Занялся привычным делом. Не позавидуешь его работе. Впрочем, и служба Дэна была не лучше, поэтому он с удовольствием напомнил себе, что завтра его ждут солнце, голубое небо и свежий, загородный воздух.
— Уверен, убил ее не нож, — произнес медэксперт. — И не огонь. Она задушена. Руками. Все остальные увечья возникли после смерти, огонь разведен, чтобы уничтожить улики.
К их неудовольствию, огню помогла и вода из пожарных шлангов. Примет, которые могли бы навести а след убийцы, не осталось никаких.
— Кто бы ни был этот подонок, ему повезло, — сказал Пятовски, обращаясь к Дэну. — Почему он вырезал у нее на лбу крест? Сразу видно, шизик. Но какого типа? Один из фанатов «Нью эйдж», где превосходно пообедал (жаренное на гриле филе морского окуня, салат) и немного выпил, чтобы отметить событие минувшей ночи.
Притворившись, что внимательно читает «Уолл-стрит джорнал», он осматривал посетителей, лениво размышляя над тем, каким образом мог бы изменить жизнь любого тяжеловеса в европейском костюме и шелковом галстуке из фешенебельного магазина «Гермес». Единственное, что требуется, — выяснить домашний адрес. Самое лучшее — загородный дом, а?.. Выбрать момент, когда жена одна… Не так сложно, верно? Например, вон тот, что напротив. С женой-блондинкой, этакой призовой кобылой, вполовину моложе его. Бриллианты, «Шанель»… Бак изучал ее, сидя с полузакрытыми глазами, представляя, каково поиметь вот такую женщину, срывать с нее дорогие одежды, вырывать из ушей бриллиантовые серьги… А она кричит, умоляет…
Женщина, похоже, почувствовала жар его взгляда и оглянулась. На секунду их взгляды встретились, ее зрачки тревожно расширились. Она застыла, сказала что-то мужу, и тот недовольно обернулся.
Бак как ни в чем не бывало расплатился по счету, добавил щедрые чаевые и покинул ресторан.
На Мэдисон-авеню он остановился у витрины магазина «Барни», немного подумал и направился в отдел мужской одежды, где приобрел кое-что для Калифорнии. Пара легких итальянских костюмов, брюки, несколько интересных галстуков, шорты, футболки, нижнее белье и носки.
Прикупив чуть позднее три пары новых мокасин, Бак обнаружил, что изрядно поистратился. Но это его не обеспокоило. Ничего, скоро денег будет очень много.
Следуя дальше, он зашел в галантерею, взял пару кожаных чемоданов и сложил в них покупки.
— Торопитесь покинуть город, а? — улыбнулся продавец. — Подальше от жены?
Бак устремил на него ледяной взгляд, и молодой человек поспешно ретировался:
— Шутка, приятель, всего лишь шутка.
Бак подхватил чемоданы и вышел из магазина. К кромке тротуара подъехало такси, его остановила элегантно одетая женщина. Оттолкнув ее локтем, Бак протиснулся в машину.
— Боже, — взорвалась дама, — я думала, видела в Нью-Йорке все/но это уже слишком…
— Обольщаетесь, леди. Вы еще ничего не видели. — Бак осклабился и захлопнул дверцу. — Пенсильванский вокзал.
Поезд отходил в шесть тридцать, у Бака оставалось время зайти в бар и немного выпить. Когда же наконец он занял свое место и состав тронулся, Бак почувствовал себя школьником на каникулах. Наконец-то он едет в Лос-Анджелес.
Выпив еще, он предался размышлениям о матери и их совместной жизни.
Глава 10
Бак вырос в северной Калифорнии в небольшом городке неподалеку от Санта-Круз и был известен как маменькин сынок. Они жили в чистом викторианском домике, выкрашенном в светло-желтый цвет с позолотой.
Ходили слухи, будто Делия Дювен родила, когда ей было за сорок, потому что на родительских собраниях она выглядела лет на двадцать старше матерей его соучеников.
И она никогда не давала ему покоя. Никогда. «Бак, иди сюда, Бак, сделай это, Бак, сделай то». После школы Бак не играл с приятелями, потому что готовил уроки и занимался на фортепиано. Потом выполнял работу по дому, приносил и складывал в поленницу дрова для камина. Аккуратно, как она любила: большие поленья внизу, поменьше посередине, а самые маленькие и растопка сверху.
По субботам он косил лужайку перед домом и мыл машину, чтобы их старый «плимут» всегда был в безукоризненном состоянии. А по воскресеньям она везла его в этом сияющем, отполированном до блеска автомобиле в церковь.
Он тихо сидел рядом. В темно-голубом пиджачке и накрахмаленной голубой рубашке с тщательно завязанным полосатым галстуком. Рыжие волосы были подстрижены очень коротко. Летом полная Делия носила платья пастельных тонов, а зимой хорошо сшитые костюмы, преимущественно серые. И всегда при шляпе. Только, пожалуйста, не подумайте дурного. Ничего вычурного, затейливого или фривольного, как у некоторых других женщин, в ее шляпах не было. Простая соломенная с лентой или темная фетровая с пером. Каждый сезон она покупала новую, но каким-то образом любая из них всегда выглядела в точности как предыдущая.
Делия и Бак никогда не ужинали на кухне, Боже упаси! Только завтракали. По вечерам они сидели друг против друга в небольшой, перегруженной мебелью столовой под сияющей люстрой из искусственного хрусталя. А в бокалах у них была простая вода, мать не одобряла газированные напитки.
Делия старательно продумывала меню для каждого ужина, о чем с гордостью сообщала окружающим. Однако Бак всегда знал, что будет есть. И абсолютно ничего из этого ему не нравилось. Тушеная говядина с водянистым шпинатом, налим под шубой из клейкого белого соуса и вечное желе из концентрата «Джелло» с шариком взбитых сливок из баллончика «Реддиуип». Бак страстно тосковал по гамбургерам с жареной картошкой, горячим лепешкам «тако» с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов, хот-догам и мороженому. А ему подавали тушенку, рыбу, желе…
Бак ненавидел свой дом, свою еду, свою жизнь. И свою мать. Ненависть к ней переполняла его до краев и с самого юного возраста вызывала сильнейшее желание убить. Но по мнению Делии Дювен и соседей, он был превосходным сыном. «Ах, если бы наши мальчики походили на него», — говорили соседки друг другу.
Бак был образцово-показательным учеником. Корпел над учебниками, получал хорошие отметки, но внутри у него постоянно пылала ярость. На переменах, когда ребята хвастали своими успехами на задних сиденьях автомобилей, обсуждали вечеринки, выпивку, флирты и прочее, он прятал непомерно огромное самолюбие за стену притворного безразличия.
Бак знал в городке винный магазин, владелец которого был таким старым, что ничего не стоило у него из-под носа стащить бутылку водки. Он и проделал это однажды. Пробрался домой, подпер в комнате дверную ручку стулом, ибо мать не разрешала пользоваться ключом, лег на кровать и, глядя в потолок, выпил водку до дна, не разбавляя.
А затем вообразил мать голой и себя с ножом в руке. Вот он кромсает ее на куски, с наслаждением глядя на вылезающие наружу кишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Уверен, убил ее не нож, — произнес медэксперт. — И не огонь. Она задушена. Руками. Все остальные увечья возникли после смерти, огонь разведен, чтобы уничтожить улики.
К их неудовольствию, огню помогла и вода из пожарных шлангов. Примет, которые могли бы навести а след убийцы, не осталось никаких.
— Кто бы ни был этот подонок, ему повезло, — сказал Пятовски, обращаясь к Дэну. — Почему он вырезал у нее на лбу крест? Сразу видно, шизик. Но какого типа? Один из фанатов «Нью эйдж», где превосходно пообедал (жаренное на гриле филе морского окуня, салат) и немного выпил, чтобы отметить событие минувшей ночи.
Притворившись, что внимательно читает «Уолл-стрит джорнал», он осматривал посетителей, лениво размышляя над тем, каким образом мог бы изменить жизнь любого тяжеловеса в европейском костюме и шелковом галстуке из фешенебельного магазина «Гермес». Единственное, что требуется, — выяснить домашний адрес. Самое лучшее — загородный дом, а?.. Выбрать момент, когда жена одна… Не так сложно, верно? Например, вон тот, что напротив. С женой-блондинкой, этакой призовой кобылой, вполовину моложе его. Бриллианты, «Шанель»… Бак изучал ее, сидя с полузакрытыми глазами, представляя, каково поиметь вот такую женщину, срывать с нее дорогие одежды, вырывать из ушей бриллиантовые серьги… А она кричит, умоляет…
Женщина, похоже, почувствовала жар его взгляда и оглянулась. На секунду их взгляды встретились, ее зрачки тревожно расширились. Она застыла, сказала что-то мужу, и тот недовольно обернулся.
Бак как ни в чем не бывало расплатился по счету, добавил щедрые чаевые и покинул ресторан.
На Мэдисон-авеню он остановился у витрины магазина «Барни», немного подумал и направился в отдел мужской одежды, где приобрел кое-что для Калифорнии. Пара легких итальянских костюмов, брюки, несколько интересных галстуков, шорты, футболки, нижнее белье и носки.
Прикупив чуть позднее три пары новых мокасин, Бак обнаружил, что изрядно поистратился. Но это его не обеспокоило. Ничего, скоро денег будет очень много.
Следуя дальше, он зашел в галантерею, взял пару кожаных чемоданов и сложил в них покупки.
— Торопитесь покинуть город, а? — улыбнулся продавец. — Подальше от жены?
Бак устремил на него ледяной взгляд, и молодой человек поспешно ретировался:
— Шутка, приятель, всего лишь шутка.
Бак подхватил чемоданы и вышел из магазина. К кромке тротуара подъехало такси, его остановила элегантно одетая женщина. Оттолкнув ее локтем, Бак протиснулся в машину.
— Боже, — взорвалась дама, — я думала, видела в Нью-Йорке все/но это уже слишком…
— Обольщаетесь, леди. Вы еще ничего не видели. — Бак осклабился и захлопнул дверцу. — Пенсильванский вокзал.
Поезд отходил в шесть тридцать, у Бака оставалось время зайти в бар и немного выпить. Когда же наконец он занял свое место и состав тронулся, Бак почувствовал себя школьником на каникулах. Наконец-то он едет в Лос-Анджелес.
Выпив еще, он предался размышлениям о матери и их совместной жизни.
Глава 10
Бак вырос в северной Калифорнии в небольшом городке неподалеку от Санта-Круз и был известен как маменькин сынок. Они жили в чистом викторианском домике, выкрашенном в светло-желтый цвет с позолотой.
Ходили слухи, будто Делия Дювен родила, когда ей было за сорок, потому что на родительских собраниях она выглядела лет на двадцать старше матерей его соучеников.
И она никогда не давала ему покоя. Никогда. «Бак, иди сюда, Бак, сделай это, Бак, сделай то». После школы Бак не играл с приятелями, потому что готовил уроки и занимался на фортепиано. Потом выполнял работу по дому, приносил и складывал в поленницу дрова для камина. Аккуратно, как она любила: большие поленья внизу, поменьше посередине, а самые маленькие и растопка сверху.
По субботам он косил лужайку перед домом и мыл машину, чтобы их старый «плимут» всегда был в безукоризненном состоянии. А по воскресеньям она везла его в этом сияющем, отполированном до блеска автомобиле в церковь.
Он тихо сидел рядом. В темно-голубом пиджачке и накрахмаленной голубой рубашке с тщательно завязанным полосатым галстуком. Рыжие волосы были подстрижены очень коротко. Летом полная Делия носила платья пастельных тонов, а зимой хорошо сшитые костюмы, преимущественно серые. И всегда при шляпе. Только, пожалуйста, не подумайте дурного. Ничего вычурного, затейливого или фривольного, как у некоторых других женщин, в ее шляпах не было. Простая соломенная с лентой или темная фетровая с пером. Каждый сезон она покупала новую, но каким-то образом любая из них всегда выглядела в точности как предыдущая.
Делия и Бак никогда не ужинали на кухне, Боже упаси! Только завтракали. По вечерам они сидели друг против друга в небольшой, перегруженной мебелью столовой под сияющей люстрой из искусственного хрусталя. А в бокалах у них была простая вода, мать не одобряла газированные напитки.
Делия старательно продумывала меню для каждого ужина, о чем с гордостью сообщала окружающим. Однако Бак всегда знал, что будет есть. И абсолютно ничего из этого ему не нравилось. Тушеная говядина с водянистым шпинатом, налим под шубой из клейкого белого соуса и вечное желе из концентрата «Джелло» с шариком взбитых сливок из баллончика «Реддиуип». Бак страстно тосковал по гамбургерам с жареной картошкой, горячим лепешкам «тако» с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов, хот-догам и мороженому. А ему подавали тушенку, рыбу, желе…
Бак ненавидел свой дом, свою еду, свою жизнь. И свою мать. Ненависть к ней переполняла его до краев и с самого юного возраста вызывала сильнейшее желание убить. Но по мнению Делии Дювен и соседей, он был превосходным сыном. «Ах, если бы наши мальчики походили на него», — говорили соседки друг другу.
Бак был образцово-показательным учеником. Корпел над учебниками, получал хорошие отметки, но внутри у него постоянно пылала ярость. На переменах, когда ребята хвастали своими успехами на задних сиденьях автомобилей, обсуждали вечеринки, выпивку, флирты и прочее, он прятал непомерно огромное самолюбие за стену притворного безразличия.
Бак знал в городке винный магазин, владелец которого был таким старым, что ничего не стоило у него из-под носа стащить бутылку водки. Он и проделал это однажды. Пробрался домой, подпер в комнате дверную ручку стулом, ибо мать не разрешала пользоваться ключом, лег на кровать и, глядя в потолок, выпил водку до дна, не разбавляя.
А затем вообразил мать голой и себя с ножом в руке. Вот он кромсает ее на куски, с наслаждением глядя на вылезающие наружу кишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78