Ей все-таки удалось немного отдохнуть, когда ураган потерял свою силу.
С наступлением вечера море и ветер успокоились. Пол, на котором она лежала, принял наконец горизонтальное положение, и она наслаждалась покоем.
Из-за переборки больше не доносилось никакого шума, и она решила, что Теодорос уснул. Непроницаемая тьма залила нижнюю палубу, а воздух стал влажным и прохладным.
Пленница как раз спросила себя, не забудут ли о них до прибытия в Канди или бог знает куда, когда крышка люка открылась.
Свет фонаря и две Обутые в высокие сапоги ноги показались в облаке пара. Снаружи туман последовал за бурей, и его длинные полосы спускались вдоль лестницы, словно щупальца призрачного спрута.
Лежа недалеко от ступенек, Марианна не шелохнулась. Она осталась лежать в положении женщины, дошедшей до последней степени изнеможения, чтобы не вызвать сомнений у новоприбывшего и иметь возможность наблюдать, что он собирается сейчас делать… особенно если он направится к Теодоросу.
В самом деле, человек нес два глиняных кувшина и два темных хлебца: пища для пленников, от которых Кулугис, по всей видимости, не ожидал благодарности за кулинарные излишества. Но сквозь полузакрытые ресницы Марианна увидела еще одну пару ног, но в шелковых шальварах, которые показались ей знакомыми.
Что собирался делать на нижней палубе очаровательный Стефанос?
Времени для размышлений у нее не оказалось. В то время как тяжелые шаги матроса удалялись к переборке, его спутник остановился у лестницы и… сильно ударил ногой в бок молодую женщину.
Она со стоном открыла глаза и увидела, что он стоит перед ней, готовясь снова ударить. Поглаживая лезвие длинного кривого ятагана, он улыбался… улыбкой одновременно бессмысленной и жестокой, которая заледенила кровь Марианне. В его расширившихся глазах зрачки превратились в черные точки, не больше булавочной головки. По всей видимости, он пришел сюда, чтобы подвергнуть существо, которое он считал не только мерзким, но и опасным, наказанию, соответствующему обуревавшим его чувствам.
Марианна свернулась в комок, чтобы якобы избежать удара, но увлекший ее инстинктом и ненавистью порыв был неудержим.
Расслабившись, как пантера перед атакой, она прыгнула на грудь эфеба, который от неожиданного нападения отступил назад и упал на лестницу. В то же мгновение она была на нем, схватила обеими руками его голову и ударила о ступеньки с такой силой и точностью, что хрупкий юноша потерял сознание и выпустил ятаган из рук.
Она сейчас же схватила его и прижала к груди с непередаваемым чувством торжества и могущества. Именно вид этого оружия, а не удар ногой вызвал у нее такую вспышку. Обернувшись к переборке, она увидела матроса, который, с грохотом открыв замок, собирался войти к пленнику.
Все произошло так быстро, что он ничего не услышал: только шум падения, который не должен был его особенно встревожить, если он знал, зачем последовал за ним любимчик Кулугиса. В мозгу Марианны молнией промелькнула мысль, что нельзя допускать, чтобы эта дверь снова закрылась.
Крепко сжав ятаган в руке, она побежала к вырезанному светом фонаря проему двери. Матрос, высокий и плотный, уже нагнулся, чтобы войти внутрь. Не думая ни о чем, она прыгнула ему на спину и ударила…
Матрос захрипел и рухнул рядом с фонарем, в падении увлекая Марианну.
Ошеломленная тем, что ей пришлось сделать, Марианна встала, глядя на испятнанное кровью кривое лезвие в каком-то отупении. Она убила человека, не более колеблясь, чем в ту ночь, когда она оглушила Иви Сен-Альбэн канделябром, после того как ранила на дуэли Франсиса Кранмера, которого она, кстати, тогда считала убитым.
— Третий раз!.. — прошептала она. — Третий!
Восхищенный голос Теодороса вырвал ее из состояния своеобразной прострации.
— Великолепно, княгиня! Вы настоящая амазонка! Теперь освободите меня поскорей! Время не ждет, и сюда могут прийти.
Она машинально подняла фонарь и в его свете увидела гиганта, всего обвязанного веревками. Глаза сияли на его лице со следами того, что ему пришлось перенести. Она бросилась перед ним на колени и стала перерезать веревки. Они были толстые и крепкие.
Ей пришлось приложить немало сил, пока первая уступила. Дальше пошло легче, и через несколько секунд она освободила Теодороса от его пут.
— Господи, как хорошо! — вздохнул он, растирая затекшие члены. — Теперь посмотрим, сможем ли мы быстро выбраться отсюда. Вы умеете плавать?
— Да, и довольно прилично…
— Решительно, вы существо необыкновенное. Пойдем!
Засунув за пояс ятаган, даже не вытерев кровь, Теодорос взял Марианну за руку, вывел ее из своей темницы и запер дверь, предварительно втащив внутрь труп. Но, обернувшись, он заметил тело Стефаноса, светлым пятном видневшееся возле лестницы, и с изумлением взглянул на свою спутницу.
— Этого вы тоже убили?
— Нет… не думаю! Только оглушила… Это у него я взяла кинжал. Он ударил меня ногой и, похоже, собирался зарезать!
— Но, слово чести, вы как будто просите извинения, когда заслужили только поздравления! Если вы его не убили, то совершили ошибку… но ее легко исправить. — — Нет, Теодорос! Не убивайте его! Это… это… в общем, мне кажется, что он очень дорог капитану! Если нам не удастся бежать, он безжалостно убьет нас.
Грек тихо рассмеялся.
— Ах, так это красавчик Стефанос?
— Вы его знаете?
Теодорос презрительно пожал плечами.
— Вкусы Кулугиса известны всему Архипелагу. Но вы правы, считая, что эта маленькая сволочь очень дорога ему! Тогда мы сделаем иначе…
Он уже нагнулся, чтобы взять неподвижное тело, когда раздался сильнейший удар. Дрожь пронеслась по всему кораблю, и одна из переборок со зловещим треском рассыпалась.
— Мы налетели на что-то! — крикнул Теодорос. — Может быть, на риф. Используем это!
Невероятный шум, крики и вопли раздались над их головами, тогда как корабль снова затрещал от удара. Откуда-то хлынула вода… Одним мощным броском Теодорос, словно куль с мукой, закинул Стефаноса себе за спину так, что голова его свисала ему на грудь, а шея оказалась доступной кинжалу, который он взял в руку.
Очевидно, он надеялся пройти среди пиратов, угрожая убить великую любовь Николаев Кулугиса.
В свою очередь, Марианна взобралась по лестнице и выглянула наружу. Палуба была окутана туманом, в котором метались, как призраки, матросы, крича и жестикулируя, но никто не обратил на них внимания.
Шум стоял оглушительный. Рукой с кинжалом Теодорос перекрестился, но наоборот, как следует православному.
— Пресвятая Дева! — выдохнул он. — Это не риф. Это высокобортный корабль!
Действительно, с правой стороны шебеки возвышалась ощетинившаяся пушками стена, слабо освещенная чадящими фонарями греческой палубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
С наступлением вечера море и ветер успокоились. Пол, на котором она лежала, принял наконец горизонтальное положение, и она наслаждалась покоем.
Из-за переборки больше не доносилось никакого шума, и она решила, что Теодорос уснул. Непроницаемая тьма залила нижнюю палубу, а воздух стал влажным и прохладным.
Пленница как раз спросила себя, не забудут ли о них до прибытия в Канди или бог знает куда, когда крышка люка открылась.
Свет фонаря и две Обутые в высокие сапоги ноги показались в облаке пара. Снаружи туман последовал за бурей, и его длинные полосы спускались вдоль лестницы, словно щупальца призрачного спрута.
Лежа недалеко от ступенек, Марианна не шелохнулась. Она осталась лежать в положении женщины, дошедшей до последней степени изнеможения, чтобы не вызвать сомнений у новоприбывшего и иметь возможность наблюдать, что он собирается сейчас делать… особенно если он направится к Теодоросу.
В самом деле, человек нес два глиняных кувшина и два темных хлебца: пища для пленников, от которых Кулугис, по всей видимости, не ожидал благодарности за кулинарные излишества. Но сквозь полузакрытые ресницы Марианна увидела еще одну пару ног, но в шелковых шальварах, которые показались ей знакомыми.
Что собирался делать на нижней палубе очаровательный Стефанос?
Времени для размышлений у нее не оказалось. В то время как тяжелые шаги матроса удалялись к переборке, его спутник остановился у лестницы и… сильно ударил ногой в бок молодую женщину.
Она со стоном открыла глаза и увидела, что он стоит перед ней, готовясь снова ударить. Поглаживая лезвие длинного кривого ятагана, он улыбался… улыбкой одновременно бессмысленной и жестокой, которая заледенила кровь Марианне. В его расширившихся глазах зрачки превратились в черные точки, не больше булавочной головки. По всей видимости, он пришел сюда, чтобы подвергнуть существо, которое он считал не только мерзким, но и опасным, наказанию, соответствующему обуревавшим его чувствам.
Марианна свернулась в комок, чтобы якобы избежать удара, но увлекший ее инстинктом и ненавистью порыв был неудержим.
Расслабившись, как пантера перед атакой, она прыгнула на грудь эфеба, который от неожиданного нападения отступил назад и упал на лестницу. В то же мгновение она была на нем, схватила обеими руками его голову и ударила о ступеньки с такой силой и точностью, что хрупкий юноша потерял сознание и выпустил ятаган из рук.
Она сейчас же схватила его и прижала к груди с непередаваемым чувством торжества и могущества. Именно вид этого оружия, а не удар ногой вызвал у нее такую вспышку. Обернувшись к переборке, она увидела матроса, который, с грохотом открыв замок, собирался войти к пленнику.
Все произошло так быстро, что он ничего не услышал: только шум падения, который не должен был его особенно встревожить, если он знал, зачем последовал за ним любимчик Кулугиса. В мозгу Марианны молнией промелькнула мысль, что нельзя допускать, чтобы эта дверь снова закрылась.
Крепко сжав ятаган в руке, она побежала к вырезанному светом фонаря проему двери. Матрос, высокий и плотный, уже нагнулся, чтобы войти внутрь. Не думая ни о чем, она прыгнула ему на спину и ударила…
Матрос захрипел и рухнул рядом с фонарем, в падении увлекая Марианну.
Ошеломленная тем, что ей пришлось сделать, Марианна встала, глядя на испятнанное кровью кривое лезвие в каком-то отупении. Она убила человека, не более колеблясь, чем в ту ночь, когда она оглушила Иви Сен-Альбэн канделябром, после того как ранила на дуэли Франсиса Кранмера, которого она, кстати, тогда считала убитым.
— Третий раз!.. — прошептала она. — Третий!
Восхищенный голос Теодороса вырвал ее из состояния своеобразной прострации.
— Великолепно, княгиня! Вы настоящая амазонка! Теперь освободите меня поскорей! Время не ждет, и сюда могут прийти.
Она машинально подняла фонарь и в его свете увидела гиганта, всего обвязанного веревками. Глаза сияли на его лице со следами того, что ему пришлось перенести. Она бросилась перед ним на колени и стала перерезать веревки. Они были толстые и крепкие.
Ей пришлось приложить немало сил, пока первая уступила. Дальше пошло легче, и через несколько секунд она освободила Теодороса от его пут.
— Господи, как хорошо! — вздохнул он, растирая затекшие члены. — Теперь посмотрим, сможем ли мы быстро выбраться отсюда. Вы умеете плавать?
— Да, и довольно прилично…
— Решительно, вы существо необыкновенное. Пойдем!
Засунув за пояс ятаган, даже не вытерев кровь, Теодорос взял Марианну за руку, вывел ее из своей темницы и запер дверь, предварительно втащив внутрь труп. Но, обернувшись, он заметил тело Стефаноса, светлым пятном видневшееся возле лестницы, и с изумлением взглянул на свою спутницу.
— Этого вы тоже убили?
— Нет… не думаю! Только оглушила… Это у него я взяла кинжал. Он ударил меня ногой и, похоже, собирался зарезать!
— Но, слово чести, вы как будто просите извинения, когда заслужили только поздравления! Если вы его не убили, то совершили ошибку… но ее легко исправить. — — Нет, Теодорос! Не убивайте его! Это… это… в общем, мне кажется, что он очень дорог капитану! Если нам не удастся бежать, он безжалостно убьет нас.
Грек тихо рассмеялся.
— Ах, так это красавчик Стефанос?
— Вы его знаете?
Теодорос презрительно пожал плечами.
— Вкусы Кулугиса известны всему Архипелагу. Но вы правы, считая, что эта маленькая сволочь очень дорога ему! Тогда мы сделаем иначе…
Он уже нагнулся, чтобы взять неподвижное тело, когда раздался сильнейший удар. Дрожь пронеслась по всему кораблю, и одна из переборок со зловещим треском рассыпалась.
— Мы налетели на что-то! — крикнул Теодорос. — Может быть, на риф. Используем это!
Невероятный шум, крики и вопли раздались над их головами, тогда как корабль снова затрещал от удара. Откуда-то хлынула вода… Одним мощным броском Теодорос, словно куль с мукой, закинул Стефаноса себе за спину так, что голова его свисала ему на грудь, а шея оказалась доступной кинжалу, который он взял в руку.
Очевидно, он надеялся пройти среди пиратов, угрожая убить великую любовь Николаев Кулугиса.
В свою очередь, Марианна взобралась по лестнице и выглянула наружу. Палуба была окутана туманом, в котором метались, как призраки, матросы, крича и жестикулируя, но никто не обратил на них внимания.
Шум стоял оглушительный. Рукой с кинжалом Теодорос перекрестился, но наоборот, как следует православному.
— Пресвятая Дева! — выдохнул он. — Это не риф. Это высокобортный корабль!
Действительно, с правой стороны шебеки возвышалась ощетинившаяся пушками стена, слабо освещенная чадящими фонарями греческой палубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126