И вновь это было правдой.
— А я хотела стать доктором, — сказала леди и взглянула на Уиллиса. — Но вместо этого вышла замуж, — добавила она, как будто осуждая его за свою неудачу.
Уиллис виновато улыбнулся. Потом повернулся к О'Брайену и сказал:
— Боб, если ты собираешься задержаться здесь, тогда мы с Мэрилин, пожалуй, пойдем, о'кей?
О'Брайен, похоже, вовсю наслаждался теплым белым вином и холодным канапе.
— До завтра, — ответил он.
— Рада была с вами познакомиться, Мэрилин, — сказала Мэйзи.
* * *
В церковном саду было полно людей: два работника «Скорой помощи», три техника из мобильной криминальной группы, помощник медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств, женщина из фотослужбы и одетый в форму заместитель инспектора из управления.
Заместитель инспектора находился здесь по той причине, что по составу полиция в этом городе была преимущественно ирландско-католической, а жертвой оказался священник.
Детектив Стивен Луис Карелла смотрел на собравшихся здесь офицеров сил охраны правопорядка и пытался вспомнить, когда же в последний раз он был в церкви. На свадьбе сестры, кажется, так? Сейчас он вновь в церкви. Но не для молитвы. Даже, строго говоря, еще не в церкви, хотя дом священника соединялся с церковью коридором, облицованным деревянными панелями, который вел в ризницу, а потом в само старое каменное здание.
Он смотрел сквозь открытую дверь дома священника в сад, где в средневековом великолепии цвели розы. Какая ночь! На мощеной дорожке сада лежал священник, одетый, Как для похорон, в черное, приличествующее его профессии, изуродованный многочисленными следами ударов и глубокими ранами, которые соперничали с розами, растущими под старыми каменными стенами. Лоб Кареллы прорезала хмурая складка. «Так закончить! — подумал он. — Как булыжник! В такую ночь!» Он продолжал смотреть в сад, где вокруг тела суетилась встревоженная толпа в костюмах и в полицейских мундирах.
Карелла производил впечатление — даже стоя неподвижно, засунув руки в карманы, — тренированного атлета, высокое, гибкое тело которого может изящно и без усилий вынести любые нагрузки. Но внешность обманчива. Все забывают, что средний возраст — это тридцать с небольшим. Спросите-ка мужчину, которому минуло тридцать пять, относит ли он себя к людям среднего возраста, и он ухмыльнется: «Не смешите!» Но потом вытащите своего десятилетнего сынишку из гаража и попробуйте сыграть с ним в баскетбол.
Внутреннее страдание было написано на лице Кареллы; возможно, оттого что мучительно болела голова, а может, ему, как всегда, душу терзало зрелище, оставшееся после столь жестокого насилия. Казалось, от боли его глаза еще больше сузились, придав ему преувеличенно восточный вид. Даже перевернув групповую фотографию вверх ногами, вы все равно отыщете на ней Кареллу по его глазам-щелочкам — так не похож он ни на кого другого на фотографии.
— Стив?
От неожиданности Карелла вздрогнул.
Коттон Хейз вел к нему экономку.
Ее звали Марта Хеннесси, и заболела она не пять минут назад. Ее, так сказать, вырвало. Поэтому Карелла попросил фельдшера «скорой помощи» вывести ее на улицу и выяснить, чем ей можно помочь. И вот она вернулась, в доме стоит запах рвоты, перебивая аромат роз, вплывающий в окна. Похоже, она уже пришла в себя. Немного бледна, но Карелла догадался, что это ее естественный цвет лица. Огненно-рыжие волосы, белая кожа — тот тип женщины, которая заставит рака на солнце покраснеть. Зеленые глаза. В ней уместилось все графство Роскомон! Пятьдесят пять лет или что-то около этого, одета в простое синее платье, на ногах ботинки на очень низком каблуке. Раньше она уже рассказала, что обнаружила отца Майкла в саду, когда вышла позвать его на ужин. Это случилось чуть позже семи часов, минут за пятнадцать до того, как ее начало тошнить. А сейчас было семь сорок; полицейские находились здесь уже десять минут.
— Я отправил одного из полицейских за кофе, — доложил Хейз. — Миссис Хеннесси сказала, что выпила бы кофе.
— Верно, — согласилась она, — я спросила мистера Хейза, можно ли сварить кофе. У нас отличная плита...
— Весьма сожалею, — сказал Карелла, — но там будут работать техники.
— И мистер Хейз ответил мне то же. Но я не понимаю, почему я не могу приготовить себе кофе. Не понимаю, почему надо кого-то посылать за ним.
Хейз пристально посмотрел на миссис Хеннесси.
Он уже дважды объяснял ей, что все это место сейчас является местом преступления. Что убийца мог до своего злодеяния побывать в церкви или в доме священника. Что убийца мог заглянуть даже в маленькую канцелярию священника, ту, где один из ящиков стола был выдвинут, а бумаги, по-видимому, из этого же ящика были разбросаны по полу. И теперь эта женщина уже в третий раз спрашивает, почему ей нельзя входить в кухню священника — туда, где среди прочей утвари было много огромных ножей. Он был уверен, что объяснил вполне доступно, почему ей не разрешается пользоваться кухней или чем угодно на кухне. Почему же она не хочет его понять?
Хейз, этот крепко сбитый мужчина в шесть футов и два дюйма ростом, сто девяносто фунтов весом, перед которым Хеннесси выглядела сущим карликом, пребывал в полной растерянности, пытаясь придумать, как бы еще проще ей объяснить, почему они не хотят, чтобы она заходила на кухню. На левом виске у него белела неправильной формы полоска седых волос — память о напряженных годах, когда он занимался расследованием краж со взломом. Она придавала ему устрашающий, как у невесты Франкенштейна, вид, а в сочетании с оцепенением на его лице могло показаться, что он через несколько секунд задушит маленькую экономку — предположение, весьма далекое от истины. Бок о бок стояли двое рыжеголовых: один огромного роста и грозной наружности, вторая — хрупкая и сбитая с толку — пылающий факел и яркий уголек.
Карелла перевел взгляд с одного на другую, не зная, что Хейз уже два раза втолковывал ей, почему закрыта кухня; он недоумевал, видя, как пристально Хейз смотрит на экономку. Он начал испытывать некоторую неловкость оттого, что не понимал, что же к черту тут происходит. Снаружи, в саду, на забрызганных кровью камнях, лежал священник, и кровь еще сочилась из рваных ран в спине. И была такая восхитительная ночь!
Наконец махнув рукой на эту проклятую кухню, Хейз сказал:
— Когда вы в последний раз видели отца Берни живым?
— Отца Майкла, — поправила она.
— Ладно, его зовут Майкл Берни, не так ли? — спросил Хейз.
— Да, — ответила миссис Хеннесси, — но священника могут звать... ну, например, отец О'Нейл, как все звали местного патера. Его имя было Ральф О'Нейл, но все звали его отец О'Нейл. Хотя имя отца Майкла — Майкл Берни, все зовут его отец Майкл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80