Она нужна им живой.
– Ох, – капитан вздохнул с облегчением. – Прекрасно. Значит, ждем?
– Да, и если понадобится, всю ночь. Спать будем по очереди.
– Кто сможет сейчас заснуть? – простонал юный солдатик.
Остальные дружно согласились с ним.
Джон громко расхохотался.
– Ты солдат или нет? Вы что, еще ни разу не были в бою?
– Мы слышали об этих дикарях, – мрачно сказал капитан. – Исчадия ада. Не боятся ни Бога, ни черта.
Джон кивнул, соглашаясь, но в душе у него кипела ярость. Они еще смеют упоминать о небесах и аде. Они, для кого было развлечением издеваться над бедной невинной девушкой.
– Когда подойдут индейцы, не стреляйте, – инструктировал он солдат. – Не двигайтесь, не то они подумают, что им угрожают. Им нужна невредимая девушка. Они заберут ее и уйдут. Но если вы убьете хотя бы одного, индейцы зажарят вас живьем.
– Они не уйдут, даже если она жива и невредима, – сказал капитан. – Они захотят наказать нас.
– За что? – Джон усмехнулся. – Индейцы во всем будут обвинять девушку. Ее изобьют так, что она на всю жизнь запомнит, что нельзя заигрывать с вами и попадать вам в руки. Так принято у дикарей.
– Накажут ее?
– Уж будьте уверены. Принцесса должна проводить время с другими женщинами… так они считают. Старуха проверит, девственница ли она. Если так, индейцы решат, что вы отнеслись к принцессе с уважением. Тем все и закончится.
Словно тяжесть свалилась с душ у солдат. Они продолжили попойку, хоть уже и без прежнего веселья и шуток. Капитан нервно мерил шагами поляну. Джон время от времени делал вид, что прижимается к девушке. Одновременно он советовал, как готовиться к нападению индейцев.
– Когда появится первый воин, стань рядом со мной, – серьезно говорил он капитану. – Индейцы не решатся стрелять в нас, опасаясь задеть принцессу. И ты спокойно вступишь с переговоры.
– Я хочу, чтобы переговоры провел ты, – возразил тот Джону.
– С удовольствием, – скромная улыбка озарила лицо Джона. – Когда все закончится, я бы выпил виски и поел горячего.
– Получишь все, что захочешь, – искренне пообещал бородатый командир. И вдруг воцарилось молчание.
Джон оглянулся. На поляне стоял Кахнаваки.
Его иссиня-черные волосы были туго стянуты на затылке, подчеркивая благородные черты лица, раскрашенного красной, черной и белой краской. Трудно сказать, действительно ли вождь был в ярости, или такое впечатление создавала боевая раскраска. Капитан торопливо подошел и встал рядом с Джоном. Глаза братьев встретились. Они понимали друг друга без слов.
– Отпусти ее, – холодно сказал Кахнаваки. – У меня много воинов. Многие из вас умрут, если ты не подчинишься.
– Я отпущу ее, только если ты уберешь своих людей, – ответил Джон.
– Нет! Я не торгуюсь с дьяволами.
– В таком случае… – Джон выпустил девушку из рук и схватил капитана, приставив к его горлу острый, как бритва, нож. – Только пошевелитесь, и я разрежу его на куски, – прорычал он солдатам.
Солдаты застыли от ужаса. Юная саскуэханнока растаяла в ночи. На поляну вышли индейцы в боевой раскраске. Их было намного больше, чем солдат.
– Прикажите своим людям сложить оружие, – велел Джон.
Трясясь от страха, капитан закричал:
– Делайте, как он говорит. Приказываю!
Солдаты мрачно смотрели на командира. Неужели он не понимает, что они будут защищать свою жизнь, даже если шансы на спасение невелики? Кахнаваки повторил приказ по-саскуэханнокски. Оружие с лязгом упало на землю, будто язык индейцев был родным языком английских солдат.
Джон обезоружил капитана, передал его в руки вождя. Кахнаваки сам должен решить, как поступить с англичанами. Джону хотелось воздать по заслугам этому сброду. Вождь бросил на него быстрый, благодарный взгляд, вышел на середину лагеря и стал отдавать своим воинам резкие команды.
* * *
Смертельно уставшая Шеннон бездумно расчесывала пальцами густые спутанные волосы и безуспешно пыталась представить маленького Черного Ножа. Крошечные кулачки; черные, как вороново крыло, волосы; темные, с золотистыми искорками, глаза… Какой чудный ребенок! Наверное, он уже мертв. Ей неизвестно, какое сегодня число, но она знала точно, что у саскузханноков уже потеряна последняя надежда на спасение. Если они еще не погибли, погибнут через день… неделю. Что сейчас, ночь или день? Гастон запер двери лаборатории. Маленькое, с красным стеклом, окно, занавешенное мешковиной, почти не пропускало света.
Бежали часы. Гастон с безумной жаждой знаний требовал все новых и новых сведений, чтобы прославить в веках свое имя. Он не верил Шеннон, впадал в дикую ярость, угрожал убить девушек и их семьи, если не узнает всей правды. И всякий раз ей удавалось успокоить его – названием новой планеты, подробностями о французской революции, рассказом о еще ненаписанной картине, золотой лихорадкой в Калифорнии… Не было сил думать, вспоминать. Шеннон боялась уснуть, тревожась за жизнь Мередит.
Когда Гастон приказывал ей спать, она дремала, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу половицы. Сейчас они снова «работали». Дуло мушкета прижато было к груди Мередит. Так француз гарантировал сотрудничество и безусловное подчинение путешественницы во времени. Он даже отвязал ее от стула, чтобы плохое кровообращение и перегрузки не подточили ей силы.
Не в первый раз Шеннон повторяла:
– Не понимаю, что ты хочешь. Не могу сосредоточиться, когда ты угрожаешь Мередит. Отпусти ее. Клянусь, все расскажу тебе.
– Сначала закончи карту. Она нам нужна, cherie. Не могу понять твою, как ее там, болтовню, потому что названия городов изменилось. Ты кончила рисовать Северную Америку?
– Да, но я не художник.
– Мне нужна информация, а не произведение искусства. Твои прекрасные ножки – единственное творение природы, которым желает любоваться твой покорный и скромный слуга. Продолжай рисовать карту. Постарайся, чтобы она была подробной.
– Европа почти не изменилась. Я говорю об очертаниях. Менялись только названия некоторых стран. Знаю не все страны в Африке и Южной Америке… Не помню расположение некоторых стран… Нарисовать Австралию несложно, если тебе достаточно столицы. – Она подумала о Филиппе и вздохнула печально. Сейчас он даже не существует, его нет, но он в ее сердце, и память о нем дает ей силы.
– Австралия? – для Гастона это было большой неожиданностью. – Ты хочешь сказать, что знаешь о Terra Austral is Incognita?
Сердце Шеннон замерло от волнения. Она попыталась принять невозмутимый вид.
– Мой брат сейчас там. Его соблазнили сказки о мощеных золотом улицах и стройных, высоких женщинах с золотистыми глазами… – Сдержав зевоту, Шеннон спросила: – Нарисовать Австралию, Гастон?
Стало жутко от его мрачности, хриплого голоса.
– Остальные сомневались, Гастон – никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Ох, – капитан вздохнул с облегчением. – Прекрасно. Значит, ждем?
– Да, и если понадобится, всю ночь. Спать будем по очереди.
– Кто сможет сейчас заснуть? – простонал юный солдатик.
Остальные дружно согласились с ним.
Джон громко расхохотался.
– Ты солдат или нет? Вы что, еще ни разу не были в бою?
– Мы слышали об этих дикарях, – мрачно сказал капитан. – Исчадия ада. Не боятся ни Бога, ни черта.
Джон кивнул, соглашаясь, но в душе у него кипела ярость. Они еще смеют упоминать о небесах и аде. Они, для кого было развлечением издеваться над бедной невинной девушкой.
– Когда подойдут индейцы, не стреляйте, – инструктировал он солдат. – Не двигайтесь, не то они подумают, что им угрожают. Им нужна невредимая девушка. Они заберут ее и уйдут. Но если вы убьете хотя бы одного, индейцы зажарят вас живьем.
– Они не уйдут, даже если она жива и невредима, – сказал капитан. – Они захотят наказать нас.
– За что? – Джон усмехнулся. – Индейцы во всем будут обвинять девушку. Ее изобьют так, что она на всю жизнь запомнит, что нельзя заигрывать с вами и попадать вам в руки. Так принято у дикарей.
– Накажут ее?
– Уж будьте уверены. Принцесса должна проводить время с другими женщинами… так они считают. Старуха проверит, девственница ли она. Если так, индейцы решат, что вы отнеслись к принцессе с уважением. Тем все и закончится.
Словно тяжесть свалилась с душ у солдат. Они продолжили попойку, хоть уже и без прежнего веселья и шуток. Капитан нервно мерил шагами поляну. Джон время от времени делал вид, что прижимается к девушке. Одновременно он советовал, как готовиться к нападению индейцев.
– Когда появится первый воин, стань рядом со мной, – серьезно говорил он капитану. – Индейцы не решатся стрелять в нас, опасаясь задеть принцессу. И ты спокойно вступишь с переговоры.
– Я хочу, чтобы переговоры провел ты, – возразил тот Джону.
– С удовольствием, – скромная улыбка озарила лицо Джона. – Когда все закончится, я бы выпил виски и поел горячего.
– Получишь все, что захочешь, – искренне пообещал бородатый командир. И вдруг воцарилось молчание.
Джон оглянулся. На поляне стоял Кахнаваки.
Его иссиня-черные волосы были туго стянуты на затылке, подчеркивая благородные черты лица, раскрашенного красной, черной и белой краской. Трудно сказать, действительно ли вождь был в ярости, или такое впечатление создавала боевая раскраска. Капитан торопливо подошел и встал рядом с Джоном. Глаза братьев встретились. Они понимали друг друга без слов.
– Отпусти ее, – холодно сказал Кахнаваки. – У меня много воинов. Многие из вас умрут, если ты не подчинишься.
– Я отпущу ее, только если ты уберешь своих людей, – ответил Джон.
– Нет! Я не торгуюсь с дьяволами.
– В таком случае… – Джон выпустил девушку из рук и схватил капитана, приставив к его горлу острый, как бритва, нож. – Только пошевелитесь, и я разрежу его на куски, – прорычал он солдатам.
Солдаты застыли от ужаса. Юная саскуэханнока растаяла в ночи. На поляну вышли индейцы в боевой раскраске. Их было намного больше, чем солдат.
– Прикажите своим людям сложить оружие, – велел Джон.
Трясясь от страха, капитан закричал:
– Делайте, как он говорит. Приказываю!
Солдаты мрачно смотрели на командира. Неужели он не понимает, что они будут защищать свою жизнь, даже если шансы на спасение невелики? Кахнаваки повторил приказ по-саскуэханнокски. Оружие с лязгом упало на землю, будто язык индейцев был родным языком английских солдат.
Джон обезоружил капитана, передал его в руки вождя. Кахнаваки сам должен решить, как поступить с англичанами. Джону хотелось воздать по заслугам этому сброду. Вождь бросил на него быстрый, благодарный взгляд, вышел на середину лагеря и стал отдавать своим воинам резкие команды.
* * *
Смертельно уставшая Шеннон бездумно расчесывала пальцами густые спутанные волосы и безуспешно пыталась представить маленького Черного Ножа. Крошечные кулачки; черные, как вороново крыло, волосы; темные, с золотистыми искорками, глаза… Какой чудный ребенок! Наверное, он уже мертв. Ей неизвестно, какое сегодня число, но она знала точно, что у саскузханноков уже потеряна последняя надежда на спасение. Если они еще не погибли, погибнут через день… неделю. Что сейчас, ночь или день? Гастон запер двери лаборатории. Маленькое, с красным стеклом, окно, занавешенное мешковиной, почти не пропускало света.
Бежали часы. Гастон с безумной жаждой знаний требовал все новых и новых сведений, чтобы прославить в веках свое имя. Он не верил Шеннон, впадал в дикую ярость, угрожал убить девушек и их семьи, если не узнает всей правды. И всякий раз ей удавалось успокоить его – названием новой планеты, подробностями о французской революции, рассказом о еще ненаписанной картине, золотой лихорадкой в Калифорнии… Не было сил думать, вспоминать. Шеннон боялась уснуть, тревожась за жизнь Мередит.
Когда Гастон приказывал ей спать, она дремала, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу половицы. Сейчас они снова «работали». Дуло мушкета прижато было к груди Мередит. Так француз гарантировал сотрудничество и безусловное подчинение путешественницы во времени. Он даже отвязал ее от стула, чтобы плохое кровообращение и перегрузки не подточили ей силы.
Не в первый раз Шеннон повторяла:
– Не понимаю, что ты хочешь. Не могу сосредоточиться, когда ты угрожаешь Мередит. Отпусти ее. Клянусь, все расскажу тебе.
– Сначала закончи карту. Она нам нужна, cherie. Не могу понять твою, как ее там, болтовню, потому что названия городов изменилось. Ты кончила рисовать Северную Америку?
– Да, но я не художник.
– Мне нужна информация, а не произведение искусства. Твои прекрасные ножки – единственное творение природы, которым желает любоваться твой покорный и скромный слуга. Продолжай рисовать карту. Постарайся, чтобы она была подробной.
– Европа почти не изменилась. Я говорю об очертаниях. Менялись только названия некоторых стран. Знаю не все страны в Африке и Южной Америке… Не помню расположение некоторых стран… Нарисовать Австралию несложно, если тебе достаточно столицы. – Она подумала о Филиппе и вздохнула печально. Сейчас он даже не существует, его нет, но он в ее сердце, и память о нем дает ей силы.
– Австралия? – для Гастона это было большой неожиданностью. – Ты хочешь сказать, что знаешь о Terra Austral is Incognita?
Сердце Шеннон замерло от волнения. Она попыталась принять невозмутимый вид.
– Мой брат сейчас там. Его соблазнили сказки о мощеных золотом улицах и стройных, высоких женщинах с золотистыми глазами… – Сдержав зевоту, Шеннон спросила: – Нарисовать Австралию, Гастон?
Стало жутко от его мрачности, хриплого голоса.
– Остальные сомневались, Гастон – никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79