Беспрерывно поступали сообщения из разных отделов, занятых в расследовании. Уголовный розыск докладывал, что район Сто тридцать девятой улицы и Амстердам-авеню оцеплен и прочесан, все квартиры и жильцы проверены. Свидетелей нет.
Никто ничего не видел и не знает. Кое-кто из жильцов слышал шум на улице. Предположительно, смерть пятерых человек наступила вследствие неаккуратного обращения с оружием.
Комиссар багровел от гнева.
– Пятеро ниггеров! Застрелены из автоматов! – вопил он, колотя кулаком по столу. – Вследствие какого еще «неаккуратного обращения»?
Андероцци помалкивал.
Экспертиза установила, что все патроны 45-го калибра и выпущены из автоматического оружия. Стреляных гильз набралось целый воз: их подобрали на улице, в подъезде, на крышах. Пули вытащили из стен и из тел пятерых погибших. Автоматы и пистолеты со спиленными номерами тоже нашли. Недели через три, помусолив трофеи в лабораториях, эксперты заявят, что это оружие было похищено с армейских складов пять лет назад.
И что толку? – думал Андероцци, просматривая рапорты.
Комиссар снял трубку. Черный «меркьюри» проезжал по Ист-Сайд-Драйв мимо комплекса ООН, и Андероцци наблюдал его сияющее отражение в водах реки. Тут комиссар слегка толкнул его локтем.
– Это Джон Шафт, – сообщил он, передавая трубку. – Скажи сукину сыну, что я секретарем к тебе не нанимался.
Андероцци с трудом сдержал улыбку – комиссар бы его не понял. Впрочем, Андероцци тоже не до смеха, но он был искренне рад тому, что Шафт нашелся. Признаться, он ожидал увидеть его простреленный труп среди тех пяти на Сто тридцать девятой улице.
– Комиссар не нанимался ко мне секретарем, – сказал он в трубку. – Ага, ладно, я ему передам. – Андероцци посмотрел на комиссара, потом перевел взгляд за окно автомобиля, где стоял серый утренний полумрак. Водитель мчал, не разбирая дорожных знаков, проезжал на красный свет. Полицейская окраска машины расчищала для них путь. – Нет, понятия не имею. А ты как?
Они остановились у особняка мэра, с трудом найдя на стоянке место среди других черных лимузинов. Несмотря на ранний час, к мэру уже съехались все отцы города.
– Где ты? – спросил Андероцци. – Это не самая лучшая идея, но я проверю.
Комиссар выжидающе смотрел на него. Пора было выходить.
– Нет, насколько нам известно, за Буфордом сейчас никто не гоняется. – Он несколько секунд еще послушал Шафта и сказал: – Хорошо, поговорим позже.
Комиссар уже был на улице. Положив трубку, Андероцци последовал за ним.
– Шафт хочет связаться с мафией, – сообщил он в спину комиссару.
– Зачем?
– На всякий случай.
– Он ненормальный.
– Возможно.
– Ты можешь ему помочь?
– Нет.
– Ты собираешься найти кого-то, кто может?
– Надо попытаться.
– Мафия... Она-то здесь при чем?
– Кто знает?
Они остановились на ступеньках. Комиссар был на полфута ниже Андероцци и даже стоя тремя ступеньками выше должен был задирать голову, чтобы видеть его лицо.
– Вот что я сейчас скажу мэру, Вик. Первое: эти пять человек были убиты профессионалами. Откуда мы это знаем? Они не оставили ни улик, ни мертвецов. Они могли быть либо белыми, либо черными, точно нам неизвестно. Если наш болван догадается на этом месте остановить меня, значит, он большой умница. Но если он будет настаивать на продолжении, я скажу ему, что все шансы за то, что это работа белых. Черные так не убивают. Черный не способен совершить убийство с таким хладнокровием, устроить резню в мышеловке. Второе: это было покушение на Буфорда. Убитые – его люди. Единственной причиной убивать было то, что они связаны с Буфордом. То есть мы имеем покушение белых на жизнь самого известного черного террориста. Готов ли мэр услышать такое? Что он скажет городу? Бог его знает.
На входе часовой в полицейской форме отдал им честь. Андероцци шел вслед комиссару и думал о мафии. Однажды, помнится, Персон не поделил с итальянцами страховку за снесенные трущобы... Но здесь? Какую связь усмотрел Шафт между мафией и убийством пяти черных националистов?
* * *
Черный ход в доме Марвина Грина зарос кустами боярышника. В семь тридцать пять вечера черный «кадиллак» подкатил к служебному входу. Из кустов возникли две фигуры и быстро прыгнули на заднее сиденье автомобиля, который тронулся с места, лишь только Шафт захлопнул дверцу. «До чего эти большие машины мягкие и теплые», – подумал он, устраиваясь на подушках рядом с Буфордом.
– Как бы мы не перепутали машины. Что-то шофер волнуется, – сказал Шафт, кивая в сторону чернокожего водителя в форме, который делал вид, что не рассматривает их в зеркало.
Буфорд ухмыльнулся. Днем у них не выдалось времени поговорить, да и Буфорд явно был не расположен к беседе. Он казался растерянным, словно маниакальное эго, на котором держался весь его культ, дало трещину от грохота выстрелов, что эхом разносился теперь по всему городу.
Покончив с телефонными звонками, Шафт вернулся на кухню. Они с Хелен болтали и смеялись, когда из детской явился Буфорд. Хелен как раз говорила, что Шафту следует жениться и поселиться в пригороде. Он обещал, но только если она в виде хобби начнет летать на дельтаплане, хотя им обоим еще рано умирать. Она швырнула в него картофелиной, он поймал ее, и они хохотали как сумасшедшие, но с появлением Буфорда веселье оборвалось.
Буфорд молча вошел и с мрачным видом уселся на табурет.
Хелен спросила:
– Вам хорошо спалось? Кровать-то детская.
– Да, – сказал Буфорд.
– Налить вам кофе, Бен?
– Да.
– Я налью, – сказал Шафт, взял из буфета чашку и подошел к плите. – Тебе класть сахар и сливки?
– Да.
Добавляй «пожалуйста», сукин сын, мысленно возмутился Шафт. Мерзавец, похоже, считает себя пупом земли.
Шафт плюхнул на стол чашку с кофе и объявил:
– Сливки в холодильнике, сахарница в буфете.
Хелен сказала, что она сама все сделает и чтобы Буфорд не беспокоился. Буфорд остался сидеть, облокотившись на стол. Шафт подумал, что без пиджака, в блестящей черной рубашке и блестящих очках он напоминает большое сухопарое насекомое из музейной коллекции. Узкая спинка, расставленные локти, точно ланки, – как есть сушеный богомол. На ум Шафту были готовы прийти и другие нелестные сравнения – иногда он любил пофантазировать. Но сейчас не время для фантазий, и усилием воли он заставил себя собраться и стал размышлять над тем, почему Буфорд ему неприятен. Потому что он его презирает? Из-за своего дурацкого упрямства? Потому что он больше делал и рассчитывал сделать для черных американцев?
Буфорд улучил минутку, чтобы спросить:
– Сколько человек я потерял?
– Пять человек, – просипел Шафт. Слова жгли ему горло. – Доттс, Пирс и Ньюфилд на крыше. Еще двое на земле.
Глаза Буфорда за стеклами очков подернулись пеленой боли и гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Никто ничего не видел и не знает. Кое-кто из жильцов слышал шум на улице. Предположительно, смерть пятерых человек наступила вследствие неаккуратного обращения с оружием.
Комиссар багровел от гнева.
– Пятеро ниггеров! Застрелены из автоматов! – вопил он, колотя кулаком по столу. – Вследствие какого еще «неаккуратного обращения»?
Андероцци помалкивал.
Экспертиза установила, что все патроны 45-го калибра и выпущены из автоматического оружия. Стреляных гильз набралось целый воз: их подобрали на улице, в подъезде, на крышах. Пули вытащили из стен и из тел пятерых погибших. Автоматы и пистолеты со спиленными номерами тоже нашли. Недели через три, помусолив трофеи в лабораториях, эксперты заявят, что это оружие было похищено с армейских складов пять лет назад.
И что толку? – думал Андероцци, просматривая рапорты.
Комиссар снял трубку. Черный «меркьюри» проезжал по Ист-Сайд-Драйв мимо комплекса ООН, и Андероцци наблюдал его сияющее отражение в водах реки. Тут комиссар слегка толкнул его локтем.
– Это Джон Шафт, – сообщил он, передавая трубку. – Скажи сукину сыну, что я секретарем к тебе не нанимался.
Андероцци с трудом сдержал улыбку – комиссар бы его не понял. Впрочем, Андероцци тоже не до смеха, но он был искренне рад тому, что Шафт нашелся. Признаться, он ожидал увидеть его простреленный труп среди тех пяти на Сто тридцать девятой улице.
– Комиссар не нанимался ко мне секретарем, – сказал он в трубку. – Ага, ладно, я ему передам. – Андероцци посмотрел на комиссара, потом перевел взгляд за окно автомобиля, где стоял серый утренний полумрак. Водитель мчал, не разбирая дорожных знаков, проезжал на красный свет. Полицейская окраска машины расчищала для них путь. – Нет, понятия не имею. А ты как?
Они остановились у особняка мэра, с трудом найдя на стоянке место среди других черных лимузинов. Несмотря на ранний час, к мэру уже съехались все отцы города.
– Где ты? – спросил Андероцци. – Это не самая лучшая идея, но я проверю.
Комиссар выжидающе смотрел на него. Пора было выходить.
– Нет, насколько нам известно, за Буфордом сейчас никто не гоняется. – Он несколько секунд еще послушал Шафта и сказал: – Хорошо, поговорим позже.
Комиссар уже был на улице. Положив трубку, Андероцци последовал за ним.
– Шафт хочет связаться с мафией, – сообщил он в спину комиссару.
– Зачем?
– На всякий случай.
– Он ненормальный.
– Возможно.
– Ты можешь ему помочь?
– Нет.
– Ты собираешься найти кого-то, кто может?
– Надо попытаться.
– Мафия... Она-то здесь при чем?
– Кто знает?
Они остановились на ступеньках. Комиссар был на полфута ниже Андероцци и даже стоя тремя ступеньками выше должен был задирать голову, чтобы видеть его лицо.
– Вот что я сейчас скажу мэру, Вик. Первое: эти пять человек были убиты профессионалами. Откуда мы это знаем? Они не оставили ни улик, ни мертвецов. Они могли быть либо белыми, либо черными, точно нам неизвестно. Если наш болван догадается на этом месте остановить меня, значит, он большой умница. Но если он будет настаивать на продолжении, я скажу ему, что все шансы за то, что это работа белых. Черные так не убивают. Черный не способен совершить убийство с таким хладнокровием, устроить резню в мышеловке. Второе: это было покушение на Буфорда. Убитые – его люди. Единственной причиной убивать было то, что они связаны с Буфордом. То есть мы имеем покушение белых на жизнь самого известного черного террориста. Готов ли мэр услышать такое? Что он скажет городу? Бог его знает.
На входе часовой в полицейской форме отдал им честь. Андероцци шел вслед комиссару и думал о мафии. Однажды, помнится, Персон не поделил с итальянцами страховку за снесенные трущобы... Но здесь? Какую связь усмотрел Шафт между мафией и убийством пяти черных националистов?
* * *
Черный ход в доме Марвина Грина зарос кустами боярышника. В семь тридцать пять вечера черный «кадиллак» подкатил к служебному входу. Из кустов возникли две фигуры и быстро прыгнули на заднее сиденье автомобиля, который тронулся с места, лишь только Шафт захлопнул дверцу. «До чего эти большие машины мягкие и теплые», – подумал он, устраиваясь на подушках рядом с Буфордом.
– Как бы мы не перепутали машины. Что-то шофер волнуется, – сказал Шафт, кивая в сторону чернокожего водителя в форме, который делал вид, что не рассматривает их в зеркало.
Буфорд ухмыльнулся. Днем у них не выдалось времени поговорить, да и Буфорд явно был не расположен к беседе. Он казался растерянным, словно маниакальное эго, на котором держался весь его культ, дало трещину от грохота выстрелов, что эхом разносился теперь по всему городу.
Покончив с телефонными звонками, Шафт вернулся на кухню. Они с Хелен болтали и смеялись, когда из детской явился Буфорд. Хелен как раз говорила, что Шафту следует жениться и поселиться в пригороде. Он обещал, но только если она в виде хобби начнет летать на дельтаплане, хотя им обоим еще рано умирать. Она швырнула в него картофелиной, он поймал ее, и они хохотали как сумасшедшие, но с появлением Буфорда веселье оборвалось.
Буфорд молча вошел и с мрачным видом уселся на табурет.
Хелен спросила:
– Вам хорошо спалось? Кровать-то детская.
– Да, – сказал Буфорд.
– Налить вам кофе, Бен?
– Да.
– Я налью, – сказал Шафт, взял из буфета чашку и подошел к плите. – Тебе класть сахар и сливки?
– Да.
Добавляй «пожалуйста», сукин сын, мысленно возмутился Шафт. Мерзавец, похоже, считает себя пупом земли.
Шафт плюхнул на стол чашку с кофе и объявил:
– Сливки в холодильнике, сахарница в буфете.
Хелен сказала, что она сама все сделает и чтобы Буфорд не беспокоился. Буфорд остался сидеть, облокотившись на стол. Шафт подумал, что без пиджака, в блестящей черной рубашке и блестящих очках он напоминает большое сухопарое насекомое из музейной коллекции. Узкая спинка, расставленные локти, точно ланки, – как есть сушеный богомол. На ум Шафту были готовы прийти и другие нелестные сравнения – иногда он любил пофантазировать. Но сейчас не время для фантазий, и усилием воли он заставил себя собраться и стал размышлять над тем, почему Буфорд ему неприятен. Потому что он его презирает? Из-за своего дурацкого упрямства? Потому что он больше делал и рассчитывал сделать для черных американцев?
Буфорд улучил минутку, чтобы спросить:
– Сколько человек я потерял?
– Пять человек, – просипел Шафт. Слова жгли ему горло. – Доттс, Пирс и Ньюфилд на крыше. Еще двое на земле.
Глаза Буфорда за стеклами очков подернулись пеленой боли и гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42