Но затем пришла Сфера, иерарх убил своего кузена и стал императором, и все развалилось. И ты видел, как Сфера переписала историю, чтобы сделать нас злодеями той Войны.
– Но почему вы им позволили? Я знаю, тебя там не было, конечно, но почему?
– Кто знает? – Она выразительно повела карандашом. – Это случилось, и кланы постепенно отдали все Танету. Двести лет назад Танета даже не существовало.
По крайней мере это я помнил, вместе с фрагментами истории других континентов. Танет основали беженцы, спасающиеся от опустошения Войны. Острова в проливе между двумя половинами расколотого континента Экватория показались им безопасным местом для жизни, защищенным несколькими милями воды от междоусобных войн на материке.
– Что натворил один, другой исправить может.
– Теперь ты цитируешь мне фетийских поэтов? А я всегда думала, ты их терпеть не можешь.
– Я не понимаю и десятой доли того, что они говорят, но могу при случае ввернуть цитату-другую.
– В Фетии ты никогда бы не преуспел. Там даже в ассамблее спорят о поэзии – лидеры кланов читают все. Помню, я присутствовала на одном заседании, когда еще был жив мой отец. Президент Мандрагор и президент Налассель схлестнулись из-за того, сочувствует Северий войне в своих эпических поэмах или нет. – Палатина слабо улыбнулась. – Мелочь, конечно, но она показывает, как низко мы пали. Но по крайней мере у нас еще что-то осталось: наша поэзия и наша музыка. Иногда мы даже можем спорить о философии.
– Но ведь Сфера закрыла все академии?
– Есть кое-что, что ты должен понять насчет Фетии, если собираешься иметь дело с Равенной. Я говорю «Фетия», но то же самое верно для Калатара и остальных островов. Ты этого не замечал, когда был там, потому что нас держали вдали от проторенных дорог. Жизнь Фетии происходит на улице. Наши города построены вокруг площадей, наши дома и дворцы построены вокруг дворов и садов, и сам император большую часть приемов устраивает под открытым небом. И даже в своих домах мы стараемся создавать большие открытые пространства. А это значит, что мы беседуем. Мы проводим часы в кафе, парках, колоннадах, общаясь с друзьями. Мы не сидим взаперти по одному и по двое и не плетем интриг. Ничто и никогда не остается тайным, и нет никакого способа помешать идеям циркулировать. Сфера закрыла академии, запретила демонстрации как еретические и ввела религиозную полицию, чтобы ересь не обсуждалась.
Но все эти меры результата не дали. На Архипелаге так же невозможно заткнуть людям рот, как остановить восход солнца. Вот почему Сфера ненавидит Калатар – и всех апелагов. Нами она не может управлять, как другими.
– Но танетяне тоже все свое время проводят на открытом воздухе, – возразил я.
Палатина покачала головой:
– Но не так. У танетян все вертится вокруг Домов, и влиятельные люди выходят наружу лишь для того, чтобы пройти от дома к дому. В Фетии все важное делается вне дома, и ты не будешь президентом клана, если люди тебя не видят. Ты не можешь прятаться. Вот почему Сфера и Архипелаг не могут сосуществовать вечно. Рано или поздно, сколько бы времени ни потребовалось, один из них уничтожит другого.
Глава 3
Мы ждали еще две недели, но Танаис так и не появился. Небеса над Лепидором оставались неизменно серыми и мрачными, разнообразие внес лишь, пятидневный зимний шторм, пришедший с юга. Необычный циклон, пересекающий три штормовые полосы, он нанес серьезный ущерб городу Джесрадену и земле Кортьереса южнее по побережью.
Через восемнадцать дней после отплытия Олтана в Лепидор прибыла манта Барка, каждые два месяца совершавшая рейс за железом, и привезла запечатанное послание от Гамилькара.
К счастью, отец уже вернулся к своим обязанностям, думал я, неся письмо наверх. Я все еще занимался некоторыми клановыми делами, но только из чувства долга.
– Войдите, – ответил Элнибал на мой стук.
Он, как обычно, сидел за столом и выглядел почти так же, как раньше. Но вокруг его глаз появились морщины, которые никогда не исчезнут, и на минуту меня охватила ненависть к мертвому Премьеру, которая пыталась отнять у нас Лепидор. Надеюсь, она плывет в загробной пустоте, навсегда отрезанная от богов, которым якобы поклонялась.
Я вручил отцу письмо, вложенное в непромокаемый тканевый мешочек с зашитыми в него грузиками. Элнибал выразительно поднял брови.
– Там есть вещи, явно не предназначенные для посторонних глаз. – Он встал и подошел к голубому глобусу, любовно изготовленной модели Аквасильвы, которая стояла в углу на своей подставке. Крошечный изогенератор в основании окутывал модель нашего мира в постоянно меняющиеся узоры облаков. Отец слегка повернул крепление и извлек из северного полюса глобуса тонкий металлический стерженек.
– Он рисковал, когда писал это письмо.
– Ты невнимательно смотрел, – сказал отец, возвращаясь к столу. – Взгляни на сургуч. Там есть оттиски печати Сферы и печати Премьера. Несомненно, подарок от его опекуна.
А его опекуном совсем случайно оказался Лечеззар, подумал я, досадуя на себя, что не заметил крошечного символа из пляшущих языков племени. Гамилькар уже доказал свою верность во время вторжения в Лепидор, но Равенна по-прежнему не вполне доверяла ему из-за его связи с Лечеззаром. В конце концов он танетский торговец, и есть вещи, о которых ему безопаснее не знать.
Металлический стерженек имел крошечные несимметричные зубцы, особый узор, который откроет замок на этом пакете и больше нигде. Гамилькар дал нам его перед отплытием, на случай, если когда-нибудь ему понадобится отправлять конфиденциальные сообщения. Я не ожидал, что этим ключом воспользуются так скоро.
На самом деле мешочек был сделан из тонкой металлической сетки, покрытой промасленной тканью, и заперт на горлышке цилиндрическим замком с четырьмя отверстиями для ключа для вящей сложности. Должно быть, он стоил целое состояние, поскольку работа была филигранная. Только короли, экзархи и торговые лорды могли позволить себе такого рода защиту, а премьерскую эмблему на печати не могли купить никакие деньги.
Отец вставил ключ в замок, повернул его, затем протолкнул чуть дальше, после чего открыл мешочек и вытащил письмо, написанное на нескольких страницах дорогого пергамента.
Пока мы его читали, в кабинете стояла тишина, нарушаемая только криками из сада, где несколько моих кузенов и их друзей радовались редкому солнечному дню.
– Ну и что ты думаешь? – спросил отец, когда я дочитал последнюю страницу.
– Он не станет рисковать. Нужны заверения от диссидентов, что они заинтересованы, подтверждение, что они могут платить, связь через третью сторону. Даже это письмо не упоминает никого конкретно.
Мой отец кивнул.
– Он гораздо осторожнее, чем Дом Кэнадрата, но, учитывая его положение, я не удивлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
– Но почему вы им позволили? Я знаю, тебя там не было, конечно, но почему?
– Кто знает? – Она выразительно повела карандашом. – Это случилось, и кланы постепенно отдали все Танету. Двести лет назад Танета даже не существовало.
По крайней мере это я помнил, вместе с фрагментами истории других континентов. Танет основали беженцы, спасающиеся от опустошения Войны. Острова в проливе между двумя половинами расколотого континента Экватория показались им безопасным местом для жизни, защищенным несколькими милями воды от междоусобных войн на материке.
– Что натворил один, другой исправить может.
– Теперь ты цитируешь мне фетийских поэтов? А я всегда думала, ты их терпеть не можешь.
– Я не понимаю и десятой доли того, что они говорят, но могу при случае ввернуть цитату-другую.
– В Фетии ты никогда бы не преуспел. Там даже в ассамблее спорят о поэзии – лидеры кланов читают все. Помню, я присутствовала на одном заседании, когда еще был жив мой отец. Президент Мандрагор и президент Налассель схлестнулись из-за того, сочувствует Северий войне в своих эпических поэмах или нет. – Палатина слабо улыбнулась. – Мелочь, конечно, но она показывает, как низко мы пали. Но по крайней мере у нас еще что-то осталось: наша поэзия и наша музыка. Иногда мы даже можем спорить о философии.
– Но ведь Сфера закрыла все академии?
– Есть кое-что, что ты должен понять насчет Фетии, если собираешься иметь дело с Равенной. Я говорю «Фетия», но то же самое верно для Калатара и остальных островов. Ты этого не замечал, когда был там, потому что нас держали вдали от проторенных дорог. Жизнь Фетии происходит на улице. Наши города построены вокруг площадей, наши дома и дворцы построены вокруг дворов и садов, и сам император большую часть приемов устраивает под открытым небом. И даже в своих домах мы стараемся создавать большие открытые пространства. А это значит, что мы беседуем. Мы проводим часы в кафе, парках, колоннадах, общаясь с друзьями. Мы не сидим взаперти по одному и по двое и не плетем интриг. Ничто и никогда не остается тайным, и нет никакого способа помешать идеям циркулировать. Сфера закрыла академии, запретила демонстрации как еретические и ввела религиозную полицию, чтобы ересь не обсуждалась.
Но все эти меры результата не дали. На Архипелаге так же невозможно заткнуть людям рот, как остановить восход солнца. Вот почему Сфера ненавидит Калатар – и всех апелагов. Нами она не может управлять, как другими.
– Но танетяне тоже все свое время проводят на открытом воздухе, – возразил я.
Палатина покачала головой:
– Но не так. У танетян все вертится вокруг Домов, и влиятельные люди выходят наружу лишь для того, чтобы пройти от дома к дому. В Фетии все важное делается вне дома, и ты не будешь президентом клана, если люди тебя не видят. Ты не можешь прятаться. Вот почему Сфера и Архипелаг не могут сосуществовать вечно. Рано или поздно, сколько бы времени ни потребовалось, один из них уничтожит другого.
Глава 3
Мы ждали еще две недели, но Танаис так и не появился. Небеса над Лепидором оставались неизменно серыми и мрачными, разнообразие внес лишь, пятидневный зимний шторм, пришедший с юга. Необычный циклон, пересекающий три штормовые полосы, он нанес серьезный ущерб городу Джесрадену и земле Кортьереса южнее по побережью.
Через восемнадцать дней после отплытия Олтана в Лепидор прибыла манта Барка, каждые два месяца совершавшая рейс за железом, и привезла запечатанное послание от Гамилькара.
К счастью, отец уже вернулся к своим обязанностям, думал я, неся письмо наверх. Я все еще занимался некоторыми клановыми делами, но только из чувства долга.
– Войдите, – ответил Элнибал на мой стук.
Он, как обычно, сидел за столом и выглядел почти так же, как раньше. Но вокруг его глаз появились морщины, которые никогда не исчезнут, и на минуту меня охватила ненависть к мертвому Премьеру, которая пыталась отнять у нас Лепидор. Надеюсь, она плывет в загробной пустоте, навсегда отрезанная от богов, которым якобы поклонялась.
Я вручил отцу письмо, вложенное в непромокаемый тканевый мешочек с зашитыми в него грузиками. Элнибал выразительно поднял брови.
– Там есть вещи, явно не предназначенные для посторонних глаз. – Он встал и подошел к голубому глобусу, любовно изготовленной модели Аквасильвы, которая стояла в углу на своей подставке. Крошечный изогенератор в основании окутывал модель нашего мира в постоянно меняющиеся узоры облаков. Отец слегка повернул крепление и извлек из северного полюса глобуса тонкий металлический стерженек.
– Он рисковал, когда писал это письмо.
– Ты невнимательно смотрел, – сказал отец, возвращаясь к столу. – Взгляни на сургуч. Там есть оттиски печати Сферы и печати Премьера. Несомненно, подарок от его опекуна.
А его опекуном совсем случайно оказался Лечеззар, подумал я, досадуя на себя, что не заметил крошечного символа из пляшущих языков племени. Гамилькар уже доказал свою верность во время вторжения в Лепидор, но Равенна по-прежнему не вполне доверяла ему из-за его связи с Лечеззаром. В конце концов он танетский торговец, и есть вещи, о которых ему безопаснее не знать.
Металлический стерженек имел крошечные несимметричные зубцы, особый узор, который откроет замок на этом пакете и больше нигде. Гамилькар дал нам его перед отплытием, на случай, если когда-нибудь ему понадобится отправлять конфиденциальные сообщения. Я не ожидал, что этим ключом воспользуются так скоро.
На самом деле мешочек был сделан из тонкой металлической сетки, покрытой промасленной тканью, и заперт на горлышке цилиндрическим замком с четырьмя отверстиями для ключа для вящей сложности. Должно быть, он стоил целое состояние, поскольку работа была филигранная. Только короли, экзархи и торговые лорды могли позволить себе такого рода защиту, а премьерскую эмблему на печати не могли купить никакие деньги.
Отец вставил ключ в замок, повернул его, затем протолкнул чуть дальше, после чего открыл мешочек и вытащил письмо, написанное на нескольких страницах дорогого пергамента.
Пока мы его читали, в кабинете стояла тишина, нарушаемая только криками из сада, где несколько моих кузенов и их друзей радовались редкому солнечному дню.
– Ну и что ты думаешь? – спросил отец, когда я дочитал последнюю страницу.
– Он не станет рисковать. Нужны заверения от диссидентов, что они заинтересованы, подтверждение, что они могут платить, связь через третью сторону. Даже это письмо не упоминает никого конкретно.
Мой отец кивнул.
– Он гораздо осторожнее, чем Дом Кэнадрата, но, учитывая его положение, я не удивлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138