Но пусть сегодня, в первый раз, все будет так, как я хочу. Позволишь мне такой каприз?
Он хотел было воспротивиться (что же это: мужику — и не действовать, превратиться в послушный манекен?), но неожиданно для себя кивнул.
— Умница! — похвалила она Андрея и, отступив назад, откровенно залюбовалась. Ворохов своего тела не стыдился, во время интимных встреч мог подолгу расхаживать перед подружками в костюме Адама и даже пару раз бывал на нудистском пляже. Но сегодня все было не так. Чувство неловкости усилилось, и, увидев, как беззастенчиво разглядывает его Марго, он поспешил подойти вплотную. Как оказалось, ей только этого и надо было! Она немедленно обвила руками шею Андрея, и в глазах у него вспыхнуло, а затем сразу же потемнело — такое бывает от болевого шока, когда, например, сильно ударишься коленкой о твердый предмет. В наступившем сумраке Ворохов видел только приближающиеся ослепительно алые губы. Они призывно раскрылись, и Андрей ответил на призыв, а затем язык Марго перетек ему в рот и забился там, заплясал, запрыгал, как маленький беспокойный зверек.
Поцелуй длился и длился, пока Ворохов не утратил чувства реальности. Вокруг него водили хоровод загадочные тени, а Андрею казалось, что он находится внутри медленно набирающего обороты огромного волчка. Неожиданно мрак расцвел оранжевыми блестками, словно кто-то осыпал стенки «волчка» светящимися конфетти. Они сновали туда-сюда, уворачиваясь друг от друга, но все же иногда сталкиваясь и тут же погибая в яркой вспышке. Прошла минута, другая… Вспышек стало намного больше, как будто невидимые эльфы, разрезвившись, непрерывно высекали пламя волшебными палочками. И вдруг огоньки разом погасли — кроме двух, нежно-зеленых, застывших чуть пониже его глаз. Откуда-то пролился свет, и Ворохов вновь увидел лицо Марго. Ее губы все еще были полуоткрытыми. Он вглядывался в это лицо, одновременно узнавая и не узнавая, как после провала в памяти, а перед глазами продолжали кружиться оранжевые светлячки…
— Что… — с трудом ворочая языком, выговорил он. — Что это было?..
— Почти ничего, — ответила Марго и загадочно улыбнулась. — Все еще впереди.
Она несильно, но властно надавила ему на плечи и добилась того, чтобы он сначала опустился на колени, а затем распростерся прямо на паласе. Ворохова переполняла благодать. Было так замечательно, что он на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова разомкнул веки, то увидел прямо над собой ноги Марго. Они тянулись и тянулись вверх, как бы сами по себе, но в конце концов все же встречались, и в этом месте вздымался соблазнительный холмик, накрытый темной, курчавой шапочкой: под легкомысленной юбчонкой не было ничего. Андрей этого не ожидал, и внезапное открытие вызвало у него неудержимую эрекцию. Не в силах больше сдерживаться, он обхватил ноги Марго чуть повыше точеных лодыжек и потянул вниз. Однако искусительница уже сама сгибала колени, садясь ему на живот. Тут-то бы, выражаясь цивилизованно, «все и произошло», но дальнейшие вольности были пресечены: как только бедра Марго обняли бока Андрея, она отвела его руки и уложила их на палас.
— Я не прошу тебя остыть, но все же какое-то время будь, пожалуйста, паинькой. Поверь, я отлично знаю, что делаю.
Ворохов не мог возразить, даже если бы захотел: все тело пронзила сладостная дрожь. Она усилилась, когда Марго начала ласкать его руками, словно играя на обнаженных нервах. Потолок закачался и поплыл, люстра, украшенная бахромой хрустальных подвесок, рассыпалась на сотни искрящихся осколков. Затем откуда-то сверху спустились полупрозрачные стеклянистые нити. Они повисли в воздухе, изгибаясь, как живые, и то и дело соединяясь по пять-шесть. Образовавшиеся фигуры почему-то напоминали китайские иероглифы. Вскоре они заполнили все пространство комнаты — и вдруг растаяли, оросив Андрея теплым дождем.
Марго выпрямилась, одним махом сдернула топик, и Ворохов наконец-то увидел ее груди. Они раскачивались как два изумительных плода, вызревших под щедрым тропическим солнцем. Сочная упругая плоть распирала явно не знакомую с лифчиком кожу, а венчали это великолепие крупные продолговатые соски, словно отлитые из первоклассного шоколада. Коротко вжикнула молния на юбке, и развернувшаяся полоска материи, расписанная розовыми цветочными бутонами, сползла на пол.
Страшная сила — женская нагота! Она брызнула Ворохову в лицо, ослепила его, и Марго, развивая успех, немедленно перешла в атаку. Она даже не наклонилась к нему, а словно нырнула — так пловец, заприметив на дне раковину-жемчужницу, стремительно входит в играющую бликами зеленоватую воду. Два тугих мячика приплюснулись, вжимаясь в грудь Андрея, шоколадные соски мгновенно отвердели — и внезапно обожгли, как вспыхнувшие от порыва ветра угольки. Ворохов вздрогнул, но не от боли — вернее, от той особенной, «неправильной» боли, боли-восторга, которой жаждет, изнывая в ожидании, извращенный мозг мазохиста.
Марго неистово целовала Андрея в губы, шею, плечи, покусывала мочки, вновь ласкала руками, и при этом ее пальцы, казалось, продавливали его кожу, погружались на всю длину, даря уже знакомое чувство боли-восторга. Это была всего лишь прелюдия к сексу, острое блюдо, поданное перед основным для возбуждения аппетита. Но разве оставалась в теле Ворохова хоть одна клеточка, которую еще надо было возбуждать? Он словно плыл в озере лавы. Она была неоднородной: в ней медленно перемешивались пурпурные, малиновые, золотистые слои, временами образуя потрясающе красивые сочетания. Андрей то проваливался в нее, то выныривал, чтобы наполнить воздухом готовые спечься легкие, и тогда снова видел висящие над головой «иероглифы» — уже не прозрачные, как сосульки, а огненные, высекающие при столкновении снопы белых искр.
Его кожа пылала, не от дыхания адской, жаровни, а словно после безжалостного, почти садистского массажа. Между тем Марго еще далеко не исчерпала свой арсенал. Она припала губами к уху Андрея, ужалила языком, повторила выпад, еще и еще… Затем ее язык неведомым образом вытянулся, истончился, проникая в запретную глубину, завибрировал — и вдруг расплескался внутри его черепа струйками расплавленного металла. Мозг затопили эндорфины. Ворохов знавал горячих женщин, и многие ласкали его подобным образом, но того, что было сейчас, не смогла бы сотворить ни одна из них. Как ей удавалось так долго сдерживать его пыл? Он вновь попытался обнять Марго — и на этот раз встретил жесткий отпор. Она с такой силой припечатала его руки к паласу, что Ворохов подумал: девочка-то не простая, наверняка где-нибудь качала мышцы, а может, и единоборствами баловалась. Опять уступить? Этого не позволяла мужская гордость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Он хотел было воспротивиться (что же это: мужику — и не действовать, превратиться в послушный манекен?), но неожиданно для себя кивнул.
— Умница! — похвалила она Андрея и, отступив назад, откровенно залюбовалась. Ворохов своего тела не стыдился, во время интимных встреч мог подолгу расхаживать перед подружками в костюме Адама и даже пару раз бывал на нудистском пляже. Но сегодня все было не так. Чувство неловкости усилилось, и, увидев, как беззастенчиво разглядывает его Марго, он поспешил подойти вплотную. Как оказалось, ей только этого и надо было! Она немедленно обвила руками шею Андрея, и в глазах у него вспыхнуло, а затем сразу же потемнело — такое бывает от болевого шока, когда, например, сильно ударишься коленкой о твердый предмет. В наступившем сумраке Ворохов видел только приближающиеся ослепительно алые губы. Они призывно раскрылись, и Андрей ответил на призыв, а затем язык Марго перетек ему в рот и забился там, заплясал, запрыгал, как маленький беспокойный зверек.
Поцелуй длился и длился, пока Ворохов не утратил чувства реальности. Вокруг него водили хоровод загадочные тени, а Андрею казалось, что он находится внутри медленно набирающего обороты огромного волчка. Неожиданно мрак расцвел оранжевыми блестками, словно кто-то осыпал стенки «волчка» светящимися конфетти. Они сновали туда-сюда, уворачиваясь друг от друга, но все же иногда сталкиваясь и тут же погибая в яркой вспышке. Прошла минута, другая… Вспышек стало намного больше, как будто невидимые эльфы, разрезвившись, непрерывно высекали пламя волшебными палочками. И вдруг огоньки разом погасли — кроме двух, нежно-зеленых, застывших чуть пониже его глаз. Откуда-то пролился свет, и Ворохов вновь увидел лицо Марго. Ее губы все еще были полуоткрытыми. Он вглядывался в это лицо, одновременно узнавая и не узнавая, как после провала в памяти, а перед глазами продолжали кружиться оранжевые светлячки…
— Что… — с трудом ворочая языком, выговорил он. — Что это было?..
— Почти ничего, — ответила Марго и загадочно улыбнулась. — Все еще впереди.
Она несильно, но властно надавила ему на плечи и добилась того, чтобы он сначала опустился на колени, а затем распростерся прямо на паласе. Ворохова переполняла благодать. Было так замечательно, что он на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова разомкнул веки, то увидел прямо над собой ноги Марго. Они тянулись и тянулись вверх, как бы сами по себе, но в конце концов все же встречались, и в этом месте вздымался соблазнительный холмик, накрытый темной, курчавой шапочкой: под легкомысленной юбчонкой не было ничего. Андрей этого не ожидал, и внезапное открытие вызвало у него неудержимую эрекцию. Не в силах больше сдерживаться, он обхватил ноги Марго чуть повыше точеных лодыжек и потянул вниз. Однако искусительница уже сама сгибала колени, садясь ему на живот. Тут-то бы, выражаясь цивилизованно, «все и произошло», но дальнейшие вольности были пресечены: как только бедра Марго обняли бока Андрея, она отвела его руки и уложила их на палас.
— Я не прошу тебя остыть, но все же какое-то время будь, пожалуйста, паинькой. Поверь, я отлично знаю, что делаю.
Ворохов не мог возразить, даже если бы захотел: все тело пронзила сладостная дрожь. Она усилилась, когда Марго начала ласкать его руками, словно играя на обнаженных нервах. Потолок закачался и поплыл, люстра, украшенная бахромой хрустальных подвесок, рассыпалась на сотни искрящихся осколков. Затем откуда-то сверху спустились полупрозрачные стеклянистые нити. Они повисли в воздухе, изгибаясь, как живые, и то и дело соединяясь по пять-шесть. Образовавшиеся фигуры почему-то напоминали китайские иероглифы. Вскоре они заполнили все пространство комнаты — и вдруг растаяли, оросив Андрея теплым дождем.
Марго выпрямилась, одним махом сдернула топик, и Ворохов наконец-то увидел ее груди. Они раскачивались как два изумительных плода, вызревших под щедрым тропическим солнцем. Сочная упругая плоть распирала явно не знакомую с лифчиком кожу, а венчали это великолепие крупные продолговатые соски, словно отлитые из первоклассного шоколада. Коротко вжикнула молния на юбке, и развернувшаяся полоска материи, расписанная розовыми цветочными бутонами, сползла на пол.
Страшная сила — женская нагота! Она брызнула Ворохову в лицо, ослепила его, и Марго, развивая успех, немедленно перешла в атаку. Она даже не наклонилась к нему, а словно нырнула — так пловец, заприметив на дне раковину-жемчужницу, стремительно входит в играющую бликами зеленоватую воду. Два тугих мячика приплюснулись, вжимаясь в грудь Андрея, шоколадные соски мгновенно отвердели — и внезапно обожгли, как вспыхнувшие от порыва ветра угольки. Ворохов вздрогнул, но не от боли — вернее, от той особенной, «неправильной» боли, боли-восторга, которой жаждет, изнывая в ожидании, извращенный мозг мазохиста.
Марго неистово целовала Андрея в губы, шею, плечи, покусывала мочки, вновь ласкала руками, и при этом ее пальцы, казалось, продавливали его кожу, погружались на всю длину, даря уже знакомое чувство боли-восторга. Это была всего лишь прелюдия к сексу, острое блюдо, поданное перед основным для возбуждения аппетита. Но разве оставалась в теле Ворохова хоть одна клеточка, которую еще надо было возбуждать? Он словно плыл в озере лавы. Она была неоднородной: в ней медленно перемешивались пурпурные, малиновые, золотистые слои, временами образуя потрясающе красивые сочетания. Андрей то проваливался в нее, то выныривал, чтобы наполнить воздухом готовые спечься легкие, и тогда снова видел висящие над головой «иероглифы» — уже не прозрачные, как сосульки, а огненные, высекающие при столкновении снопы белых искр.
Его кожа пылала, не от дыхания адской, жаровни, а словно после безжалостного, почти садистского массажа. Между тем Марго еще далеко не исчерпала свой арсенал. Она припала губами к уху Андрея, ужалила языком, повторила выпад, еще и еще… Затем ее язык неведомым образом вытянулся, истончился, проникая в запретную глубину, завибрировал — и вдруг расплескался внутри его черепа струйками расплавленного металла. Мозг затопили эндорфины. Ворохов знавал горячих женщин, и многие ласкали его подобным образом, но того, что было сейчас, не смогла бы сотворить ни одна из них. Как ей удавалось так долго сдерживать его пыл? Он вновь попытался обнять Марго — и на этот раз встретил жесткий отпор. Она с такой силой припечатала его руки к паласу, что Ворохов подумал: девочка-то не простая, наверняка где-нибудь качала мышцы, а может, и единоборствами баловалась. Опять уступить? Этого не позволяла мужская гордость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74