Мы ведь, как правило, не едим мяса.
Блейз вытаращила глаза.
– Так что же тогда вы едите?
– Молоко, сыр, творог, ягоды, орехи, лепешки из муки, которую делаем из клубней батата, плаценту селверов в сезон окота… – Флейм издала странный придушенный всхлип, так что я остановился. – Она, кстати, была бы тебе очень полезна, – сказал я ей.
– Да уж конечно…
– Ладно, – сказала Блейз и дважды хлопнула в ладоши. Следопыт внимательно посмотрел на нее, словно желая удостовериться, что правильно ее понял, и заковылял прочь.
Я почувствовал себя виноватым перед проклятым животным.
– Мне очень жаль…
– Ничего. Он наполовину ныряльщик, а это охотничьи псы. Следопыт может о себе позаботиться.
Мы начали спускаться по склону, и один из деревенских мальчишек, сын шорника Хайдвина, увидев нас, помчался к моему дому, чтобы сообщить родным о моем возвращении. Я не сомневался, что они уже знали об этом: у нас в семье всегда шутили, что матушка может учуять меня с другого конца Небесной равнины, но дети обожали первыми высматривать посетителей или возвращающихся из путешествия.
Хотя я отсутствовал всего шесть дней, к тому моменту, когда мы добрались до дверей, вся моя семья собралась в общей комнате приветствовать меня. Я поздоровался с каждым по старшинству, касаясь их щек, – такова была традиция: с бабушкой, с отцом, с матерью, с дядей, с братом и его женой. Что касается остальных членов нашей семьи – моей двоюродной сестры и ее мужа, – они, должно быть, пасли стадо. Я повернулся, чтобы представить Блейз и Флейм. Они неловко жались у двери позади меня, явно чувствуя себя не в своей тарелке. К тому же им, наверное, показалась странной наша общая комната с ее лакированными стенами и полом и немногочисленной каменной и деревянной мебелью.
– Я привел с собой на Небесную равнину двух чужестранок, – сообщил я своим родным, тем самым принимая на себя формальную ответственность за Блейз и Флейм. – Им нужно пересечь Крышу Мекате, чтобы попасть в Лекенбрейг. Это – Блейз Полукровка, а рядом с ней – Флейм Виндрайдер. – Я не упомянул Руарта, сидевшего на плече Флейм. Потом я назвал по именам членов своей семьи. – Думаю, моего дядю Гэрровина вы знаете. Ты давно вернулся, дядюшка? Мы с тобой, должно быть, разминулись в Мекатехевене.
Гэрровин улыбнулся своей немного циничной улыбкой.
– Видать, так и вышло. Я пару недель собирал лекарственные растения по дороге домой и добрался до Вина только вчера. Как я понял, ты спускался вниз по требованию феллианского Образца веры, Кел. – Повернувшись к Флейм, он вежливо поклонился. – Рад видеть тебя, девонька. Похоже, тот мясник и в самом деле оказался мастером своего дела.
– Мясник? – насторожилась Флейм.
– И мы рады видеть тебя снова, Гэрровин, – довольно поспешно, как мне показалось, перебила ее Блейз. – Думаю, что хорошее состояние руки Флейм – в большой мере твоя заслуга.
Гэрровин с пониманием усмехнулся и обратился ко мне:
– Чего хотели от тебя эти фанатики-феллиане, Кел?
Я помолчал, чтобы предостеречь своих близких, дать им возможность подготовиться…
– Они казнили Джастрию за то, что она легла с одним из них. – Все мои родные испытали шок: мне сразу сказал об этом их запах. Джастрия покинула Небесную равнину четыре года назад, но ее отсутствие оставалось так и не заполнившейся пустотой, занозой, постоянно тревожившей членов моей семьи. Этому по крайней мере я мог теперь положить конец. Я посмотрел на брата, Джеймвина, и его жену Тессрим. – Из смерти рождается новая жизнь. Я не приведу в этот дом новую жену. Право родить ребенка теперь ваше. – Тессрим, которой было уже за тридцать, начала плакать, и Джеймвин обнял ее за плечи. Я сделал им бесценный подарок, отказавшись от своего преимущества – права привести в семью десятого ее члена. В тот момент я не видел в этом жертвы со своей стороны, но все же ощутил, как увядают мои надежды и мечты. Этими словами я отсек какую-то часть своей жизни, которую уже никогда не смогу вернуть.
Бабушка улыбнулась мне, и улыбка словно осветила ее лицо изнутри.
– Ты хорошо поступаешь, Кел. Мы печалимся вместе с тобой, но новое рождение принесет радость в этот дом.
Я улыбнулся ей в ответ: мне хорошо было известно, как огорчала ее невозможность молодым членам семьи завести детей из-за ее долголетия. Иногда случалось, что старики намеренно выходили под дождь ненастной ночью, надеясь простудиться и положить конец своей жизни, мешающей их любимым внукам продолжить род. Никто из нас не хотел, чтобы такое случилось с бабушкой.
Матушка сочувственно положила руку мне на плечо – этого было достаточно, чтобы я ощутил всю ее любовь и беспокойство обо мне, – потом повернулась к Блейз и Флейм.
– Пойдемте, ваша одежда промокла. Я одолжу вам сухие тагарды и покажу, где можно вымыться и переодеться. К тому времени, когда вы приведете себя в порядок, на столе будет еда.
Я кивнул ей, благодаря за гостеприимство, и тоже отправился мыться.
Окинув взглядом комнату, которую я когда-то делил с Джастрией, я попытался представить себе, какой она виделась бы чужаку. Само помещение было высечено в скале и располагалось на двух уровнях; все поверхности были покрыты многими слоями лака. Лак мы изготовляли из копыт и костей селверов; ежегодное нанесение его на все в доме на протяжении поколений сделало это медового цвета покрытие твердым, как сталь. Туннель, прорытый на поверхность, служил окном, в которое сквозь полупрозрачные пластины лака лился рассеянный свет. Постелью служил располагавшийся на высоте колена верхний уровень пола с кипой мягких шкур селверов и теплых шерстяных одеял. В углу на этом же возвышении хранились мои запасные тагарды, рубашки и белье. Это была простая комната, без всяких украшений, без шкафов, без стульев. Интересно, как ее нашли бы Блейз с Флейм, подумал я. Матушка разместила их в комнате моей двоюродной сестры, точно такой же.
Следом за мной в комнату вошел Джеймвин с тазом и полотенцем.
– Тебе придется помыться здесь: ванную заняли девоньки.
– Спасибо.
Брат заметил мою рассеянность и сказал:
– Ты думаешь о Джастрии.
Я размышлял о другом, но тут же вспомнил о Джастрии, как только он назвал ее имя. Я увидел ее умственным взором, привольно раскинувшуюся на постели, манящую. Мне еще раз представился запах ее женственности, ее страсти, вспомнилась ее манера откидывать волосы и играть завязками рубашки, чтобы соблазнить меня.
– Да, – сказал я, – некоторые ее черты будет трудно забыть.
– Я оценил твое решение больше не жениться. Только ты уверен, что это правильно, парень?
Он часто называл меня парнем, чтобы подразнить. Я, тридцатилетний, был старшим братом.
– Да. Жениться на другой женщине я не хочу.
– А может быть, стоит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Блейз вытаращила глаза.
– Так что же тогда вы едите?
– Молоко, сыр, творог, ягоды, орехи, лепешки из муки, которую делаем из клубней батата, плаценту селверов в сезон окота… – Флейм издала странный придушенный всхлип, так что я остановился. – Она, кстати, была бы тебе очень полезна, – сказал я ей.
– Да уж конечно…
– Ладно, – сказала Блейз и дважды хлопнула в ладоши. Следопыт внимательно посмотрел на нее, словно желая удостовериться, что правильно ее понял, и заковылял прочь.
Я почувствовал себя виноватым перед проклятым животным.
– Мне очень жаль…
– Ничего. Он наполовину ныряльщик, а это охотничьи псы. Следопыт может о себе позаботиться.
Мы начали спускаться по склону, и один из деревенских мальчишек, сын шорника Хайдвина, увидев нас, помчался к моему дому, чтобы сообщить родным о моем возвращении. Я не сомневался, что они уже знали об этом: у нас в семье всегда шутили, что матушка может учуять меня с другого конца Небесной равнины, но дети обожали первыми высматривать посетителей или возвращающихся из путешествия.
Хотя я отсутствовал всего шесть дней, к тому моменту, когда мы добрались до дверей, вся моя семья собралась в общей комнате приветствовать меня. Я поздоровался с каждым по старшинству, касаясь их щек, – такова была традиция: с бабушкой, с отцом, с матерью, с дядей, с братом и его женой. Что касается остальных членов нашей семьи – моей двоюродной сестры и ее мужа, – они, должно быть, пасли стадо. Я повернулся, чтобы представить Блейз и Флейм. Они неловко жались у двери позади меня, явно чувствуя себя не в своей тарелке. К тому же им, наверное, показалась странной наша общая комната с ее лакированными стенами и полом и немногочисленной каменной и деревянной мебелью.
– Я привел с собой на Небесную равнину двух чужестранок, – сообщил я своим родным, тем самым принимая на себя формальную ответственность за Блейз и Флейм. – Им нужно пересечь Крышу Мекате, чтобы попасть в Лекенбрейг. Это – Блейз Полукровка, а рядом с ней – Флейм Виндрайдер. – Я не упомянул Руарта, сидевшего на плече Флейм. Потом я назвал по именам членов своей семьи. – Думаю, моего дядю Гэрровина вы знаете. Ты давно вернулся, дядюшка? Мы с тобой, должно быть, разминулись в Мекатехевене.
Гэрровин улыбнулся своей немного циничной улыбкой.
– Видать, так и вышло. Я пару недель собирал лекарственные растения по дороге домой и добрался до Вина только вчера. Как я понял, ты спускался вниз по требованию феллианского Образца веры, Кел. – Повернувшись к Флейм, он вежливо поклонился. – Рад видеть тебя, девонька. Похоже, тот мясник и в самом деле оказался мастером своего дела.
– Мясник? – насторожилась Флейм.
– И мы рады видеть тебя снова, Гэрровин, – довольно поспешно, как мне показалось, перебила ее Блейз. – Думаю, что хорошее состояние руки Флейм – в большой мере твоя заслуга.
Гэрровин с пониманием усмехнулся и обратился ко мне:
– Чего хотели от тебя эти фанатики-феллиане, Кел?
Я помолчал, чтобы предостеречь своих близких, дать им возможность подготовиться…
– Они казнили Джастрию за то, что она легла с одним из них. – Все мои родные испытали шок: мне сразу сказал об этом их запах. Джастрия покинула Небесную равнину четыре года назад, но ее отсутствие оставалось так и не заполнившейся пустотой, занозой, постоянно тревожившей членов моей семьи. Этому по крайней мере я мог теперь положить конец. Я посмотрел на брата, Джеймвина, и его жену Тессрим. – Из смерти рождается новая жизнь. Я не приведу в этот дом новую жену. Право родить ребенка теперь ваше. – Тессрим, которой было уже за тридцать, начала плакать, и Джеймвин обнял ее за плечи. Я сделал им бесценный подарок, отказавшись от своего преимущества – права привести в семью десятого ее члена. В тот момент я не видел в этом жертвы со своей стороны, но все же ощутил, как увядают мои надежды и мечты. Этими словами я отсек какую-то часть своей жизни, которую уже никогда не смогу вернуть.
Бабушка улыбнулась мне, и улыбка словно осветила ее лицо изнутри.
– Ты хорошо поступаешь, Кел. Мы печалимся вместе с тобой, но новое рождение принесет радость в этот дом.
Я улыбнулся ей в ответ: мне хорошо было известно, как огорчала ее невозможность молодым членам семьи завести детей из-за ее долголетия. Иногда случалось, что старики намеренно выходили под дождь ненастной ночью, надеясь простудиться и положить конец своей жизни, мешающей их любимым внукам продолжить род. Никто из нас не хотел, чтобы такое случилось с бабушкой.
Матушка сочувственно положила руку мне на плечо – этого было достаточно, чтобы я ощутил всю ее любовь и беспокойство обо мне, – потом повернулась к Блейз и Флейм.
– Пойдемте, ваша одежда промокла. Я одолжу вам сухие тагарды и покажу, где можно вымыться и переодеться. К тому времени, когда вы приведете себя в порядок, на столе будет еда.
Я кивнул ей, благодаря за гостеприимство, и тоже отправился мыться.
Окинув взглядом комнату, которую я когда-то делил с Джастрией, я попытался представить себе, какой она виделась бы чужаку. Само помещение было высечено в скале и располагалось на двух уровнях; все поверхности были покрыты многими слоями лака. Лак мы изготовляли из копыт и костей селверов; ежегодное нанесение его на все в доме на протяжении поколений сделало это медового цвета покрытие твердым, как сталь. Туннель, прорытый на поверхность, служил окном, в которое сквозь полупрозрачные пластины лака лился рассеянный свет. Постелью служил располагавшийся на высоте колена верхний уровень пола с кипой мягких шкур селверов и теплых шерстяных одеял. В углу на этом же возвышении хранились мои запасные тагарды, рубашки и белье. Это была простая комната, без всяких украшений, без шкафов, без стульев. Интересно, как ее нашли бы Блейз с Флейм, подумал я. Матушка разместила их в комнате моей двоюродной сестры, точно такой же.
Следом за мной в комнату вошел Джеймвин с тазом и полотенцем.
– Тебе придется помыться здесь: ванную заняли девоньки.
– Спасибо.
Брат заметил мою рассеянность и сказал:
– Ты думаешь о Джастрии.
Я размышлял о другом, но тут же вспомнил о Джастрии, как только он назвал ее имя. Я увидел ее умственным взором, привольно раскинувшуюся на постели, манящую. Мне еще раз представился запах ее женственности, ее страсти, вспомнилась ее манера откидывать волосы и играть завязками рубашки, чтобы соблазнить меня.
– Да, – сказал я, – некоторые ее черты будет трудно забыть.
– Я оценил твое решение больше не жениться. Только ты уверен, что это правильно, парень?
Он часто называл меня парнем, чтобы подразнить. Я, тридцатилетний, был старшим братом.
– Да. Жениться на другой женщине я не хочу.
– А может быть, стоит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125