Франклин и Худ, поддерживая друг друга, стоят на берегу. Штурман Бек опирается на палку. И проводники тоже стоят на берегу.
Сухо и четко, как кости, стучит галька, стеклянно и злобно звенит вода.
– Господи, помоги ему, – шепчет Франклин.
Глава 10
Два убийства
Пьер упал. Он мертв, челюсть отвисла, в черную глотку сеется снег.
Запасные сапоги съедены. Буйволовый плащ мичмана Худа короче шотландской юбки: от плаща отрывали кусок за куском, рубили лапшой – жевали, жевали, жевали.
И еще один вояжер падает в снег. Кто это? А-а, не все ли равно? Этот тоже счастливец – песню смерти поет ему метель, снег укрывает самым теплым, самым мягким саваном.
Франклин слышит тяжелые удары барабана. Боже мой, да ведь это в Спилсби, это балаган мистера Уэлса! В балагане дрессированный слон. Нужен шиллинг, и – пожалуйте! – входите в балаган, леди и джентльмены. Один шиллинг…
– Настоящий мужчина, – шепчет Франклин. – Понимаете, Роб? Настоящий мужчина…
Отец скуп, ему жаль шиллинга. Но Джону так хочется увидеть дрессированного слона в балагане мистера Уэлса. Ах, как там тепло!..
Мичман Худ знает, что хотел сказать Франклин: «Настоящий мужчина идет до тех пор, пока он больше не может идти, а после этого он проходит в два раза больше». Так говорил и штурман Бек. Счастливец Джордж! Он, должно быть, уже греется в хижине, лакомится олениной… «А после этого проходит в два раза больше…»
– Не пойду! – говорит Роберт громко, отчетливо. – Не пойду!
– Спокойно, мой мальчик. Обопритесь. Вашу руку. Очень хорошо, мичман. Надо помнить «петушью яму». Так, хорошо… Хепберн, помогите. Ну, марш.
– Доктор, вы убили быка? – спрашивает Худ. Глаза у него закрыты, он обхватил за шею Ричардсона и Хепберна. Он мучительно соображает, почему не отвечает доктор… Ах, вот оно что: ведь доктор утонул.
Роберт поднимает голову – видит Ричардсона. Видит и внезапно все вспоминает: как доктора, потерявшего сознание, вытащили на канате из стремнины. А потом? Потом они соорудили челнок: клеенчатые мешки, ивовые прутья… Соорудили все же челнок. Одолели реку. Потом штурман Бек с двумя проводниками ушел вперед. Он шел, опираясь на палку, туда, к Зимнему озеру, чтобы выслать подмогу.
– Ваш брат, Роб, не сдался бы. Правда? – шепчет Франклин.
Ноги у Роберта волочатся по снегу, голова мотается, как тряпичная. Ах, брат, старший брат… Брат на корабле. Там сигнал к обеду «Ростбиф старой Англии» – и подставляй тарелку: гороховый суп с солониной… Он жалобно всхлипнул.
Ричардсон переглянулся с Франклином.
– Вот рощица, – сказал Ричардсон. – Я останусь с ним. Буду ждать.
– Нет, доктор, нет…
– Он больше не выдержит, – настаивает Ричардсон.
Доктор прав. До Зимнего озера не так уж и далеко. В хижине уйма съестного, заготовленного Венцелем… Ну что ж, доктор, оставайтесь втроем – бедняга Роберт, матрос Хепберн и вы. До Зимнего озера недалеко. Он, Франклин, пришлет оттуда проводников, пришлет провизию.
И Франклин с вояжерами уходят – цепочка шатких теней. Последним ковыляет ирокез Михель. Михель слаб, как мальчонка, выкуривший трубку табаку. Цветные круги мельтешат в глазах индейца, в голове мельтешит неотвязная мысль: в тундре остаются мертвецы – мясо остается в тундре.
Впереди Михеля ковылял канадец Жан. Михель смотрел ему в спину. И глаза у Михеля блеснули, когда Жан опустился на колени. Он тщился встать, канадец Жан, но его гнула к земле какая-то неодолимая сила. И канадец не встал.
Михель огляделся.
Никого. Дым поземки. И голод. Никого.
Михель бросил к костру куропатку и зайца. Ричардсон с Хепберном не могли отвести от них глаз. И, только насытившись малость, накормив Роберта, спросили ирокеза, почему он вернулся.
Михель потерял отряд. Одному-то как? И канадец Жан тоже отстал. Михель тащил его сколько мог, но канадец покинул Михеля и ушел один-одинешенек в Страну Мертвых. Вот оно, ружье Жана.
– Там сосны, – сказал Михель. – А в соснах олени.
Оставив мичмана, отправились втроем. И верно, совсем рядом был сосняк. Редкий сосняк, но Хепберн с Ричардсоном зачарованно слушали скрип деревьев, шорох хвои. Где-то взвыл волк, и вой зверя, выслеживающего оленя-карибу, прозвучал для матроса и доктора как надежда.
– Хорошо… – пробормотал невнятно доктор. – Надо Роберта…
– Ступайте, – сказал Михель.
Хоть и рядом, а доктор и матрос лишь на следующий день принесли мичмана в сосновый лесок.
Шалаш был, дрова были. А Михеля не было. И топора не было. Если ирокез преследует оленей, на кой ляд ему топор?
Огонь набросился на сосновые смолистые чурки. Давно уж не дышало такое духмяное пламя. И вот она, куропаточка, еще осталась, сберегли. Надо б разделить на четверых. Вот так: этот, большой кусочек – бедняге Роберту, а эти поровну – доктору, Михелю, Хепберну. Не беда – ирокез не промахнется, ирокез принесет оленину. Ага, вот для чего ему понадобился топор: всю тушу тащить не под силу.
Но Михель пришел с пустыми руками. Что делать – олень не пустил под выстрел. Завтра будет, посулил Михель, заваливаясь в углу шалаша. Будет мясо, будет. Молодец Михель, молодчина! Мясо у них будет. И бедняга Роберт выкарабкается, и подоспеют индейцы. Чего же нос-то вешать?
Михель спал долго, всю ночь и почти до полудня. Проснувшись, лежал, потягиваясь и зевая.
– Не пора ли, приятель? – мягко спросил доктор. – Ты, право, отменно выглядишь.
– Нет, – сказал Михель. – Отдыхать! – И натянул на голову куртку из волчьего меха.
А на другой день разгулялась лихая метель. Михель спал, как младенец. Доктор и матрос угрюмо сидели у огня. Роберт был в забытьи.
К утру все притихло.
– Михель идет, – сказал ирокез.
– Скотина, – буркнул ему вслед Ричардсон. Помолчал и задумчиво отнесся к Хепберну: – Вы ничего не заметили? А? Гм! Сдается, парень крепче прежнего.
Хепберн пожал плечами. Потом мирно произнес:
– Э-э, сэр, индеец знает, когда спать, когда охотиться.
Увы, и на сей раз Михель вернулся ни с чем. И опять захрапел в своем углу.
А ночью Ричардсон склонился над Михелем. Склонился и вдруг отпрянул в ужасе. Почудилось? Галлюцинация? Доктор опять нагнулся к Михелю. И теперь совсем уж явственно различил сладковатый сытный запах. Никогда в жизни не слышал Ричардсон этого запаха. Не слышал, но готов был поклясться, что так пахнет… человечина.
Утром Михель не выразил желания покинуть шалаш.
– Послушай, – глухо начал Ричардсон, – ты же видишь, наш молодой друг…
– А, – отмахивался Михель, – кто вас держит? Идите, олени ждут…
– Не пойдешь?
– Не пойду.
Ричардсон заскрипел зубами:
– Пойдешь, скотина!
– Послушай, – вмешался Хепберн, – ты был нам верным товарищем, а теперь тебя не узнать…
– Отвяжись!
– Ладно! Придет время… – угрожающе сказал доктор и обернулся к Хепберну: – Вот что, старина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46