В ту же минуту я закрыл дверь и повесил замок.
– Оказалось, все очень легко, – удовлетворенно констатировал я. – Спасибо за помощь.
Кемп-Лоур начал бить ногами в дверь.
– Выпустите меня, – кричал он. – Что вы собираетесь делать?
– Он не видел тебя? – мягко спросила Джоанна.
– Не видел, – подтвердил я, – наверное, лучше оставить его в неведении, пока я отвезу тебя в Ньюбери и посажу в поезд.
– Это безопасно? – Она выглядела озабоченной.
– Я скоро вернусь, – пообещал я. – Пойдем. Прежде чем отвезти Джоанну в Ньюбери, я поставил
машину Кемп-Лоура к кустам, где ее не было видно. Меньше всего мне хотелось, чтобы какой-нибудь местный житель из любопытства решил обследовать коттедж. Я отвез Джоанну на станцию, минут через двадцать вернулся и опять спрятал машину в кустах.
Я спокойно обошел дом и подошел к окну.
Кемп-Лоур ухватился за трубы и яростно тряс их. Крепко зацементированные, они не дрогнули.
Когда он заметил меня, он тут же замер, и злость на его лице сменилась явным удивлением.
– Кого вы ожидали увидеть? – спросил я.
– Я не понимаю, что происходит, – начал он. – Какая-то проклятая дура заперла меня здесь около часа назад, а сама уехала. Выпустите меня быстро. – Дыхание с хрипом вырывалось из горла. – Тут лошадь, – продолжал он, – от нее у меня астма.
– Да, – спокойно согласился я. – Знаю. Это поразило его.
– Так это были вы…
– Да.
Он стоял и смотрел на меня через решетку из труб.
– Вы намеренно заперли меня с лошадью? – Он возвысил голос.
– Да, – подтвердил я.
– Почему? – закричал он. Должно быть, он догадался, но я не отвечал, и он спросил еще раз почти шепотом: – Почему?
– Даю вам полчаса подумать над ответом, – сказал я, повернулся и пошел.
– Нет, – воскликнул он. – Мне плохо, у меня астма. Выпустите меня. – Я вернулся и подошел ближе. Дыхание со свистом вырывалось из груди, но он даже не расслабил галстук и не расстегнул воротник. Опасности не было.
– Стойте у окна и дышите свежим воздухом, – посоветовал я.
– Холодно. Тут просто ледяной дом.
– Может быть, – улыбнулся я. – Но вы счастливчик… вы можете двигаться, чтобы согреться, на вас теплый пиджак… и я не вылил три ведра холодной воды вам на голову.
Он открыл рот и быстро задышал. Наконец-то, подумал я, он начал понимать, что ему так запросто не выбраться из своей тюрьмы.
Я вернулся, посидев на сене полчаса и слушая, как он попеременно то пинал дверь, то звал на помощь. Кемп-Лоур отталкивал Баттонхук, которая ласково положила голову ему на плечо. Я рассмеялся, и он чуть не лопнул от злости.
– Заберите ее, – застонал он. – Она не отходит от меня. Я не могу дышать.
Он схватился за трубу одной рукой, а другой отталкивал Баттонхук.
– Если вы не будете так шуметь, она вернется в угол к сену.
Он посмотрел на меня через барьер из труб, и лицо его исказилось от злости, ненависти и страха. Астматический приступ усиливался. Он расстегнул рубашку и бросил на пол галстук, я заметил, как тяжело он дышит.
Я положил коробку с сахаром на подоконник и быстро отдернул руку, которую он попытался схватить.
– Положите немного сахара ей на сено. Ну кладите же, – добавил я, видя, что он колеблется. – Он без допинга.
Его голова резко дернулась. Я с горечью посмотрел в его испуганные глаза.
– Двадцать восемь лошадей, начиная с Шантитауна. Двадцать восемь сонных лошадей съели сахар из ваших рук перед скачкой.
Он схватил коробку, нервно разорвал ее и высыпал кубики на сено в другом углу комнаты. Баттонхук последовала за ним и, опустив голову, начала хрупать сахар. Он подошел к окну.
– Вы так не отделаетесь. Вы пойдете в тюрьму. Я увижу, как вас пригвоздят к позорному столбу.
– Поберегите дыхание, – перебил я его. – А если хотите пожаловаться полиции на то, как я обращаюсь с вами, ради бога.
– Вы так скоро попадете в тюрьму, что даже не догадаетесь, кто посадил вас, – грозил он, и дыхание со свистом прорывалось сквозь зубы. – Торопитесь, говорите, что вы хотели.
– Торопиться? – медленно повторил я. – Нет, спешить некуда.
– Вы должны выпустить меня не позже полвторого, – настороженно заявил он. – У меня в пять репетиция.
Я улыбнулся. По-видимому, это была неприятная улыбка.
– Вы очутились здесь в пятницу не случайно. У него отвисла челюсть.
– Программа… – пробормотал он.
– Придется обойтись без вас.
– Но вы не можете, – закричал он, хватая ртом воздух, – вы не можете так поступить.
– Почему? – кротко спросил я.
– Это же… Это же телевидение, – закричал он, как если бы я не знал. – Миллионы людей ждут передачу.
– И миллионы людей будут разочарованы, – равнодушно подтвердил я.
Он перестал кричать и со свистом набрал воздух.
– Я уверен, – начал он, с видимым усилием стараясь говорить спокойно, – вы не собираетесь держать меня здесь долго, чтобы я не смог вовремя попасть на передачу. Так и быть. – Он замолчал, чтобы сделать пару свистящих вдохов. – Если вы отпустите меня на репетицию, я не стану сообщать о вас в полицию. Я прощу вам эту ловушку.
– Вам лучше сохранять спокойствие и слушать, – сказал я. – Боюсь, вам трудно понять, что мне плевать на пьедестал, на который британская. публика вознесла вашу синтетическую личность. Они все обмануты. Под маской скрывается отвратительная смесь из зависти, отчаяния и злобы. Но я не стал бы разоблачать вас, если бы вы не дали допинг двадцати восьми лошадям, с которыми я работал, чтобы потом говорить каждому, будто я потерял нерв. И вам придется провести этот день, размышляя над тем, что вы не пропустили бы сегодняшнюю передачу, если бы не пытались помешать мне участвовать в скачках на Темплейте.
Теперь он стоял окаменев, его лицо побледнело и покрылось потом.
– Вы имеете в виду… – прошептал он.
– Да, именно это я имею в виду.
– Нет, – воскликнул он. У него начала дергаться щека. – Нет, вы не можете… Ведь вы же выиграли на Темплейте… вы должны отпустить меня на передачу.
– Вы больше никогда не будете делать передачи. Ни сегодня вечером, ни в какой другой вечер. Я позвал вас сюда не ради личной мести, хотя не стану отрицать: в прошлую пятницу ночью я готов был убить вас. Я позвал вас сюда от имени Арта Метьюза, и Питера Клуни, и Гранта Олдфилда. Я позвал вас сюда, потому что вы вредили Дэнни Хигсу, и Ингерсоллу, и любому жокею, кому только могли. Вы делали все, чтобы они потеряли работу, и теперь вы потеряете свою.
Первый раз он не нашел слов. Его губы двигались, но никаких звуков, кроме астматического свистящего дыхания, не издавали. Глаза у него запали, нижняя челюсть отвисла, и на щеках появились морщины. Он стал похож на карикатуру, где череп изображает красивого мужчину.
Я вынул из кармана большой конверт, адресованный ему, и протянул сквозь решетку. Он достал три листа ксерокса и прочел их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Оказалось, все очень легко, – удовлетворенно констатировал я. – Спасибо за помощь.
Кемп-Лоур начал бить ногами в дверь.
– Выпустите меня, – кричал он. – Что вы собираетесь делать?
– Он не видел тебя? – мягко спросила Джоанна.
– Не видел, – подтвердил я, – наверное, лучше оставить его в неведении, пока я отвезу тебя в Ньюбери и посажу в поезд.
– Это безопасно? – Она выглядела озабоченной.
– Я скоро вернусь, – пообещал я. – Пойдем. Прежде чем отвезти Джоанну в Ньюбери, я поставил
машину Кемп-Лоура к кустам, где ее не было видно. Меньше всего мне хотелось, чтобы какой-нибудь местный житель из любопытства решил обследовать коттедж. Я отвез Джоанну на станцию, минут через двадцать вернулся и опять спрятал машину в кустах.
Я спокойно обошел дом и подошел к окну.
Кемп-Лоур ухватился за трубы и яростно тряс их. Крепко зацементированные, они не дрогнули.
Когда он заметил меня, он тут же замер, и злость на его лице сменилась явным удивлением.
– Кого вы ожидали увидеть? – спросил я.
– Я не понимаю, что происходит, – начал он. – Какая-то проклятая дура заперла меня здесь около часа назад, а сама уехала. Выпустите меня быстро. – Дыхание с хрипом вырывалось из горла. – Тут лошадь, – продолжал он, – от нее у меня астма.
– Да, – спокойно согласился я. – Знаю. Это поразило его.
– Так это были вы…
– Да.
Он стоял и смотрел на меня через решетку из труб.
– Вы намеренно заперли меня с лошадью? – Он возвысил голос.
– Да, – подтвердил я.
– Почему? – закричал он. Должно быть, он догадался, но я не отвечал, и он спросил еще раз почти шепотом: – Почему?
– Даю вам полчаса подумать над ответом, – сказал я, повернулся и пошел.
– Нет, – воскликнул он. – Мне плохо, у меня астма. Выпустите меня. – Я вернулся и подошел ближе. Дыхание со свистом вырывалось из груди, но он даже не расслабил галстук и не расстегнул воротник. Опасности не было.
– Стойте у окна и дышите свежим воздухом, – посоветовал я.
– Холодно. Тут просто ледяной дом.
– Может быть, – улыбнулся я. – Но вы счастливчик… вы можете двигаться, чтобы согреться, на вас теплый пиджак… и я не вылил три ведра холодной воды вам на голову.
Он открыл рот и быстро задышал. Наконец-то, подумал я, он начал понимать, что ему так запросто не выбраться из своей тюрьмы.
Я вернулся, посидев на сене полчаса и слушая, как он попеременно то пинал дверь, то звал на помощь. Кемп-Лоур отталкивал Баттонхук, которая ласково положила голову ему на плечо. Я рассмеялся, и он чуть не лопнул от злости.
– Заберите ее, – застонал он. – Она не отходит от меня. Я не могу дышать.
Он схватился за трубу одной рукой, а другой отталкивал Баттонхук.
– Если вы не будете так шуметь, она вернется в угол к сену.
Он посмотрел на меня через барьер из труб, и лицо его исказилось от злости, ненависти и страха. Астматический приступ усиливался. Он расстегнул рубашку и бросил на пол галстук, я заметил, как тяжело он дышит.
Я положил коробку с сахаром на подоконник и быстро отдернул руку, которую он попытался схватить.
– Положите немного сахара ей на сено. Ну кладите же, – добавил я, видя, что он колеблется. – Он без допинга.
Его голова резко дернулась. Я с горечью посмотрел в его испуганные глаза.
– Двадцать восемь лошадей, начиная с Шантитауна. Двадцать восемь сонных лошадей съели сахар из ваших рук перед скачкой.
Он схватил коробку, нервно разорвал ее и высыпал кубики на сено в другом углу комнаты. Баттонхук последовала за ним и, опустив голову, начала хрупать сахар. Он подошел к окну.
– Вы так не отделаетесь. Вы пойдете в тюрьму. Я увижу, как вас пригвоздят к позорному столбу.
– Поберегите дыхание, – перебил я его. – А если хотите пожаловаться полиции на то, как я обращаюсь с вами, ради бога.
– Вы так скоро попадете в тюрьму, что даже не догадаетесь, кто посадил вас, – грозил он, и дыхание со свистом прорывалось сквозь зубы. – Торопитесь, говорите, что вы хотели.
– Торопиться? – медленно повторил я. – Нет, спешить некуда.
– Вы должны выпустить меня не позже полвторого, – настороженно заявил он. – У меня в пять репетиция.
Я улыбнулся. По-видимому, это была неприятная улыбка.
– Вы очутились здесь в пятницу не случайно. У него отвисла челюсть.
– Программа… – пробормотал он.
– Придется обойтись без вас.
– Но вы не можете, – закричал он, хватая ртом воздух, – вы не можете так поступить.
– Почему? – кротко спросил я.
– Это же… Это же телевидение, – закричал он, как если бы я не знал. – Миллионы людей ждут передачу.
– И миллионы людей будут разочарованы, – равнодушно подтвердил я.
Он перестал кричать и со свистом набрал воздух.
– Я уверен, – начал он, с видимым усилием стараясь говорить спокойно, – вы не собираетесь держать меня здесь долго, чтобы я не смог вовремя попасть на передачу. Так и быть. – Он замолчал, чтобы сделать пару свистящих вдохов. – Если вы отпустите меня на репетицию, я не стану сообщать о вас в полицию. Я прощу вам эту ловушку.
– Вам лучше сохранять спокойствие и слушать, – сказал я. – Боюсь, вам трудно понять, что мне плевать на пьедестал, на который британская. публика вознесла вашу синтетическую личность. Они все обмануты. Под маской скрывается отвратительная смесь из зависти, отчаяния и злобы. Но я не стал бы разоблачать вас, если бы вы не дали допинг двадцати восьми лошадям, с которыми я работал, чтобы потом говорить каждому, будто я потерял нерв. И вам придется провести этот день, размышляя над тем, что вы не пропустили бы сегодняшнюю передачу, если бы не пытались помешать мне участвовать в скачках на Темплейте.
Теперь он стоял окаменев, его лицо побледнело и покрылось потом.
– Вы имеете в виду… – прошептал он.
– Да, именно это я имею в виду.
– Нет, – воскликнул он. У него начала дергаться щека. – Нет, вы не можете… Ведь вы же выиграли на Темплейте… вы должны отпустить меня на передачу.
– Вы больше никогда не будете делать передачи. Ни сегодня вечером, ни в какой другой вечер. Я позвал вас сюда не ради личной мести, хотя не стану отрицать: в прошлую пятницу ночью я готов был убить вас. Я позвал вас сюда от имени Арта Метьюза, и Питера Клуни, и Гранта Олдфилда. Я позвал вас сюда, потому что вы вредили Дэнни Хигсу, и Ингерсоллу, и любому жокею, кому только могли. Вы делали все, чтобы они потеряли работу, и теперь вы потеряете свою.
Первый раз он не нашел слов. Его губы двигались, но никаких звуков, кроме астматического свистящего дыхания, не издавали. Глаза у него запали, нижняя челюсть отвисла, и на щеках появились морщины. Он стал похож на карикатуру, где череп изображает красивого мужчину.
Я вынул из кармана большой конверт, адресованный ему, и протянул сквозь решетку. Он достал три листа ксерокса и прочел их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58