он понял после уже упомянутого нами случая, который произошел с ним в возрасте трех лет. Если отец бьет его, то существует и опасность кастрации, чтобы избежать повреждения гениталий, мальчик вынужден был отвлечь удары и подставить ягодицы. Тем не менее возник страх, что в другой раз, когда он будет лежать на животе, можно занозить пенис. Все это вместе породило спастичность мускулатуры тазового дна, гениталий и прямой кишки. Запоры усиливались еще и потому, что мать очень внимательно относилась к работе его кишечника, но это создало другой конфликт. В то время как она проявляла острый интерес к опорожнению кишечника, отец бил его за это. Таким образом, сформировалось преимущественно анальное основание для эдипова комплекса. У пациента вскоре развился последующий страх, что мочевой пузырь или прямая кишка могут лопнуть, другими словами, что сдерживание не принесет пользы, и он снова может стать жертвой отцовских истязаний. Возникла безнадежная ситуация, которая обычно имеет не биологические, а чисто социальные истоки. Надо принять во внимание, что отец любил щипать своих детей за попку и угрожал, что он «заголит то, что они прячут», если те не будут вести себя хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108