— А кто отбирает жокеев? — поинтересовался я. — Ларри Сервер — не самый лучший вариант. — Я не знаю, — с сомнением отозвался Фрайли. — Разумеется, я оставил все на усмотрение тренера.
Я скорчил легкую гримасу.
— Ты этого не одобряешь? — спросил он.
— Если хотите, — предложил я, — то я представлю список жокеев для ваших скакунов, которым вы, по крайней мере, сможете доверять и рассчитывать на их победу. Я ничего не гарантирую, да, как вы понимаете, это вряд ли и возможно. А теперь кто из нас циник? — Он улыбнулся и с горечью произнес:
— Если бы ты по-прежнему объезжал их, Сид. Я часто мечтаю об этом.
— Да, — со смехом откликнулся я, но он уловил в моих глазах тоску, которую я не сумел скрыть.
— Мне так жаль, — сочувственно произнес он. Я не испытал от его отношения особой радости.
— Пока это продолжалось, все было замечательно, — весело отозвался я. — А прочее не имеет значения.
Он покачал головой, досадуя на свою бестактность.
— Знаете, — заявил я, — если бы вы радовались, что я их больше не объезжаю, я бы почувствовал себя гораздо хуже.
— Да, это было незабываемое время. Неповторимые дни.
— Тут я с вами согласен.
Между владельцем лошади и жокеем иногда возникали самые теплые отношения.
Наша жизнь проходила на небольшом пространстве, скорость и победа значили для нас все. Неудивительно, что мы считали победу обшей и радовались вместе. И эта радость, словно цемент, скрепляла нашу дружбу. Я редко испытывал подобную симпатию к другим владельцам, для которых объезжал лошадей. С ними я был связан чисто формально, а вот с Филиппом Фрайли нет.
Какой-то человек отошел от группы, собравшейся неподалеку, и с улыбкой двинулся нам навстречу.
— Филипп, Сид. Я счастлив, что вы здесь. Мы любезно и вполне искренне откликнулись, потому что сэр Томас Улластон, распорядитель на скачках и глава Жокейского Клуба, глава в большей или меньшей мере всей конной индустрии, был умным человеком и как администратор предпочитал действовать в открытую.
Временами он казался довольно суровым, во всяком случае, многие считали его таким. Впрочем, мягкий и безвольный человек никогда не справился бы с его работой. За короткий срок своего руководства он ввел несколько хороших правил и очистил нашу отрасль от злоупотреблений. Он проявил решимость в тех вопросах, где его предшественник откровенно спасовал.
— Как ваши дела, Сид? — спросил он. — Поймали на днях каких-нибудь мошенников?
— Увы, нет, — с грустью ответил я. Он улыбнулся Филиппу Фрайли.
— Наш Сид основательно взялся за дело и скоро оставит службу безопасности с носом. Да, да. В понедельник ко мне в офис пришел Эдди Кейт. Он пожаловался, что мы дали Сиду слишком много воли и попросил меня проследить, чтобы он не командовал на скачках.
— Эдди Кейт? — переспросил я.
— Почему ты так шокирован, Сид, — поддразнил меня сэр Томас. — Я сказал ему, что скачки для тебя очень много значат, начиная с Сибури и все последующие, и я не позволю Жокейскому Клубу вмешиваться в твои дела. Ну, разве только если ты выкинешь какой-нибудь фортель, но, судя по прошлому, такое за тобой не водится.
— Спасибо, — чуть слышно проговорил я.
— И ты можешь считать, — уверенно произнес он, — что это официальная позиция Жокейского Клуба, равно как и моя собственная.
— Почему Эдди Кейт хочет меня остановить? Сэр Томас пожал плечами.
— Он намекнул на документы Жокейского Клуба. Вроде бы ты видел какие-то из них, и это его рассердило. Я сказал ему, что он должен привыкнуть, потому что я никоим образом не намерен препятствовать твоим расследованиям. Я считаю, что они пойдут скачкам лишь на пользу.
Я почувствовал, что не заслужил подобную похвалу, но он не дал мне времени возразить.
— Почему бы вам обоим не подняться наверх, выпить и закусить сандвичами.
Прошу вас, Сид, Филипп... — Он повернулся и жестом пригласил нас следовать за ним, а сам направился первым.
Мы прошли по лестнице, которая называлась «частной». После большинства скачек гости поднимались по ней в роскошно обставленный кабинет распорядителя комнату, украшенную коврами. Ее широкие окна выходили на спортивные дорожки.
Там уже собралось немало гостей, раз бившихся на группы. Официант сновал между ними с подносом и подавал напитки.
— Полагаю, что вы знакомы с большинством приглашенных, — сказал сэр Томас, любезно представив меня.
— Мадлен, моя дорогая, — обратился он к жене. — Ты ведь знаешь лорда Фрайли и Сида Холли? — Мы пожали ей руку. — А, да, Сид, — проговорил он, взял меня под локоть и подвел к другому гостю так, что мы оказались с ним лицом к лицу. — Ты когда-нибудь встречался с Тревором Динсгейтом?
Глава 13
Мы уставились друг на друга, и, наверное, оба были в одинаковой степени ошеломлены.
Я подумал о том, каким он видел меня в последний раз, о том, как я, оцепенев от страха, лежал в сарае на соломе. Он и сейчас заметит, как я перепугался, решил я. Уж он-то знает, что сделал со мной. Я не могу стоять здесь с застывшими от напряжения мускулами, однако я должен.
Мне представилось, что моя голова отделилась от тела и поплыла куда-то в сторону, а весь ужас происшедшего сконцентрировался в этих четырех секундах.
— Вы знакомы? — с некоторым недоумением поинтересовался сэр Томас.
— Да, мы встречались, — проговорил Тревор Динсгейт.
Я не уловил насмешки ни в его интонациях, ни в выражении глаз. Не покажись это столь невероятным, я бы подумал, что взгляд у него был усталым.
— Ты выпьешь, Сид? — сказал сэр Томас, и я заметил стоявшего рядом официанта с подносом. Я взял бокал виски и постарался унять дрожь в пальцах.
Сэру Томасу захотелось поддержать разговор.
— Я только что передал Сиду, как высоко Жокейский Клуб ценит его успехи, и от этого он просто лишился дара речи.
Ни Тревор Динсгейт, ни я ничего не ответили. Сэр Томас приподнял брови и попытался продолжить:
— Ладно, Сид, расскажи нам что-нибудь о скачках. Кто, по-твоему, должен победить?
Я попробовал сосредоточиться и пошевелить плохо соображавшими мозгами, то есть сделать вид, что жизнь по-прежнему идет своим чередом.
— Я полагаю... Уайнтестер.
Мой голос прозвучал сдавленно, но сэр Томас, похоже, не обратил на это внимания. Тревор Динсгейт поглядел вниз на бокал, зажатый в его холеной руке, и покрутил кубики льда в золотистой жидкости. Кто-то из гостей обратился к сэру Томасу, он повернулся, а Тревор Динсгейт пристально посмотрел на меня, отчего я ощутил настоящий ужас. Он говорил быстро, низким голосом, исходившим из самых глубин его существа. В этом голосе чувствовались жестокость, мстительность, и в нем не было ни капли жалости.
— Если вы нарушите ваше обещание, я сделаю все, о чем сказал.
Он не отрывал от меня глаз, пока не убедился, что я понял, а потом повернулся, и я обратил внимание на его тяжелые плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74