Он несколько секунд сидел молча, чувствуя смертельную усталость и страшную головную боль. Веки, казалось, налились свинцом и клонились книзу. Таким он вернулся с заседания Совдепа. Да и на заседании как-то был задумчив, не выступал, а только одобрительно поддерживал говоривших.
Вместо ответа он спросил сына:
– У тебя, случайно, нет порошка от головной боли?
Только теперь заметил Амир, что лицо у отца багрово-красное, а глаза помутнели, будто влажный туман гулял под ресницами.
– Ты болен, папа? Ты так изменился… А порошок, кажется, в кармане старого костюма… Я сейчас сбегаю.
– Нет, нет, не надо. Если здесь нет, то не ходи. Я сейчас уезжаю. Срочное дело, и задерживаться я не могу. Только вот ждал тебя, чтобы попрощаться.
– Так ведь у тебя температура! Смотри, как горят щеки! Разве можно в таком состоянии? Куда же ты едешь?..
Что-то тревожное проникло в сердце Амира. Мендигерей, задумчиво глядя на сына, сказал:
– Нет, у меня температура нормальная. А голова болит да болит… Это у меня иногда бывает, особенно когда долго не пью чай. Ты спрашиваешь, куда держим путь? В такое тревожное время люди предпочитают умалчивать, куда они едут и зачем. Наши деды говорили: «Сын узнает цену дитяти, когда сам станет отцом». Знай, и тебе придется не раз испытать такие поездки, и запомни: один ум – хорошо, а два – лучше, но услышанное не всегда способен удержать человеческий язык. Понял? Да, впрочем, Амир среди ваших студентов много горячих споров. Все вы еще молоды и будьте осторожны. Учтите, Войсковое правительство не дремлет, оно следит за каждым из вас. Если не преданный друг, не делись мнением. Абдрахман пока остается в городе, заходи к нему, слушай его советы…
Амир не перебивал отца, но в душе не одобрял его. «Едет больной, а куда – сказать не хочет даже сыну. Читает наставления…»
Отец заметил, как удивленно смотрит на него сын, и не выдержал:
– Еду в Оренбург по секретному заданию исполкома, – и, торопливо натянув шинель, Мендигерей крепко обнял сына и поцеловал.
– Папа, – попросил Амир, – если заедешь в аул, передай привет маме и скажи ей, что я тоже скоро приеду.
– Возможно, ты ее увидишь раньше меня, – понизив голос, сказал отец.
Сани скрипнули и заскользили по утоптанному снегу. Последние слова отца все еще звучали в ушах Амира. Он уловил в них какую-то неясную тревогу, но Мендигерея уже не было во дворе. Амир постоял с минуту, размышляя. Но, успокоив себя, вспомнил, что его ждет Хаким Жунусов, и поспешил к товарищу.
2
Рыжий конь бежал крупной рысью, сани легко катились по скованной утренним морозцем дороге. К полудню начало подтаивать, полозья врезались в мокрый снег, и конь заметно начал сдавать.
– Утомили коня… Дорога тяжелая, а розвальни – для тройки ломовых! Какой тут разговор про нас, сани б дотянул до места, – жаловался Мендигерей Быкову, шагая по обочине.
– Скоро хутор, – уверенно сказал Быков, глядя на потные бока лошади. – Сделаем остановку, покормим коня. Отдохнем, а к вечеру опять дорогу подморозит. Я думаю, доберемся. У нас обычно в эту пору снега уже не бывает, только кое-где по овражкам разве. А нынче что-то зима затянулась. А в ваших краях как? Наверное, уже настоящая весна?
– Нет, и у нас снег. Ведь аул-то мой вон в той стороне, – Мендигерей указал рукой на противоположный берег Яика.
– Вы женаты?.. И ребятишки, наверное, есть. Ждут…
– Есть, Игнат Иванович, и жена и ребятишки. И ждут, конечно. Но разве теперь до них! Контра революцию душит, а мы дома отлеживаться, хозяйством заниматься? Не такое теперь время. Вот покончим с буржуями, тогда и займемся хозяйством.
– Иногда думаешь, не лучше ли быть в такое время холостым, одиноким человеком. А у меня тоже – мать старенькая и жена с грудным ребенком. Как подумаю о них – сердце щемит. Уезжаешь, а душа там остается. Мало ли что может случиться. Да и в доме, сказать по правде, все время нужна мужская рука. А тут еще кулаки ворошиться начинают, угрозы разные, да и казаки нахохлились. Что им стоит – подожгут дом, и баста. У нас в селе народ не очень надежный. Кулаки задабривают, разные слухи пускают, а люди волнуются, черт их разберет, сами против себя идут, – делился Игнат своими тревогами и опасениями.
Сели в сани. Игнат сбоку смотрел на обветренное лицо Мендигерея, чуть выдвинувшийся вперед подбородок, мускулистую шею и крепкие плечи. «Сильный! Богатырь!.. Казахи обычно не имеют себе равных в кулачном и нагаечном боях. Мендигерей наверняка с одного удара свалит любого. А характер, видно, у него странный, – думал Игнат. – Как у нашего Василия… Он тоже вечно угрюмый. Но жалостливый, как малое дите…»
– Епмагамбетыч, не холодно? Солнце – оно светит, да не больно греет. Ветерок сырой, в шинельке-то застыть можно.
– Ничего, не застыну. Шинель хоть и старая, но греет еще. У меня под ней кожаная куртка, – и, достав кисет, свернул цигарку. Полуобернувшись, прикрываясь от ветра, чиркнул спичкой. Заклубился синий дымок. Мендигерей с удовольствием затянулся несколько раз и развалился на жесткой куге, удовлетворенно расправляя плечи. Он наблюдал, как догорает цигарка, и осторожно стряхивал пепел в снег.
В хуторе, где они остановились, чтобы покормить коня и дать ему отдохнуть, Мендигерей пристроился возле весело потрескивавшей печки и молча курил.
Обедали скупо. Поели хлеба с молоком, и Мендигерей стал торопить Игната с выездом.
Отдохнувшая лошадь весело бежала по накатанной дороге. Когда до села, куда они намеревались попасть дотемна, осталось семь верст, рыжий конь, усталый и вспотевший, едва передвигал ноги.
– Вообще-то он у меня резвый, без кнута ходит, – пытался оправдаться Игнат. – А в городе какой уход? Отощал, вот и плетется еле-еле. Но, Епмагамбетыч, теперь, считай, доехали. Что тут осталось?.. Ерунда. Давай-ка закурим еще разок и – дома… – Игнат соскочил с саней и, достав кисет, стал на ходу сворачивать цигарку.
Солнце садилось. Над горизонтом темно-синей чертой стыло облако. Багрово-красные потоки солнца словно подпирали его и, пронизывая, окрашивали небо в яркий багрянец. До захода, как мысленно определил Мендигерей, оставалось не больше одного аркана-бойы. К лесу, что виднелся на противоположном берегу, летели стаи ворон.
Игнат, глядя на запад, покачал головой:
– Кровяной! Жди похолодания…
– Это хорошо, – отозвался Мендигерей. – Подмерзнет дорога, быстрее поедем. Время, время нам выиграть надо. Чем скорее, тем лучше. Кстати, мы долго не будем задерживаться у вас. Перекусим и сразу же дальше. Пусть ночью, все равно. Как ты думаешь, Игнат Иваныч, лошадь найдем, а?
Но Игнат почти не слушал Мендигерея. Он пристально всматривался в дорогу – вдалеке маячил одинокий всадник.
– Кто это так спешит, Мендигерей, погляди-ка… Да, ты спрашиваешь, найдем ли лошадь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
Вместо ответа он спросил сына:
– У тебя, случайно, нет порошка от головной боли?
Только теперь заметил Амир, что лицо у отца багрово-красное, а глаза помутнели, будто влажный туман гулял под ресницами.
– Ты болен, папа? Ты так изменился… А порошок, кажется, в кармане старого костюма… Я сейчас сбегаю.
– Нет, нет, не надо. Если здесь нет, то не ходи. Я сейчас уезжаю. Срочное дело, и задерживаться я не могу. Только вот ждал тебя, чтобы попрощаться.
– Так ведь у тебя температура! Смотри, как горят щеки! Разве можно в таком состоянии? Куда же ты едешь?..
Что-то тревожное проникло в сердце Амира. Мендигерей, задумчиво глядя на сына, сказал:
– Нет, у меня температура нормальная. А голова болит да болит… Это у меня иногда бывает, особенно когда долго не пью чай. Ты спрашиваешь, куда держим путь? В такое тревожное время люди предпочитают умалчивать, куда они едут и зачем. Наши деды говорили: «Сын узнает цену дитяти, когда сам станет отцом». Знай, и тебе придется не раз испытать такие поездки, и запомни: один ум – хорошо, а два – лучше, но услышанное не всегда способен удержать человеческий язык. Понял? Да, впрочем, Амир среди ваших студентов много горячих споров. Все вы еще молоды и будьте осторожны. Учтите, Войсковое правительство не дремлет, оно следит за каждым из вас. Если не преданный друг, не делись мнением. Абдрахман пока остается в городе, заходи к нему, слушай его советы…
Амир не перебивал отца, но в душе не одобрял его. «Едет больной, а куда – сказать не хочет даже сыну. Читает наставления…»
Отец заметил, как удивленно смотрит на него сын, и не выдержал:
– Еду в Оренбург по секретному заданию исполкома, – и, торопливо натянув шинель, Мендигерей крепко обнял сына и поцеловал.
– Папа, – попросил Амир, – если заедешь в аул, передай привет маме и скажи ей, что я тоже скоро приеду.
– Возможно, ты ее увидишь раньше меня, – понизив голос, сказал отец.
Сани скрипнули и заскользили по утоптанному снегу. Последние слова отца все еще звучали в ушах Амира. Он уловил в них какую-то неясную тревогу, но Мендигерея уже не было во дворе. Амир постоял с минуту, размышляя. Но, успокоив себя, вспомнил, что его ждет Хаким Жунусов, и поспешил к товарищу.
2
Рыжий конь бежал крупной рысью, сани легко катились по скованной утренним морозцем дороге. К полудню начало подтаивать, полозья врезались в мокрый снег, и конь заметно начал сдавать.
– Утомили коня… Дорога тяжелая, а розвальни – для тройки ломовых! Какой тут разговор про нас, сани б дотянул до места, – жаловался Мендигерей Быкову, шагая по обочине.
– Скоро хутор, – уверенно сказал Быков, глядя на потные бока лошади. – Сделаем остановку, покормим коня. Отдохнем, а к вечеру опять дорогу подморозит. Я думаю, доберемся. У нас обычно в эту пору снега уже не бывает, только кое-где по овражкам разве. А нынче что-то зима затянулась. А в ваших краях как? Наверное, уже настоящая весна?
– Нет, и у нас снег. Ведь аул-то мой вон в той стороне, – Мендигерей указал рукой на противоположный берег Яика.
– Вы женаты?.. И ребятишки, наверное, есть. Ждут…
– Есть, Игнат Иванович, и жена и ребятишки. И ждут, конечно. Но разве теперь до них! Контра революцию душит, а мы дома отлеживаться, хозяйством заниматься? Не такое теперь время. Вот покончим с буржуями, тогда и займемся хозяйством.
– Иногда думаешь, не лучше ли быть в такое время холостым, одиноким человеком. А у меня тоже – мать старенькая и жена с грудным ребенком. Как подумаю о них – сердце щемит. Уезжаешь, а душа там остается. Мало ли что может случиться. Да и в доме, сказать по правде, все время нужна мужская рука. А тут еще кулаки ворошиться начинают, угрозы разные, да и казаки нахохлились. Что им стоит – подожгут дом, и баста. У нас в селе народ не очень надежный. Кулаки задабривают, разные слухи пускают, а люди волнуются, черт их разберет, сами против себя идут, – делился Игнат своими тревогами и опасениями.
Сели в сани. Игнат сбоку смотрел на обветренное лицо Мендигерея, чуть выдвинувшийся вперед подбородок, мускулистую шею и крепкие плечи. «Сильный! Богатырь!.. Казахи обычно не имеют себе равных в кулачном и нагаечном боях. Мендигерей наверняка с одного удара свалит любого. А характер, видно, у него странный, – думал Игнат. – Как у нашего Василия… Он тоже вечно угрюмый. Но жалостливый, как малое дите…»
– Епмагамбетыч, не холодно? Солнце – оно светит, да не больно греет. Ветерок сырой, в шинельке-то застыть можно.
– Ничего, не застыну. Шинель хоть и старая, но греет еще. У меня под ней кожаная куртка, – и, достав кисет, свернул цигарку. Полуобернувшись, прикрываясь от ветра, чиркнул спичкой. Заклубился синий дымок. Мендигерей с удовольствием затянулся несколько раз и развалился на жесткой куге, удовлетворенно расправляя плечи. Он наблюдал, как догорает цигарка, и осторожно стряхивал пепел в снег.
В хуторе, где они остановились, чтобы покормить коня и дать ему отдохнуть, Мендигерей пристроился возле весело потрескивавшей печки и молча курил.
Обедали скупо. Поели хлеба с молоком, и Мендигерей стал торопить Игната с выездом.
Отдохнувшая лошадь весело бежала по накатанной дороге. Когда до села, куда они намеревались попасть дотемна, осталось семь верст, рыжий конь, усталый и вспотевший, едва передвигал ноги.
– Вообще-то он у меня резвый, без кнута ходит, – пытался оправдаться Игнат. – А в городе какой уход? Отощал, вот и плетется еле-еле. Но, Епмагамбетыч, теперь, считай, доехали. Что тут осталось?.. Ерунда. Давай-ка закурим еще разок и – дома… – Игнат соскочил с саней и, достав кисет, стал на ходу сворачивать цигарку.
Солнце садилось. Над горизонтом темно-синей чертой стыло облако. Багрово-красные потоки солнца словно подпирали его и, пронизывая, окрашивали небо в яркий багрянец. До захода, как мысленно определил Мендигерей, оставалось не больше одного аркана-бойы. К лесу, что виднелся на противоположном берегу, летели стаи ворон.
Игнат, глядя на запад, покачал головой:
– Кровяной! Жди похолодания…
– Это хорошо, – отозвался Мендигерей. – Подмерзнет дорога, быстрее поедем. Время, время нам выиграть надо. Чем скорее, тем лучше. Кстати, мы долго не будем задерживаться у вас. Перекусим и сразу же дальше. Пусть ночью, все равно. Как ты думаешь, Игнат Иваныч, лошадь найдем, а?
Но Игнат почти не слушал Мендигерея. Он пристально всматривался в дорогу – вдалеке маячил одинокий всадник.
– Кто это так спешит, Мендигерей, погляди-ка… Да, ты спрашиваешь, найдем ли лошадь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221