— Мне очень жаль. Я запишу нашу партию, и когда вы вернетесь, мы ее продолжим.
— Сегодняшнее расставание, кажется, не огорчает вас, как тогда, в Честере. Вы не боитесь за мужа?
— За Роджера? Нет, он заговорен!
Ни поведение, ни загадочные золотистые глаза Элизабет не давали прочесть, что творится у нее в душе. Выражать свои чувства она опасалась, их могли сделать оружием против нее самой. Возможно, Генриху она и могла бы довериться, но Элизабет твердо знала: чем меньше знают про нее, тем лучше.
— Он тоже так считает?
Генриху хотелось выведать у Элизабет, что беспокоит ее мужа. Он не ожидал, что она станет распространяться; во всех их совместных разговорах она ни словом не обмолвилась ни о муже, ни о себе лично. Но попытка — не пытка…
— Понятия не имею. Но точно могу сказать, что он никогда не скажет, если его что-либо беспокоит.
Генрих рассмеялся.
— Леди Элизабет, если бы я спросил вас, какого цвета чулки будут у вашего мужа завтра, ваш ответ был бы таким же прямым?
— Можете не сомневаться, милорд. — Дружеское расположение, восхищение и удивление добавили красок на ее лицо и очаровательного блеска глазам. — Мне только странно, почему это вас интересует и… почему вы не верите. — Потом добавила серьезно: — Милорд, моя прямота не зависит от доверия. То же самое я бы ответила и отцу, который сердечно любит Роджера.
«Всегда не доверять — защита женщины», — утвердился в своем мнении Генрих, но возражать не стал.
Между тем в этот раз Элизабет расставалась с Роджером спокойнее, хотя теперь она осознала, что любит его больше жизни. Она любила так неистово, что ей трудно было говорить о нем, даже упоминать его имя. В эти дни при всякой мысли о нем у нее сосало под ложечкой, и необычная мягкая боль не давала дышать. Сейчас она стала больше переживать за своего мужа, но страх за него не лишал ее уверенности. Это самообладание она черпала сразу из нескольких источников. Восстановленное доверие Роджера значительно упрочило ее веру в себя. Плотское удовольствие от любви, которое у нее появилось и надежно повторялось при желании, вселило в нее уверенность в свою полноценность, выкорчевало корни раздражения и горечи, о существовании которых она и не подозревала, пока они не были удалены. Больше того, она поняла, что, отдавая себя, ничего не теряет, а обретает многое, и чем больше она дает Роджеру своего, тем больше его веры и доверия получает. А самое главное, теперь ей не нужно было тихо сидеть в страхе и неведении и только ждать, ждать…
Но боялась она за него отчаянно, и в эту последнюю ночь после любовной страсти она снова забралась в объятия Роджера и целый час не давала ему уснуть, требуя новой ласки. «Может быть это в последний раз, в последний раз», — говорила она себе, борясь со сном. Это могло быть в последний раз, и Элизабет решила взять все, и думала при этом, что, боясь за Роджера, она больше не боится за свое будущее. Если Роджер будет убит, сердце ее разорвется, но жизнь для нее не остановится. Она больше не ощущала себя слабой и беззащитной, за себя она теперь не боялась. Если Бог даст и она зачала ребенка… Тут Элизабет остановила бег своих мыслей и улыбнулась; она раньше не думала о ребенке от Роджера, не связывала это с удовольствием. Так вот, если он зачат, она будет хранить земли Роджера для этого ребенка, никому их не отдаст, это она знала твердо. Если ребенка не будет, у нее останутся другие дороги. Одно для нее стало совершенно определенным: если Роджера не будет, чтобы ею владеть, больше владеть ею не будет никто. По ее убеждению, никто в Англии не мог сравняться с Роджером, и сравнивать с ним она никого не хотела.
Утром при расставании граф Херефорд выглядел более расстроенным чем жена. Он никак не хотел выходить из комнаты, где Элизабет помогала ему облачиться в дорогу и надеть доспехи, ходил взад-вперед, говоря, какими путями ей лучше ехать на север и что делать в разных мыслимых и немыслимых ситуациях. Снова и снова он поглядывал на шпиль херефордской церкви, сокрушаясь о смерти Алана Ившема. С одной стороны, он был уверен в силах и способности Элизабет, но с другой — душа его обмирала по женщине, которую он любил и намеренно подвергал опасностям.
— Бога ради, Элизабет, будь осторожна! Остерегайся всюду, даже если это будет тебе мешать. Не бойся и не стыдись убежать. Тебя никто в этом не упрекнет. Самое главное, не забывай каждый день посылать курьера с известием, каждый день непременно, где бы ты ни находилась, даже если тебе совсем нечего сообщить.
Он поднял ее толстые тяжелые косы и поцеловал их.
— Я не забуду, сделаю все как велишь, но рассчитывать на курьеров трудно. С каждым может произойти что угодно на долгом пути между нами. Потом, когда я отыщу отца, я буду с ним в полной безопасности, а ежедневные курьеры — сколько же это мне потребуется людей?
— Один человек, меняя лошадей, доберется до меня за три — пять дней, а как он отдохнет, я отправлю его назад. Значит, тебе потребуется всего двадцать — тридцать конников. Я больше не хочу мучиться, не зная, где тебя искать. Тебе все понятно, что надо будет делать?
— Да, все. Я должна удержать отца на севере и по возможности — от перехода на сторону короля. Ты сам… — Она замолчала, разглядывая лицо мужа. За эти лесколько месяцев он постарел на десять, какое — на двадцать лет. И несколько дней отдыха не убрали сизого налета на скулах и кругов под глазами. — Ты сам тоже будь осторожней, ладно?
— Сколько позволят мои честь и долг. Наше дело не одно и то же, Элизабет. Ну, кажется, все. Будь смелей, моя дорогая, но не слишком!
Глава шестнадцатая
Элизабет посмотрелась в зеркало и улыбнулась своему отражению. Тяжелые косы убраны и плотно пришпилены на голове; коричневые домотканые туника и блюо были очень далеки от привычного для нее роскошного наряда и никак не льстили потемневшей и побледневшей коже лица. Она вынула из ушей серьги, положила их к другим драгоценностям в стоящем перед ней ларце и стала снимать обручальное кольцо. Оно не поддавалось, и Элизабет остановилась, потом надвинула его обратно, при этом сердце у нее куда-то ухнуло. И вовсе не потому, что оно не стаскивалось, совсем нет. Она повернула кольцо камнем внутрь ладони и натянула перчатки для выезда верхом. С накинутым на голову капюшоном она могла спокойно сойти за мальчика из невысокого сословия.
Самым последним делом в Хсрефордском замке для нее было запечатать записку Роджеру и отправить ее с курьером. Накануне вечером она уже попрощалась с леди Херефорд, Кэтрин и двумя дочками Роджера; делать это еще раз не требовалось. Ничего другого не оставалось, и ничто больше ее не задерживало. Без Роджера ничто не связывало ее с этим местом, поэтому, не оглянувшись и ничего не припоминая, она вышла во двор, села на своего мерина и двинулась с дружиной на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110