– Еще раз большое спасибо, мистер Боулз.
– Мэтт. И тебе спасибо – за то, что пришла. До свидания, Пип, – с какой-то непонятной грустью ответил он.
– До свидания.
Девчушка помахала ему рукой и полетела по берегу – точь-в-точь как гонимый ветром листок, подумал он. За ней с лаем мчался Мусс.
Мужчина еще долго молча смотрел ей вслед, гадая, увидятся ли они снова и почему, черт возьми, это так волнует его. В конце концов, она всего лишь ребенок. Потом он повернулся, вскарабкался на дюну и, спрятав лицо от ветра, побрел к своему изрядно потрепанному непогодой коттеджу. Дверь он отродясь не запирал. Войдя на кухню, обвел взглядом вещи и вдруг снова почувствовал знакомую щемящую боль, от которой он уже успел отвыкнуть и отнюдь не горел желанием испытать ее снова. В конце концов, от детей одни неприятности, напомнил он себе, налив стакан вина. Не успеешь оглянуться, как они уже залезли тебе в душу, словно заноза. А выдрать их можно только с кровью. Внезапно он заколебался, подозревая, что не все так просто. Ему снова вспомнилась девочка. Было в ней что-то особенное…
Глаза мужчины остановились на детском портрете его дочери Ванессы, который Он сам написал много лет назад. Девочка на нем до странности напоминала ему Пип. Тогда ей тоже было лет десять – двенадцать. Постаравшись выкинуть мысль о дочери из головы, мужчина перебрался в гостиную и, усевшись в старое кожаное кресло, принялся отрешенно вглядываться в туман за окном. Но как он ни старался, перед его мысленным взором вновь появились глаза цвета янтаря под шапкой рыжих волос и сплошь усыпанный веснушками нос.
Глава 2
Офелия Макензи одолела последний крутой поворот, и ее пикап неторопливо покатился через крохотный городок Сейф-Харбор. Собственно, даже не городок, а поселок – два крошечных ресторанчика, книжный магазин, еще один, который торговал товарами для курортников, бакалейная лавка да художественная галерея. Денек для нее выдался нелегкий. Офелия всякий раз заставляла себя ездить в город на групповые занятия и была вынуждена признать, что польза от них все-таки есть. Она ходила туда с мая, и впереди еще оставались два месяца. Офелия даже согласилась ходить на занятия все лето – именно по этой причине ей приходилось оставлять Пип с дочерью соседки. Шестнадцатилетней Эми нравилось сидеть с детьми – во всяком случае, так она говорила, – к тому же девушке явно не хватало карманных денег. А Офелии позарез нужна была няня, да и Пип, казалось, ничего не имела против Эми. Так что всех в общем-то устраивало сложившееся положение, только вот саму Офелию безумно раздражала необходимость дважды в неделю ездить в город, хотя поездка отнимала не больше получаса, ну, от силы минут сорок. А сама дорога, если не считать, конечно, кошмарных «серпантинов» вдоль берега, обычно даже доставляла ей удовольствие. Вид океана успокаивал ее. Но сегодня она устала. Безумно выматывала необходимость выслушивать всех остальных, да и собственные проблемы тревожили ее ничуть не меньше, чем в октябре. Но сейчас она по крайней мере не одна, теперь ей хотя бы было с кем поговорить. Взваливать на плечи Пип свои беды ей не хотелось. Малышке всего одиннадцать, так что было бы несправедливо жаловаться ей на трудности жизни.
Офелия медленно ехала через город. Вскоре она снова свернула налево – на дорогу, которая вела в ту самую, обнесенную забором часть Сейф-Харбора. Здесь редко кто ездил. Офелия же сворачивала сюда почти машинально. Вот и сейчас она свернула, успев только подумать, до чего же правильно сделала, решив провести лето именно здесь. Она отчаянно нуждалась в покое, а тут как раз хватало… покоя, одиночества, тишины. Длинная песчаная коса представлялась бесконечной, выбеленный солнцем песок в холодные дни смахивал на снег, а в жару казался раскаленным добела.
Ни туман, ни промозглая сырость не раздражали Офелию. Иной раз это даже соответствовало ее настроению куда больше, чем яркое солнце и голубое небо, о которых обычно мечтает каждый, попав на море. Бывали дни, когда она вообще не выходила из дома. Либо часами дремала в постели, либо забивалась в утолок гостиной, делая вид, что читает, а на самом деле переносилась мысленно в другое время – в другую жизнь, где все было совсем иначе. До октября. С тех пор прошло девять месяцев, а ей казалось – целая вечность.
Офелия не торопясь проехала через ворота. Сторож, выглянув из будки, махнул ей рукой, и она приветливо кивнула в ответ. С легким вздохом Офелия поехала дальше, осторожно перебираясь через «лежачих полицейских». По улице сновали мальчишки на велосипедах, бегали собаки, однако прохожих встречалось на удивление мало. Сейф-Харбор был одним из тех городков, в которых все жители знают друг друга в лицо, однако предпочитают держаться особняком. Они с дочерью прожили здесь уже почти месяц, но так ни с кем толком и не познакомились. Впрочем, Офелия не особенно расстраивалась из-за этого. Свернув к дому и выключив зажигание, она немного посидела, наслаждаясь тишиной, слишком усталая, чтобы пошевелиться. Ей ничего не хотелось: ни видеть дочь, ни готовить ужин, но Офелия понимала, что ожидавших ее дел не избежать. Достаточно только подумать о них, чтобы плечи ее ссутулились от бесконечной усталости, когда все тело наливается свинцом и не хватает сил даже причесаться или снять трубку телефона.
Вот и сейчас на нее навалилось такое чувство, что жизнь ее кончена. Офелия ощутила себя старухой, хотя на самом деле ей только недавно исполнилось сорок два, а с виду нельзя было дать и тридцати. Длинные светлые волосы мягко вились по плечам, а такие же, как и у дочери, глаза напоминали по цвету выдержанный коньяк. Сложением они тоже были похожи – обе изящные и миниатюрные, словно дрезденские статуэтки.
Еще в школе Офелия много занималась танцами. У совсем еще маленькой Пип она пыталась пробудить интерес к балету, но скоро убедилась, что все ее усилия тщетны. Пип ненавидела танцы, бесконечные упражнения считала нудными и утомительными, а других девочек, готовых часами стоять у станка, – просто дурами. Лично ее эти пируэты, вращения и прыжки не интересовали ни в малейшей степени. В конце концов Офелия сдалась и позволила Пип заниматься, чем ей хочется. Сначала девочка до безумия увлеклась верховой ездой и почти целый год не вылезала из конюшни. Потом занялась лепкой. Но большую часть времени Пип предпочитала рисовать, причем всегда в одиночестве.
Казалось, Пип только рада, когда ее оставляют в покое и она может без помех уткнуться носом в книжку или возиться с Муссом. В какой-то степени она пошла в мать. Насколько Офелия помнила себя, она тоже была довольно замкнутым ребенком. Правда, иногда ей казалось, что не следует все-таки полностью предоставлять девочку самой себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106