– Вы хотите переехать в Париж? – спросил Роб.
Его охватило смешанное чувство. Ему будет недоставать Эмили – ее чудесные фотографии он будет получать по почте, а не лично от нее, но эта эгоистичная причина отступала перед мягким светом ее глаз.
– Не знаю. – «А мне нужно? Я смущаю вас, Роб?» Эмили храбро посмотрела в синие глаза, слишком вежливые, чтобы в них можно было увидеть неодобрение, и тихо повторила: – Не знаю.
– И сколько же вы собираетесь пробыть здесь в этот раз?
– Я вернусь в Лос-Анджелес в субботу, через неделю, если считать с завтрашнего дня.
– И все время проведете в Париже?
– В Париже, Версале, в долине Луары. – Эмили слегка наморщила лоб, словно взвешивая свои мысли, и наконец добавила: – Я делаю серию снимков луны.
– Для «Шато Бель-Эйр»? Я знаю. И ничего не имею против, Эмили. Я говорил вам об этом.
– Вам сказала Эллисон? – тихо спросила Эмили.
– Нет. Мне сказал Роджер Таун. Восторженный стяжатель Роджер Таун.
– Стяжатель?
– Я более чем уверен, что Роджер хотел бы получить ваш талант в безраздельное пользование для украшения своих «Шато» по всему миру.
– Вот как…
– Сколько бы ни предложил вам Роджер, я предложу больше.
Роб знал, что Роджер не станет переманивать Эмили из «Портрета», хотя был бы и не прочь. Просто так дела не делаются ни между джентльменами, ни между друзьями.
– Я никогда не брошу «Портрет».
– Надеюсь! – Роб улыбнулся. – Так, значит, предстоящая неделя – не совсем отпуск.
Эмили наклонила голову и застенчиво улыбнулась.
– Что? О чем вы думаете, Эмили?
– Мне не следует вам этого говорить, Роб.
– Скажите.
– Фотография – это не работа. Прожить остаток жизни – вот работа. А делать красивые фотографии – это убежище, счастье…
Роб и Эмили прогуливались вдоль Сены по набережной де ла Турнель. Когда они дошли до моста де ла Турнель, Эмили остановилась.
– Мне в гостиницу сюда. Спасибо за капуччино, Роб.
– Вы живете на острове Святого Людовика?
– Да.
– Позвольте мне проводить вас, Эмили. Местность тут пустынна, да и темновато. – «Я совсем не спешу расстаться с тобой. А ты, как всегда, торопишься отделаться от меня?»
– Хорошо. Спасибо.
Улицы за мостом де ла Турнель, на острове Святого Людовика, были еще темнее, укрытые тенью великолепных старинных зданий – классического величественного напоминания о грандиозности древнего Парижа.
– Это здесь.
Гостиница Эмили оказалась домом, где сдавались маленькие недорогие комнаты. Входная дверь была из матового стекла и вела прямо к скудно освещенной, очень крутой лестнице.
Роб пошел наверх вместе с Эмили. Гостиница, вероятно, безопасная, но…
Комната Эмили располагалась на последнем этаже справа. Это была фактически мансарда, аскетичная, без окон. Матрац маленькой, узкой кровати был продавлен посередине, снизу торчали сломанные пружины. С потолка свисала голая лампочка – единственный источник света в комнате. Под шаткий стол был задвинут колченогий стул. На узкой кровати лежала развернутая карта Парижа, прижатая по углам путеводителями.
– Типичный Париж, – прошептала Эмили, внезапно смутившись, что Роб увидел ее комнату. – Здесь мне удобнее, чем в номере «Ритца».
Эмили наклонила голову, и золотой занавес тонкого шелка упал ей на лицо, скрыв глаза. Роб захотел увидеть эти серые глаза, улыбнуться им, ободрить.
Очень нежно, не задумываясь над своим движением, потому что оно казалось ему верным, естественным, Роб отвел шелковистое золото с лица Эмили.
Под его прикосновением Эмили застыла, а серые глаза за золотистым занавесом больше не были застенчивыми или смущенными… они были испуганными.
– Пожалуйста, не надо.
Эмили отступила назад, сделав два шага. Еще шаг, и она была уже у кровати.
– Эмили?
– Пожалуйста…
– Эмили, что случилось?
Роб шагнул к ней и увидел нараставший в ее глазах ужас. «Ты боишься меня, Эмили? Почему?»
– Пожалуйста, уходите, пожалуйста, уходите, не бейте меня, пожалуйста… – Эмили говорила тихо и как-то отстраненно, словно маленький ребенок, произносящий заклинание, на которое никто не обратит внимания, молитву, которая останется без ответа, последнюю слабую мольбу о пощаде.
– Эмили… – Причиной ее страха был он! Чем ближе он подходил, тем сильнее становился страх. В конце концов, сбитый с толку, сдавшийся, Роб прошептал: – Хорошо. Я ухожу, Эмили. Извините.
Роб закрыл за собой дверь, оставив Эмили смотреть на нее сквозь пелену слез. Затем Эмили затрясло от пережитых ощущений. Облегчение… разочарование… боль…
Облегчение, потому что Роб ушел.
Разочарование, потому что она считала Роба другим, совсем другим, а он оказался как все. Нет, не совсем как все, потому что прислушался к ее мольбам. И все же – да, в целом он был таким же, и надежды не оставалось.
Боль – пронзительная, невыносимая боль глубоко внутри.
Эмили сунула руку в угол своего маленького чемодана и достала бутылочку с таблетками, которые дал ей Мик. У нее дрожали руки, и, когда она отвинтила крышку, таблетки высыпались на узкую кровать, на разноцветную карту Парижа. Эмили взяла с Монмартра серую в зеленую крапинку таблетку и быстро проглотила ее. Положила еще две в карман пальто на потом, если вдруг первая таблетка потеряет свои волшебные свойства до того, как она будет готова вернуться со своей прогулки в ночь.
Теперь Эмили почувствовала себя спокойнее. Она собиралась скрыться. На несколько драгоценных часов боль уйдет. Таблетка у нее в желудке. Хорошо. Через несколько минут она начнет действовать. Эмили отогнала мысли о Робе и приказала себе думать об огнях и красках Парижа, очертаниях улиц, о захватывающих видениях, которые ждали ее, – знакомые чудовища.
Спокойно, спокойно…
Роб стоял на мосту Святого Людовика, вглядываясь в летящие контрфорсы Собора Парижской Богоматери, – в темноте они казались искаженными, – и пытался докопаться до смысла происшедшего.
Что, черт возьми, Эмили подумала, он собирается делать?
«Пожалуйста, уходите, не бейте меня!» Как Эмили могла подумать, что он вообще способен кого-то ударить, не говоря уж о ней?
Роб ушел из мансарды, потому что этого, отчаянно взмолившись, захотела Эмили, но он не мог так этого оставить.
Он быстро вернулся в маленькую гостиницу, взбежал наверх, перешагивая через две ступеньки, и постучал в рассохшуюся деревянную дверь ее комнаты.
– Эмили, впустите меня.
Нет! При звуке его голоса и неожиданном вторжении стука Эмили сковал страх. Страх и новое разочарование – Роб ничем не отличался от остальных. Но во всяком случае, таблетку она приняла. Перенести это будет легче, но все равно… нет.
– Эмили?
Эмили медленно открыла дверь, против воли принимая свою участь, заключенную в боли. Она подняла навстречу ему свое тонкое лицо, и ее серые глаза встретились с его взглядом – гордые, вызывающие, но такие мудрые, такие до боли мудрые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104