– На этот раз они уверены? – спросила девушка, сидевшая справа от меня.
– А когда они не были уверены? – Одолев последние несколько футов, новоприбывшая обошла нас кругом и села на истоптанную дорожку травы.
– В прошлом году жрецы промахнулись на две недели. – Моя соседка справа переменила положение и критически осмотрела свою лютню, смахивая с грифа упавшие семена.
– Так то жрецы. Они без понятия.
– А должны быть с понятием – они единственные, кто может предсказывать это должным образом.
Я посмотрел в безоблачное голубое небо, словно где-то там, в вышине, я мог увидеть те же самые знаки, какие видят жрецы и которые скажут нам, что температура вот-вот упадет и шторма удвоят свои усилия.
– Гильдия гораздо лучше предсказывала бы зимы, если бы жрецы предоставили ей такую возможность.
– Давай не будем опять затевать этот спор, Катан, – сказала новоприбывшая, откидываясь на ствол одинокого кедра на краю утеса. – Осталось несколько теплых дней, и незачем их портить. Спорить будем, когда придет зима.
– И когда это случится?
– Когда закончится этот неестественный период жары. – Несмотря на глубокую осень, она носила лишь тонкую тунику и сандалии. – Через два, от силы три дня.
Два или три дня. Ну, ничто не длится вечно, и мы, конечно, не ожидали этого внезапного возвращения летних температур в самом конце года. Было бы еще лучше, если бы я не должен был проводить столько времени за работой; занимаясь делами клана, пока мой отец выздоравливает. Он мог бы забрать обратно свой титул, но еще не готов справляться со всей бумажной работой, поэтому она досталась мне. Я ненавидел эту работу, но она уже не казалась такой противной, как раньше. Вероятно, потому, что за это время мне пришлось испытать намного худшее.
– Вы сделали что-нибудь полезное?
– Смотря что ты понимаешь под полезным, Палатина, – откликнулась Равенна. Она сидела возле меня, прислонившись спиной к стволу. Рядом, лицом вниз, лежала книга, которую Равенна давно не брала в руки – по крайней мере я не видел, чтобы она ее читала.
– Полезное в том, что ты, по твоим словам, собиралась делать. – Грамматика Архипелага у Палатины временами слегка хромала, даже после восемнадцати месяцев, проведенных вдали от замысловатого языка ее родины.
– То есть просмотреть эту книгу, ища то, чего там явно нет.
– Если там этого нет, зачем себя утруждать? Почему бы не пойти и не поискать в другом месте?
– Как только ты скажешь нам, откуда начать.
Палатина закатила глаза и рассеянно принялась накручивать на пальцы зеленый росток, – сидеть спокойно она не умела. Она единственная из нас не радовалась этой жаре и безделью.
Вздохнув, Равенна снова взялась за книгу. У меня тоже был экземпляр, но ни малейшего представления, куда я его положил. Не помню, чтобы я приносил его сюда… нет, он на дне сундука у меня в комнате, где никто случайно не наткнется на него и не узнает о его содержании.
Я немного поерзал, пытаясь удобнее примостить голову на широком древесном корне. Было действительно слишком жарко, чтобы что-нибудь делать, хотелось только полежать в теньке. Кроме того, не было нужды напрягаться. Я переделал всю бумажную работу на сегодня – остальной клан пребывал в такой же расслабленности, и народ неохотно садился за скучные гроссбухи или прошения. С началом зимы меня такой работой завалят, но сейчас об этом думать не хочется.
Я опять смежил веки и погрузился в довольную дрему, которой не мешали ни выступ на корне, неудобно впивающийся в спину, ни весьма раздражающее воркование голубей в лесу за спиной. Голуби прекрасны в небольших количествах, но поднятый ими шум очень быстро стал действовать мне на нервы. Приглушенный звук прибоя, доносившийся с пляжа, был гораздо лучше и послужил отличным аккомпанементом, когда через несколько минут лютнистка заиграла свою мелодию.
– Палатина, скажи на милость, как фетийцы выиграли эту войну? – спросила вдруг Равенна.
– Что ты имеешь в виду?
– Они все время были пьяны. Смотри, человек, написавший это, был их верховным жрецом, но на одной неделе он посетил больше званых обедов, чем целый полк светских бездельников.
– Мы наслаждаемся жизнью, – ответила Палатина. – Когда у нас есть свободное время, мы не валяемся под деревьями, сонно глазея на море.
– Если вы так хорошо живете, почему ты не хочешь вернуться?
Я почти ощутил свирепый взгляд, который бросила на нее Палатина, но было лень открывать глаза. Палатина уже неделю, если не дольше, проявляла раздражительность, и я к этому успел привыкнуть.
– Хватит спорить, – вмешалась лютнистка, не прерывая игры. – Вы не даете мне сосредоточиться.
– Ах, извини, Илессель, – процедила Палатина без всякого раскаяния в голосе.
Ответа не последовало, и мои мысли снова унеслись прочь, далеко от залитых солнцем берегов Лепидора.
Я знал, почему вспыльчива Палатина, все мы знали. Но винить в этом следовало меня за то, что я делал, а вернее, не делал. Она дергалась, требуя, чтобы мы уже ехали, я предпочитал ждать – и не делать ничего. И нельзя сказать, что я один такой был, потому что остальные тоже не спешили с отъездом.
Я никому не сказал, почему мы все еще здесь, почему мы так долго задерживаемся, когда уже ясно, что навсегда остаться в Лепидоре не получается. Я вел дела клана, пока мой отец медленно выздоравливал после отравления, и больше месяца это оправдание всех устраивало. Хотя мои спутницы понимали, что это – не настоящая причина, что никакая скучная канцелярская работа, как бы она ни была необходима клану, не требовала моего личного участия. Моя мать и первый советник справились бы с ней не хуже, и они бесконечно терпеливее меня.
– Могу я наконец узнать, будем ли мы действовать, когда здесь наступит зима? – спросила Палатина и ткнула меня пальцем в бок. Я возмущенно посмотрел на нее, на мгновение ослепленный ярким солнечным светом.
– Я не собираюсь уезжать только потому, что погода изменится.
– А когда? Когда звезды упадут с небес и океаны поднимутся, чтобы накрыть нас всех? Когда какой-нибудь жрец откроет рот и не помянет ересь? Или когда все остальные умрут от старости?
– Мы тебе уже сказали. Я не тронусь с места, пока не буду иметь представление, куда я еду.
– И чем пребывание в Лепидоре тебе поможет? Здесь нет ничего полезного, кроме той жалкой книги.
– И куда ты предлагаешь направиться?
– Про библиотеки ты не думал? В них целые горы книг, есть даже старые свитки, и если соскрести с них паутину, я уверена, они расскажут тебе то, что нужно.
– По-твоему, люди, которые пошли на все, лишь бы это спрятать, затем передумали и рассовали повсюду записки, говорящие: «Мы здесь»? Палатина, я знаю, ты терпеть не можешь безделья, но нельзя действовать наобум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138