В террариуме.
Кэндис ничего не сказала. Отвернувшись от каминной полки, она шагнула к дивану, но садиться не стала. Отчего-то диван больше не казался ей уютным и мягким, как когда-то. Он больше не казался Кэндис своим. Все в квартире было как будто испачкано, осквернено.
– Хотела бы я знать, когда она решила отомстить,– проговорила Кэндис, задумчиво водя пальцем по узорам обивки.– Наверное, с самого начала – с того момента, когда явилась ко мне с букетом цветов. А как ловко она разыгрывала благодарность! – Кэндис судорожно сглотнула. – По вечерам мы обычно сидели на этом диване, смотрели телевизор, пили чай или вино, делали друг другу маникюр. Я радовалась, что у меня появилась такая замечательная подруга, а она… Интересно, о чем думала она?
Кэндис повернулась и посмотрела на Эда.
– Скажи, о чем она думала?
– Кэндис…
– Хизер сидела рядом со мной, красила мне ногти и ненавидела меня – так, что ли? Она строила планы, прикидывала, как лучше мне навредить, как ударить побольнее…– Глаза Кэндис опять наполнились слезами.– Как я могла быть такой глупой, как могла не замечать очевидного? Я делала за нее всю работу в редакции, платила за квартиру за нас обеих и… продолжала считать себя ее должницей! Я считала, что виновата перед ней! Это я-то! – Кэндис высморкалась.– А знаешь, что она сказала в редакции? Что я якобы завидую ее успехам и не даю развернуться ее таланту!
– И ей поверили? – удивился Эд.
– Джастин, во всяком случае, поверил.
– Да-а…– Эд почесал в затылке.– Это серьезно…
– Я пыталась сказать ему, объяснить! – горестно воскликнула Кэндис.– Но он не пожелал меня слушать. Он смотрел на меня так, словно я… словно я преступница!
И снова оба некоторое время молчали. Вдали, словно передразнивая отчаянный вопль Кэндис, завыла полицейская сирена – завыла и затихла.
– Вот что,– сказал наконец Эд.– Тебе нужно выпить, желательно чего-нибудь покрепче. У тебя есть спиртное?
– Кажется, в холодильнике была бутылка белого вина…
– Белое вино? – переспросил Эд.– Нет, это не годится. Подожди здесь, у меня есть то, что нужно.
Осторожно потягивая горячий капуччино, Роксана равнодушно смотрела в окно на группу туристов, медленно тащившихся мимо кафе, в котором она сидела. Судя по всему, туристы заблудились и никак не могли найти дорогу, которая вывела бы их к Трафальгарской площади, Сент-Полу или Биг-Бену. Вид у них был растерянный и жалкий, но Роксана не испытывала к ним ни капли сочувствия – ей хватало своих проблем.
Она твердо обещала себе, что с сегодняшнего дня вернется к нормальной жизни. Пора, пора наконец встряхнуться и прийти в себя: включить телефон, начать писать, ездить, встречаться с людьми.
Но принять решение оказалось гораздо проще, чем его исполнить. Вот почему сейчас Роксана сидела в этом крошечном кафе и пила четвертую чашку кофе, пока ясное солнечное утро летело мимо. Несмотря на всю свою решимость, она оказалась не способна сосредоточиться на чем-то, кроме собственных печальных мыслей. И притвориться, будто все нормально и ее жизнь вернулась в прежнюю колею, Роксане тоже не удалось. Горе по-прежнему застилало ей глаза, точно зимний сырой туман, искажающий очертания дальних предметов и скрывающий то, что находилось под самым носом, поэтому каждый шаг ей приходилось обдумывать, взвешивать. А чем больше Роксана думала, тем меньше виделось ей смысла в поступках и делах, которые еще недавно казались совершенно нормальными. Зачем писать статьи? Зачем стараться, напрягаться, спешить куда-то? Кому все это нужно?
Роксану не покидало ощущение, будто все, что она делала в последние несколько лет, было так или иначе связано с Ральфом. Она писала блестящие статьи, чтобы порадовать его, летала в командировки, чтобы потом рассказывать ему о забавных случаях, происшедших с ней или ее попутчиками, покупала новые платья, чтобы доставить ему удовольствие. Разумеется, тогда она этого не понимала. Роксана всегда считала себя цельным, самодостаточным, абсолютно независимым человеком, но Ральф умер, и она поняла, что это было не так. Из жизни исчезла цель, которая вела ее за собой все это время, а без цели сама жизнь стала бессмысленной.
Заглянув в сумочку в поисках сигарет, Роксана наткнулась на листок бумаги, на котором записала телефон и адрес Нейла Купера. Некоторое время она смотрела на них, потом с отвращением отшвырнула бумагу в сторону. Звонок адвоката потряс ее; до сих пор при воспоминании об этом разговоре Роксану начинало трясти, как в ознобе. Тогда ей показалось, что в голосе адвоката она различает покровительственные, понимающие, снисходительно-брезгливые интонации. У нее даже сложилось впечатление, что фирма «Строссон и К°» чуть не каждый день сталкивается с любовницами своих почивших клиентов. Не исключено, что там существует даже специальное подразделение, которое занимается исключительно улаживанием подобных деликатных дел.
Зажав в зубах сигарету, Роксана сердито щелкнула зажигалкой. Какого черта Ральфу понадобилось рассказывать о ней – о них! – какому-то адвокатишке? Неужели нельзя было сохранить все в тайне? Она чувствовала себя оплеванной: ей казалось, что над ней заочно потешается вся адвокатская контора во главе с самим Строссоном. Конечно, если она явится туда, с ней будут вежливы и предупредительны, но за ее спиной все сотрудники фирмы от владельца до последнего секретаря будут прыскать в кулак, рассматривать ее прическу и одежду, бросать вслед презрительные, осуждающие взгляды.
В том, что все будет именно так, Роксана ни секунды не сомневалась. Ведь адвокатская контора являлась составной частью той стабильной, обеспеченной, респектабельной жизни, которую вел Ральф на людях, а значит, все законники просто по определению должны были принять сторону Синтии. Для них Роксана была никем и ничем, в то время как союз Ральфа и Синтии был освящен брачным контрактом, скреплен и узаконен общим имуществом и общими детьми. Этот союз был поддержан мнением друзей и родни, многократно засвидетельствован адвокатами, душеприказчиками, бухгалтерами.
А самое обидное заключалось в том, что благодаря этой системе костылей и подпорок союз Синтии и Ральфа формально считался семьей, хотя они давно не любили друг друга. Что же было у нее? Практически ничего. Их с Ральфом чувства стояли вне закона, хотя они были намного крепче и естественнее, чем его так называемая семья…
Роксана глубоко затянулась сигаретой, чувствуя, как дым обжигает гортань и легкие. У нее действительно не осталось ничего, кроме горечи, кроме памяти о редких встречах, о счастливых минутах, проведенных вдвоем. Объятия, нежные слова, произнесенные вслух признания – все это было слишком эфемерно, чтобы поддерживать ее сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Кэндис ничего не сказала. Отвернувшись от каминной полки, она шагнула к дивану, но садиться не стала. Отчего-то диван больше не казался ей уютным и мягким, как когда-то. Он больше не казался Кэндис своим. Все в квартире было как будто испачкано, осквернено.
– Хотела бы я знать, когда она решила отомстить,– проговорила Кэндис, задумчиво водя пальцем по узорам обивки.– Наверное, с самого начала – с того момента, когда явилась ко мне с букетом цветов. А как ловко она разыгрывала благодарность! – Кэндис судорожно сглотнула. – По вечерам мы обычно сидели на этом диване, смотрели телевизор, пили чай или вино, делали друг другу маникюр. Я радовалась, что у меня появилась такая замечательная подруга, а она… Интересно, о чем думала она?
Кэндис повернулась и посмотрела на Эда.
– Скажи, о чем она думала?
– Кэндис…
– Хизер сидела рядом со мной, красила мне ногти и ненавидела меня – так, что ли? Она строила планы, прикидывала, как лучше мне навредить, как ударить побольнее…– Глаза Кэндис опять наполнились слезами.– Как я могла быть такой глупой, как могла не замечать очевидного? Я делала за нее всю работу в редакции, платила за квартиру за нас обеих и… продолжала считать себя ее должницей! Я считала, что виновата перед ней! Это я-то! – Кэндис высморкалась.– А знаешь, что она сказала в редакции? Что я якобы завидую ее успехам и не даю развернуться ее таланту!
– И ей поверили? – удивился Эд.
– Джастин, во всяком случае, поверил.
– Да-а…– Эд почесал в затылке.– Это серьезно…
– Я пыталась сказать ему, объяснить! – горестно воскликнула Кэндис.– Но он не пожелал меня слушать. Он смотрел на меня так, словно я… словно я преступница!
И снова оба некоторое время молчали. Вдали, словно передразнивая отчаянный вопль Кэндис, завыла полицейская сирена – завыла и затихла.
– Вот что,– сказал наконец Эд.– Тебе нужно выпить, желательно чего-нибудь покрепче. У тебя есть спиртное?
– Кажется, в холодильнике была бутылка белого вина…
– Белое вино? – переспросил Эд.– Нет, это не годится. Подожди здесь, у меня есть то, что нужно.
Осторожно потягивая горячий капуччино, Роксана равнодушно смотрела в окно на группу туристов, медленно тащившихся мимо кафе, в котором она сидела. Судя по всему, туристы заблудились и никак не могли найти дорогу, которая вывела бы их к Трафальгарской площади, Сент-Полу или Биг-Бену. Вид у них был растерянный и жалкий, но Роксана не испытывала к ним ни капли сочувствия – ей хватало своих проблем.
Она твердо обещала себе, что с сегодняшнего дня вернется к нормальной жизни. Пора, пора наконец встряхнуться и прийти в себя: включить телефон, начать писать, ездить, встречаться с людьми.
Но принять решение оказалось гораздо проще, чем его исполнить. Вот почему сейчас Роксана сидела в этом крошечном кафе и пила четвертую чашку кофе, пока ясное солнечное утро летело мимо. Несмотря на всю свою решимость, она оказалась не способна сосредоточиться на чем-то, кроме собственных печальных мыслей. И притвориться, будто все нормально и ее жизнь вернулась в прежнюю колею, Роксане тоже не удалось. Горе по-прежнему застилало ей глаза, точно зимний сырой туман, искажающий очертания дальних предметов и скрывающий то, что находилось под самым носом, поэтому каждый шаг ей приходилось обдумывать, взвешивать. А чем больше Роксана думала, тем меньше виделось ей смысла в поступках и делах, которые еще недавно казались совершенно нормальными. Зачем писать статьи? Зачем стараться, напрягаться, спешить куда-то? Кому все это нужно?
Роксану не покидало ощущение, будто все, что она делала в последние несколько лет, было так или иначе связано с Ральфом. Она писала блестящие статьи, чтобы порадовать его, летала в командировки, чтобы потом рассказывать ему о забавных случаях, происшедших с ней или ее попутчиками, покупала новые платья, чтобы доставить ему удовольствие. Разумеется, тогда она этого не понимала. Роксана всегда считала себя цельным, самодостаточным, абсолютно независимым человеком, но Ральф умер, и она поняла, что это было не так. Из жизни исчезла цель, которая вела ее за собой все это время, а без цели сама жизнь стала бессмысленной.
Заглянув в сумочку в поисках сигарет, Роксана наткнулась на листок бумаги, на котором записала телефон и адрес Нейла Купера. Некоторое время она смотрела на них, потом с отвращением отшвырнула бумагу в сторону. Звонок адвоката потряс ее; до сих пор при воспоминании об этом разговоре Роксану начинало трясти, как в ознобе. Тогда ей показалось, что в голосе адвоката она различает покровительственные, понимающие, снисходительно-брезгливые интонации. У нее даже сложилось впечатление, что фирма «Строссон и К°» чуть не каждый день сталкивается с любовницами своих почивших клиентов. Не исключено, что там существует даже специальное подразделение, которое занимается исключительно улаживанием подобных деликатных дел.
Зажав в зубах сигарету, Роксана сердито щелкнула зажигалкой. Какого черта Ральфу понадобилось рассказывать о ней – о них! – какому-то адвокатишке? Неужели нельзя было сохранить все в тайне? Она чувствовала себя оплеванной: ей казалось, что над ней заочно потешается вся адвокатская контора во главе с самим Строссоном. Конечно, если она явится туда, с ней будут вежливы и предупредительны, но за ее спиной все сотрудники фирмы от владельца до последнего секретаря будут прыскать в кулак, рассматривать ее прическу и одежду, бросать вслед презрительные, осуждающие взгляды.
В том, что все будет именно так, Роксана ни секунды не сомневалась. Ведь адвокатская контора являлась составной частью той стабильной, обеспеченной, респектабельной жизни, которую вел Ральф на людях, а значит, все законники просто по определению должны были принять сторону Синтии. Для них Роксана была никем и ничем, в то время как союз Ральфа и Синтии был освящен брачным контрактом, скреплен и узаконен общим имуществом и общими детьми. Этот союз был поддержан мнением друзей и родни, многократно засвидетельствован адвокатами, душеприказчиками, бухгалтерами.
А самое обидное заключалось в том, что благодаря этой системе костылей и подпорок союз Синтии и Ральфа формально считался семьей, хотя они давно не любили друг друга. Что же было у нее? Практически ничего. Их с Ральфом чувства стояли вне закона, хотя они были намного крепче и естественнее, чем его так называемая семья…
Роксана глубоко затянулась сигаретой, чувствуя, как дым обжигает гортань и легкие. У нее действительно не осталось ничего, кроме горечи, кроме памяти о редких встречах, о счастливых минутах, проведенных вдвоем. Объятия, нежные слова, произнесенные вслух признания – все это было слишком эфемерно, чтобы поддерживать ее сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94