– Ты, поди, из самых худородных, потому и без родового понятия.
– Ладно, кончайте спорить, – прервал я начинающийся диспут, – лучше скажи, друг Фёдор, ты сможешь представить меня персоне государя?
Сотник, раздуваясь от собственной значимости, небрежно махнул рукой:
– Мне это раз плюнуть. Мой дед Мина Михайлович внесен в синодик московского Успенского собора на вечное поминовение! А батюшка Семён Федорович участвовал в выборах царя Бориса!
– Как же получилось, что деда твоего звали Миной, а батюшка у тебя Федорович? – встрял в разговор священник.
Сотник сразу не нашёл, что ответить, подумал и пренебрежительно буркнул:
– Тебе, поп, того не понять.
– Представишь царю, дам пять ефимок, – посулил я.
– Десять.
– Шесть.
– Семь и по рукам.
– Ладно, – согласился я.
– Только деньги вперёд, – начал торговаться Блудов. – Мне такую шапку на посаде предложили, бархатную с собольей обивкой! Глаз не оторвать!
– Сначала стулья, потом деньги, – твёрдо сказал я.
– Это ты по-каковски говоришь? – спросил он, не поняв смысла выражения.
– По-вашему, по волынскому.
– Прости, не понял, я только по-нашему говорю, наш род с Волыни уже шестьсот лет, как ушел.
– А по-нашему это означает, что деньги ты получишь только после того, как сделаешь дело.
Тот скорчил недовольную мину, но промолчал. С сотником всё было ясно, но, чем чёрт не шутит, может быть, и правда есть у него какие-нибудь связи в Кремле. Очень мне было бы любопытно взглянуть на молодого царя Фёдора Борисовича.
– В Москву поедешь? – спросил я Алексия.
– Понятное дело, куда ж нам теперь друг без друга.
– Ты на коне?
– Был на коне, только он намедни сдох, а какой конь был, красавец, чистых кровей, почти как его девушка! – священник указал пальцем на высокопородного сотника.
Блудов решил не понять подковырку, только бросил недобрый взгляд.
– Ладно, будет тебе конь, – пообещал я.
Тут же в корчме отыскался лошадиный барышник, и мы всей компанией отправились выбирать коня. Однако цены у барышника оказались несусветными. Пришлось долго торговаться, пока не удалось сбить цену до приемлемой.
Отец Алексий в торге старался больше всех, зато и удовольствие получил максимальное. Б конце концов он купил себе мощную, неспешную кобылу с крепкими ногами и, ругая торговца последними словами за жадность, расплатился моими деньгами.
– Небось такая подо мной не замается, – довольно говорил он, седлая лошадь, – а то все мелочь какая-то попадается, десять вёрст пробежит, и ноги подгибаются.
Когда все вопросы были решены, наш неслаженный квартет поскакал в город. После стен Донского монастыря, оставшихся по левую руку, простирался изрезанный оврагами пустырь. Ничего напоминающего нашу, современную Москву здесь, понятно, не оказалось и в помине. Всё было совершенно чужое и незнакомое. Даже монастырские стены, за несколько столетий ушедшие более чем на половину своей высоты в «культурный слой», смотрелись так, как будто я видел их впервые.
Ближе к городу хаотично, отдельными слободами, раскинулись посады. Б основном постройки казались старыми. В последний раз пригороды дочиста сожгли татары при набеге на Москву крымского хана Казы-Гирея, и за четырнадцать лет, что стояли тогда же отстроенные избы, бревна успели почернеть.
– Велика наша Москва! – начал хвастаться Блудов. – Считай, самый большой город во всём мире, его вокруг на хорошем коне за час не обскачешь!
– Ты египетских пирамид не видал, – насмешливо сказал отец Алексий. – Одна пирамида будет побольше всей твоей Москвы.
Мои спутники так не нравились друг другу, что, пока мы ехали, между ними постоянно вспыхивали перепалки.
Наконец показались стены Китай-города. И здесь тоже оказались крепостные ворота. Однако въезд в Замоскворечье был либеральнее, чем в город на Серпуховской заставе. Стрельцы, кучкой толпившиеся у приказной избы, только скользнули по нашей кавалькаде взглядами.
Город даже здесь, недалеко от Кремля, был застроен, как и пригород, без единого плана, только дома на защищённой от врагов городской земле стояли плотнее. Ближе к центру стали попадаться по настоящему большие здания. Некоторые из них можно было посчитать настоящими дворцами. Таких огромных бревенчатых сооружений я ещё не встречал. Прямо-таки шедевры деревянного зодчества. При частых пожарах, опустошавших целые районы, делать такие роскошные постройки было, на мой взгляд, экономически нецелесообразно. Недаром же в языке осталась поговорка: «От грошовой свечи Москва сгорела».
Мы неспешно ехали по узкой проезжей улице, под лошадиными ногами смачно хлюпала грязь. Блудов продолжал пикироваться со священником, какой город лучше – Египет или Москва. Ваня Кнут, не слушая спор, во все глаза глядел по сторонам, потрясённый величием столицы. Меня же больше занимали свои ближайшие перспективы. Надеяться на трепача-сотника не имело смысла, нужно было самому придумывать, как обустраиваться в столице.
Несмотря на «историческую подготовку» под руководством профессора Ключевского, как оказалось, в реалиях этого времени я разбирался, мягко говоря, слабовато. Да и сам историк не скрывал, что русское средневековье – время для его науки мутное. Письменных источников осталось мало, в основном казённые документы и путевые заметки иностранцев. К тому же государство ещё не обросло серьёзными действующими законами и развивалось методом проб и ошибок. Законы зачастую противоречили друг другу или применялись сообразно интересам или пониманиям чиновников, а это всегда чревато для общества и непонятно для исследователя. Поэтому историком, оказалось, сложно уложить отрывочные сведения в понятную, чёткую систему.
...Наконец мы подъехали к владениям Блудовых. Как многие боярские имения, это было настоящим городищем с высоким забором, сторожевыми башенками и окованными железом воротами.
– У нас даже свои пушки есть! – похвастался Федор, заметив мой интерес к ограде и воротам – Коли кто полезет, так палить начнем!
Сотник, не сходя с лошади, постучал в ворота древком бердыша, и они тотчас отворились, Мы въехали во двор. Оказалось, единственное, что отличало городское барское владения от сельского, это масштабы. Земли в городской черте было мало, стоила она дорого, так что все службы, типичные для поместья, были здесь миниатюрнее, чем те, которые я привык видеть в дворянских вотчинах.
– Эй, холоп! – закричал Блудов на открывшего нам ворота бородатого мужика. – Прими коней.
Привратник, не проявляя особого почтения к родовому величию стрельца, хмуро кивнул и повел лошадей в конюшню, а мы поднялись вслед за Федором на крыльцо. Сам дом, внушительный снаружи, внутри оказался весьма скромных размеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79