— Высадят вас, раз вам так хочется! Мистер Спенсер, — добавил он, поворачиваясь к первому помощнику, — остановитесь у Еракли. Проследите, чтобы багаж этих господ последовал за ними, ибо мне кажется, что мистер Фостер последует примеру своего коллеги.
— Естественно, — величественно подал голос последний. — Мы — ливерпульцы — не бросаем наших друзей в беде! Я следую за вами, Кокрель!
И после рукопожатия, сделанного с грустным достоинством, которое казалось им полным благородства, два компаньона, сразу забыв о своем соперничестве, направились к себе, чтобы приготовить багаж, под полуразъяренным, полунасмешливым взглядом коммодора Кинга, который в ответ на трогательную манифестацию только презрительно пожал плечами.
— Полюбуйтесь на них! — проворчал он, обращаясь к Марианне, озадаченной происходящим. — Чем не Пилад, утешающий преследуемого Эриниями Ореста? Что эти остолопы не смогли переварить, так это то, что леди Селтон не стала на их сторону и сама не предложила им голову виновного! Они требовали этого от меня, но именно вам они никогда не простят!
— Вы считаете?
— Конечно. Они так старались, чтобы вам понравиться, а вы остались холодной. Вы не оценили их усилий. С людьми подобного рода делают революции: они ненавидят все, что не могут купить или подчинить себе.
— Но зачем покидать корабль? Теодорос в цепях, и мистеру Кокрелю больше нечего бояться…
— Чтобы попасть раньше нас в Константинополь и вырвать у посла приказ об аресте, конечно!
Сердце Марианны пропустило один удар. Едва Теодорос избежал благодаря дружелюбию сэра Джемса серьезной опасности, как появилась другая, еще более грозная. Если после прибытия в порт грек будет арестован, ничто не сможет его спасти. Она хорошо помнила слова Кулугиса: голова вождя повстанцев оценена так высоко, что любой дипломат с радостью выдаст его правителю, благосклонности которого он добивается. И в руках правосудия его ненадежное инкогнито будет быстро раскрыто! Да, но ведь она поклялась перед иконой Святого Элии сделать все возможное, чтобы ее компаньон смог без затруднений попасть в османскую столицу…
Она посмотрела на своего старого друга повлажневшими глазами.
— Итак, — прошептала она печально, — ваша доброта к этому бедному малому оказалась бесполезной: его дурное побуждение, вполне простительное для человека, любящего свою родину, будет стоить ему веревки! Тем не менее… я благодарна вам от всего сердца, сэр Джеме. Вы сделали все, что могли… и я действительно причинила вам много неприятностей…
— Полноте! Без вас это путешествие было бы монументом скуки! И я не один так думаю! Вы превратили его в цветущий сад!
Что касается вашего громадного ньюфаундленда… лучше всего будет, если он сбежит до того, как наш якорь скользнет в воду Босфора. Времени достаточно, ибо я не думаю, что мы встретим сэра Стратфорда Кэннинга, нашего посла, вросшим в набережную со взводом солдат в ожидании нашего прибытия! Дело слишком мелкое, и жалобщики тоже! Перестаньте беспокоиться и приходите ко мне на чашку чая. Я не знаю лучшего средства, чем горячий чай, от этой проклятой жары!..
Несмотря на утешающие слова сэра Джемса, Марианна не успокоилась. Досада и злоба этих двух людей могли представлять опасность, если они имели какой-то вес в глазах английских властей, но она поняла по оскорбленным взглядам, которые бросали на нее бывшие обожатели, что напрасно потеряет и время, и достоинство, пытаясь заставить их изменить мелочное решение. Они были упрямы, что свойственно людям без широты взглядов, и увидят в побуждении молодой женщины только непонятную и достойную, на их взгляд, сожаления слабость к человеку, которого они, конечно, считали просто выродком. Лучше было, пожалуй, положиться на решение сэра Джемса и его дружбу: разве он не дал ей понять, что не воспрепятствует бегству виновного? Она даже получила уверенность в этом, когда он разрешил ей послать в трюм записку, предупреждающую Теодороса, что он должен бежать, как только услышит лязг опускаемой якорной цепи.
— Его освободят от оков, когда мы покинем этот порт, — сказал он ей, когда корабль на заходе солнца подошел к Мармара-Эриглиси, — так что ему не составит никакого труда уйти украдкой. Однако вполне возможно, что мы напрасно тревожимся и приписываем вашим воздыхателям более черные мысли, чем на самом деле!
— В любом случае предосторожность не мешает, — сказала Марианна, — и я благодарю вас от всего сердца, сэр Джеме!
Так что она уже с прояснившимся взглядом присутствовала при высадке обоих англичан с множеством багажа, переходившего из рук в руки, и криках лодочников и носильщиков, которые перегружали его с палубы фрегата в барку и с барки на забитую шумной толпой набережную.
Не сказав ни слова на прощание, Кокрель и Фостер покинули корабль, и их зеленые зонтики можно было еще долго видеть плывущими над морем тюрбанов и фесок. Наконец, взгромоздившись на ослов, сопровождаемые горланящими мальчишками и проводниками с палками, они исчезли в плотной массе разноцветных домов и мечетей.
— Какая неблагодарность? — вздохнула молодая женщина. — Они даже не попрощались с вами! Ваше гостеприимство заслуживает большего!
В ответ сэр Джеме рассмеялся и отдал приказ отплывать. И фрегат, словно он почувствовал себя облегченным от неприятного груза, продолжал путь в лучах заходящего солнца по аметистовому морю, испещренному позолоченными островками, вокруг которых плясали серебристые дельфины.
На этот раз начался последний этап. Долгое, изнуряющее путешествие, неоднократно угрожавшее ее жизни, завершалось.
По мере того как проходили переживаемые ею тяжелые дни, город светловолосой султанши, от которого она столько ожидала, и прежде всего — воскрешения надежды, мало-помалу превращался в мираж, в некий сказочный город, постепенно исчезавший во времени и пространстве. И вот теперь он совсем близко… Мелькавшие на море многочисленные паруса возвещали об этом, а также бездонное небо, чей уже ночной бархат прорезался далекими вспышками света.
Поздним вечером, когда корабль с поникшими из-за внезапно упавшего ветра парусами тихо покачивался среди шелковистого плеска, Марианна осталась на палубе, глядя на звезды, и эта ночь Востока так походила на те, о нежности которых она мечтала в то время, когда будущее еще заключалось в одном слове: «Язон». Где был он в этот час? По какому морю блуждала его гордыня или его нищета?
Где раздувались в этот момент белые паруса его прекрасной «Волшебницы»? И чьим приказам подчиняется она? Живет ли он еще в этом мире, человек властный и гордый, недавно заявлявший, что его единственная любовь — это женщина, которую он добыл не для того, чтобы снова потерять, и похожий на нее бриг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Естественно, — величественно подал голос последний. — Мы — ливерпульцы — не бросаем наших друзей в беде! Я следую за вами, Кокрель!
И после рукопожатия, сделанного с грустным достоинством, которое казалось им полным благородства, два компаньона, сразу забыв о своем соперничестве, направились к себе, чтобы приготовить багаж, под полуразъяренным, полунасмешливым взглядом коммодора Кинга, который в ответ на трогательную манифестацию только презрительно пожал плечами.
— Полюбуйтесь на них! — проворчал он, обращаясь к Марианне, озадаченной происходящим. — Чем не Пилад, утешающий преследуемого Эриниями Ореста? Что эти остолопы не смогли переварить, так это то, что леди Селтон не стала на их сторону и сама не предложила им голову виновного! Они требовали этого от меня, но именно вам они никогда не простят!
— Вы считаете?
— Конечно. Они так старались, чтобы вам понравиться, а вы остались холодной. Вы не оценили их усилий. С людьми подобного рода делают революции: они ненавидят все, что не могут купить или подчинить себе.
— Но зачем покидать корабль? Теодорос в цепях, и мистеру Кокрелю больше нечего бояться…
— Чтобы попасть раньше нас в Константинополь и вырвать у посла приказ об аресте, конечно!
Сердце Марианны пропустило один удар. Едва Теодорос избежал благодаря дружелюбию сэра Джемса серьезной опасности, как появилась другая, еще более грозная. Если после прибытия в порт грек будет арестован, ничто не сможет его спасти. Она хорошо помнила слова Кулугиса: голова вождя повстанцев оценена так высоко, что любой дипломат с радостью выдаст его правителю, благосклонности которого он добивается. И в руках правосудия его ненадежное инкогнито будет быстро раскрыто! Да, но ведь она поклялась перед иконой Святого Элии сделать все возможное, чтобы ее компаньон смог без затруднений попасть в османскую столицу…
Она посмотрела на своего старого друга повлажневшими глазами.
— Итак, — прошептала она печально, — ваша доброта к этому бедному малому оказалась бесполезной: его дурное побуждение, вполне простительное для человека, любящего свою родину, будет стоить ему веревки! Тем не менее… я благодарна вам от всего сердца, сэр Джеме. Вы сделали все, что могли… и я действительно причинила вам много неприятностей…
— Полноте! Без вас это путешествие было бы монументом скуки! И я не один так думаю! Вы превратили его в цветущий сад!
Что касается вашего громадного ньюфаундленда… лучше всего будет, если он сбежит до того, как наш якорь скользнет в воду Босфора. Времени достаточно, ибо я не думаю, что мы встретим сэра Стратфорда Кэннинга, нашего посла, вросшим в набережную со взводом солдат в ожидании нашего прибытия! Дело слишком мелкое, и жалобщики тоже! Перестаньте беспокоиться и приходите ко мне на чашку чая. Я не знаю лучшего средства, чем горячий чай, от этой проклятой жары!..
Несмотря на утешающие слова сэра Джемса, Марианна не успокоилась. Досада и злоба этих двух людей могли представлять опасность, если они имели какой-то вес в глазах английских властей, но она поняла по оскорбленным взглядам, которые бросали на нее бывшие обожатели, что напрасно потеряет и время, и достоинство, пытаясь заставить их изменить мелочное решение. Они были упрямы, что свойственно людям без широты взглядов, и увидят в побуждении молодой женщины только непонятную и достойную, на их взгляд, сожаления слабость к человеку, которого они, конечно, считали просто выродком. Лучше было, пожалуй, положиться на решение сэра Джемса и его дружбу: разве он не дал ей понять, что не воспрепятствует бегству виновного? Она даже получила уверенность в этом, когда он разрешил ей послать в трюм записку, предупреждающую Теодороса, что он должен бежать, как только услышит лязг опускаемой якорной цепи.
— Его освободят от оков, когда мы покинем этот порт, — сказал он ей, когда корабль на заходе солнца подошел к Мармара-Эриглиси, — так что ему не составит никакого труда уйти украдкой. Однако вполне возможно, что мы напрасно тревожимся и приписываем вашим воздыхателям более черные мысли, чем на самом деле!
— В любом случае предосторожность не мешает, — сказала Марианна, — и я благодарю вас от всего сердца, сэр Джеме!
Так что она уже с прояснившимся взглядом присутствовала при высадке обоих англичан с множеством багажа, переходившего из рук в руки, и криках лодочников и носильщиков, которые перегружали его с палубы фрегата в барку и с барки на забитую шумной толпой набережную.
Не сказав ни слова на прощание, Кокрель и Фостер покинули корабль, и их зеленые зонтики можно было еще долго видеть плывущими над морем тюрбанов и фесок. Наконец, взгромоздившись на ослов, сопровождаемые горланящими мальчишками и проводниками с палками, они исчезли в плотной массе разноцветных домов и мечетей.
— Какая неблагодарность? — вздохнула молодая женщина. — Они даже не попрощались с вами! Ваше гостеприимство заслуживает большего!
В ответ сэр Джеме рассмеялся и отдал приказ отплывать. И фрегат, словно он почувствовал себя облегченным от неприятного груза, продолжал путь в лучах заходящего солнца по аметистовому морю, испещренному позолоченными островками, вокруг которых плясали серебристые дельфины.
На этот раз начался последний этап. Долгое, изнуряющее путешествие, неоднократно угрожавшее ее жизни, завершалось.
По мере того как проходили переживаемые ею тяжелые дни, город светловолосой султанши, от которого она столько ожидала, и прежде всего — воскрешения надежды, мало-помалу превращался в мираж, в некий сказочный город, постепенно исчезавший во времени и пространстве. И вот теперь он совсем близко… Мелькавшие на море многочисленные паруса возвещали об этом, а также бездонное небо, чей уже ночной бархат прорезался далекими вспышками света.
Поздним вечером, когда корабль с поникшими из-за внезапно упавшего ветра парусами тихо покачивался среди шелковистого плеска, Марианна осталась на палубе, глядя на звезды, и эта ночь Востока так походила на те, о нежности которых она мечтала в то время, когда будущее еще заключалось в одном слове: «Язон». Где был он в этот час? По какому морю блуждала его гордыня или его нищета?
Где раздувались в этот момент белые паруса его прекрасной «Волшебницы»? И чьим приказам подчиняется она? Живет ли он еще в этом мире, человек властный и гордый, недавно заявлявший, что его единственная любовь — это женщина, которую он добыл не для того, чтобы снова потерять, и похожий на нее бриг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126