— Ну а если вернутся домой? — боязливо спрашивает Властитель.
— Да, тогда они снова станут детьми.
И тогда Властитель произносит такое, о чём он прежде и подумать не мог:
— Спасибо!
А Властительница, заикаясь, шепчет:
— Я желаю… желаю вам, мамзель, счастья!
— Я желаю вам, Властительница, того же самого, — произносит Крылатая и идёт к двери. Там она оборачивается и кричит: — Властителю — тоже!
Тут Властитель второй раз говорит:
— Спасибо!
Но гостья впервые назвала их «Властитель» и «Властительница», что бы это значило?
Разумник распростёр крылья и парил, охраняя Крылатую, когда она проходила по всему Дому с глиняными горшками. У неё усталый вид.
В Доме — так много покоев, залов и лестниц… Слишком много…
В одном из покоев натолкнулась она на старого кучера, нагнувшегося над круглым столом, вдоль края которого лежало кольцом двенадцать разбитых бокалов. Тень кучера, падавшая на белую скатерь, была похожа на тень стрелки навсегда остановившихся часов.
Крылатая подошла и прикоснулась к нему.
— Не стоит больше размышлять об этом, — тихо сказала она. — В последнее время бокалы разбивал птичий крик. А вовсе не малыш. Но какаду улетел, а дети исчезли, так что ничего больше не случится…
Но кучер не слышал её и не видел. Он был стар, он — остановился, а тень стрелки показывала семь.
Вещунья увидела это и поняла, что уже — вечер. Надо было спешить.
Она покинула Дом через дверь чёрного хода и не захотела даже выйти через городские ворота, а отыскала меньшие ворота в тени, которые вели прямо к Реке Забытых Воспоминаний. Там была пришвартована маленькая лодка. Спрыгнув на дно, она поставила горшки на нос, меж тем как Разумник занял место на корме. Отвязав лодку, она пустила её скользить по воде. Ветер, дувший днём, улёгся, вода блестела, и, пока солнце садилось, она отдыхая тихо сидела на вёслах.
Дом отражался в воде. Каким лёгким выглядел там этот Дом! Он мерцал и трепетал, пока лодка медленно скользила над ним, как сквозь сон.
Она стала грести и спустились сумерки, и как прекрасно было грести!
Река была глубока и таила в себе множество давних воспоминаний. То, что опустится здесь на дно, навеки погибло. Крылатая знала это. А достигнув противоположного берега, она знала также, что всё завершилось. Положив вёсла, она медленно обернулась.
Всё было так, как она и думала.
Сидя на корме, спали Клас и Клара. От глиняных горшков не осталось и следа. Взяв небольшое одеяльце, лежавшее в лодке, она накрыла им детей. Разумник провожал взглядом каждое её движение.
— Ты колдовала, — сказал он.
— Я отвела им глаза, — ответила она.
— Другим, но не себе самой, верно?
— Да, мне нужно было видеть то, что видели по моему желанию они. Глиняные горшки это моя шутка, на самом деле они всё время были детьми.
Мудрый ворон глубокомысленно кивнул.
— Разумник знал это и ничуть не заблуждался, — возвестил он.
Улыбнувшись, Крылатая долго смотрела на него, но не произнесла ни слова. Затем, привязав лодку к дереву, она завернулась в плащ и легла на дно лодки. Разумник уже спал, спрятав голову под крыло. Они продолжат путь завтра, теперь им надо отдохнуть.
«Прекрасно будет — снова приняться за тканьё, — думала Крылатая. — Ведь это всё-таки единственное, чего мне хочется. Надеюсь, колдовать мне больше не придётся. Я слишком умна для этого. На сей раз это было необходимо, но не надо совать нос в чужие дела…»
Лодка качалась как колыбель.
Скоро заснула и вещунья. Шляпа лежала с ней рядом, и ночной ветер играл с крыльями бабочек. Крылатая чуть-чуть улыбалась во сне, но ей ничего не снилось.

Часть третья
Если случится, что желание твоё сбудется, значит, так Рок судил.
Провидения, волшебство Гроа. См.: Младшая Эдда. Пер. с исландского. М. — Л., 1970. С. 66.
20
Первое, что увидела София, приехав на ярмарку, — была лавка, где продавали кукол. Сердце её больно сжалось в груди, и она не решилась взглянуть на кукол. Ей хотелось быстрее убежать оттуда.
Но взгляд её опять и опять искал это место, и вот — сердце её оборвалось. Она снова переживала тот ужасный день, когда пропали дети. Неужто судьба не могла уберечь её хотя бы от этих воспоминаний?
На том же самом месте, в том же самом углу лавки висела совершенно такая же кукла, как та, о которой тогда мечтала Клара. Кукла с длинными золотистыми косами, в чёрном бархатном плаще и в лиловой кружевной косынке. А ведь старушка утверждала, что Клара купила эту куклу, прежде чем исчезнуть. А теперь она висела в лавке, и София — зачарованная и перепуганная до потери рассудка — не спускала с неё глаз, словно ей явилось привидение. Кукла качалась взад-вперёд на своём шнурке, и Софии показалось, что она смотрит на неё своими блестящими голубыми глазами-пуговицами.
В глубоком отчаянии кинулась мать прочь из лавки. Она ничего не скажет Альберту, не стоит растравлять его рану, он и без того ужасно мрачен.
Она даже ничего не сказала ему о своём ночном походе с кольцом к вещунье. С какой стати ей пробуждать у него такие же напрасные надежды, что испытала она сама?
Было время, когда она слепо верила Крылатой, и, пожалуй, верила иногда и сейчас. Но в ней росло ужасное подозрение: может, это лишь хитрость вещуньи, чтобы завладеть её кольцом? Она отгоняла эту мысль, но та снова и снова к ней возвращалась.
София помчалась обратно в лавку и стала помогать Альберту. Его товар, как это повелось последние годы, бойко расходился.
Стояло лето, и светило солнце. Ярмарка кишмя кишела весёлыми людьми, ожидавшими вечерних развлечений.
Но когда после полудня Альберт распродал всё, что привёз, София захотела ехать домой. Что им делать на ярмарке? Всё равно они давно разучились радоваться. Нет, эти увеселения не для них!
— Нет, — Альберт был заодно с Софией. — Лучше ехать домой.
У них будет чудесная поездка в прекрасную погоду. Раз уж так, пусть лошадь трусит всю ночь напролёт, только бы им не бродить по этой ярмарке и не мучиться.
Альберт прибрал в лавке, и они пошли взглянуть на свою повозку, стоявшую среди многих в лесу вокруг ярмарочной площади.
Они прошли мимо лужайки, огороженной замшелой каменной стеной. На лужайке расположились табором цыгане. Там стояли их повозки и сушились на солнце выстиранные пёстрые одежды.
Из одной повозки слышалась музыка, кто-то наигрывал печальную мелодию. Играл одинокий музыкант, и они прошли мимо.
Чуть подальше на каменной стене сидел ворон. Когда они проходили мимо, он сидел совершенно спокойно, серьёзно разглядывая свою тень. Он не испугался и не взлетел, хотя видел и слышал их.
— Уж не одноглазый ли это ворон вещуньи Крылатой? — спросил, остановившись, Альберт.
Но тут ворон поднял голову, и Альберт увидел, что у него — два глаза.
— Нет, — сказал он, — не может быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25