– Мы, англичане, победим!
Он поднялся с большим проворством, несмотря на тяжелое вооружение. Орсини моментально был возле него. Альфонсо, за которым теснились молодые французские рыцари, поспешил присоединиться к своим соперникам.
В несколько минут башня наполнилась, на лестницах висело множество воинов, рвавшихся в бой, а натиск желавших разделить их славу был так велик, что машина с величайшим усердием продвигалась вперед. На беду, на откосе она получила сильный толчок, от которого покатилась в ров.
С оглушительным треском ударилась машина в городскую стену, причем ее верхняя часть отклонилась от башни. Цезарь воскликнул. Но осажденные оторопели до такой степени, что могли только смотреть на страшную машину, не двигаясь с места. Пользуясь благоприятным моментом, рыцари выскочили из своей деревянной тюрьмы и с победным криком напали на бастион у ворот в надежде проложить дорогу своим друзьям.
Сражение возобновилось со всех сторон под грохот пушечной пальбы, крики, стоны и звуки труб. Цезарь, по крайней мере, обладал военными способностями и, ободряя своих воинов среди разрушения и адского шума, собственноручно помогал сооружать из лестниц и бревен мост к катапульте во рву, чтобы они могли спешить на выручку победоносным участникам штурма.
Однако, те не нуждались в подкреплении. Защитники вала со страшной стремительностью были загнаны в башню над воротами, защищавшую вход.
Между тем, Фабрицио Колонна поспешил к угрожаемому пункту и стал упорно защищать башню против всех нападений полуобезумевших победителей, которые при своих бурных попытках ворваться в крепость сталкивались друг с другом. Иоаннит и Орсини так сильно столкнулись между собой, что были отброшены оба в сторону и дали возможность Лебофору пробраться к штурмующим. Храбрец, не заметивший в пылу битвы, что его меч сломан, кинулся вперед и, хотя его плащ и верхнее платье были разорваны неприятельскими копьями, проник в башню. Он одновременно с тем отрядом копьеносцев выскочил из противоположной башни, с ожесточением напал на штурмующих с тыла, и разрубил цепи заслона над воротами, который с оглушительным треском рухнул вниз, едва не размозжив череп иоанниту.
Лебофор очутился среди разъяренных врагов в башне, вход в которую был заперт, тогда как его друзьям, дравшимся снаружи, приходилось теперь защищаться самим против нового нападения. Но пока они в большом смятении готовились к отпору копьеносцев, осажденные собрались на зубцах башни. Там вспыхнуло яркое пламя и вдруг на головы осаждающих хлынул поток горящей смолы. Объятые пламенем некоторые из них в беспорядке ринулись вперед и многие были сброшены с вала в ров, где задохнулись под тяжестью своих доспехов. Однако, большинство рыцарей выстроилось снова в боевом порядке и отражало нападение копьеносцев с непоколебимым мужеством. Произошла жестокая рукопашная схватка на валах, сопровождаемая оглушительным шумом, который производили многочисленные отряды, теснившиеся внизу.
Среди этой сумятицы ужасы кровавой резни достигли своего кульминационного пункта, и у осаждающих, казалось, была отнята всякая надежда на подкрепление. Ров вокруг их осадной машины внезапно запылал огнем, и пламя принялось бушевать в нем, как будто он был наполнен скипидаром, серой и прочими горючими веществами. Поднялся крик, предупреждавший, что подобные приготовления были сделаны вокруг всех валов, охваченные паникой солдаты бежали из крепостных рвов, побросав там свои осадные машины, лестницы и оружие. Услышав на валах крик и увидев беглецов, штурмующие, теснимые неприятелем, оставили всякую надежду. Они думали только о бегстве и, хотя машина Цезаря во рву была объята пламенем, рыцари все-таки спрыгнули на нее и уцепились за бревна.
Однако, огненная бездна, пылавшая внизу, не соблазняла находившихся ниже всех спуститься еще глубже. Дон Мигуэль, скакавший верхом рядом с Цезарем, радостно крикнул ему:
– Всем троим пришел конец, и донна Лукреция должна винить только себя!
– Смотри, Мигуэль, кто это протягивает иоанниту руку, чтобы отвести его в безопасное место, и ловко увертывается от всех ударов? – так внезапно и сердито воскликнул Цезарь, что каталонец сильно встревожился, и его беспокойство еще усилилось при виде того, как герцог впился в происходившую перед ним сцену глазами.
– Я вижу только одного: это – Фабрицио, благородный синьор, – ответил Мигуэль.
– Глупец! – раздражительно продолжал Цезарь. – Уж не воображаешь ли ты, что зрение обманывает меня? Я различаю его совершенно ясно.
Многочисленный отряд воинов, собравшийся вокруг Фабрицио, с громким победным криком схватил несколько бревен, подсунул их под неуклюжую машину, и приподнял ее с нечеловеческой силой, чтобы моментально уничтожить всех, стоявших на ней. Толстые бревна дрожали секунду в равновесии, а потом с такою силой рухнули назад, что почти все стоявшие наверху били сброшены, а многие раздавлены при падении.
После этого нападающие ограничились тем, что вытаскивали солдат из горящего рва, восстанавливали порядок и поддерживали артиллерийский огонь с целью препятствовать вылазке неприятеля. Осадную машину Цезаря не было возможности спасти, она была объята пламенем. Множество солдат сгорело и было изуродовано, однако, наибольший урон понесли рыцари. Между ними не досчитывалось Лебофора. Хотя его судьба не были известна в точности, но едва ли оставалось сомнение в гибели молодого англичанина.
Несмотря на уважительные причины неприязни к нему, сердце Альфонсо опять загорелось былой дружбой, когда он припомнил блестящие достоинства и печальную участь юноши. Однако, это благородное чувство поколебалось опять, когда старик Бэмптон в несвязной болтовне принялся роптать на одну женщину, предательские обольщения которой довели до гибели его молодого господина. Ярость и горе Орсини были не менее жестоки, и только мщение, которым он угрожал убийцам, могло удержать старика от отчаяния.
Никаких верных сведений нельзя было добыть Фабрицио не допускал никого ни под каким предлогом приближаться к городским стенам. Тогда французы решили повести правильную осаду.
Однако, для полного обложения Капуи понадобилось несколько недель. Наконец, оно завершилось, после чего город стал подвергаться беспрерывному обстрелу французской артиллерии, которая и тогда уже считалась первой в Европе. Вскоре было замечено, что город лишь слабо отвечал на неприятельский огонь. Было пробито много брешей, причем осажденные не прибегали к обычным средствам починки этих повреждений, однако, осаждающие изведали мужество защитников Капуи и потому продолжали расширять бреши, избегая возобновлять приступ, не собравшись предварительно с силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160