С другой стороны, возможно, я бы с радостью помогала таким, как он. Да и вообще неплохо хоть что-то делать. Но с другой стороны, снова бороться… Нет, с этим покончено, по крайней мерс для меня. Знаю, что звучит эгоистично, но зато это правда.
Казалось, она живет в каком-то другом мире. Мэтт видел перед собой умудренную жизнью, но глубоко страдающую женщину. Впрочем, учитывая, что ей пришлось пережить, это неудивительно, мрачно решил Мэтт.
Он мог только сочувствовать ей и еще больше Пип. Ей тоже пришлось несладко, а ведь она совсем еще малышка, с горечью подумал он.
– Возможно, вы правы. Наверное, после всего вам действительно стоило бы заняться чем-нибудь повеселее. Вы хотели бы работать с детьми? К примеру, с теми, кто убегает из дому, или с сиротами? Тут, по-моему, можно сделать немало добра.
– Что ж, думаю, это было бы интересно. Уму непостижимо, сколько на улицах бездомных, и не только здесь, а даже во Франции. По-моему, это во всем мире уже стало проблемой.
Они еще какое-то время говорили о бездомных, даже принялись обсуждать, что служит тому причиной. В конце концов оба пришли к выводу, что это есть и остается проблемой, по крайней мере на данный момент. Им было легко и интересно друг с другом. К тому же разговор касался более серьезных вещей, чем те, которые они обсуждали с Пип, пока Мэтт учил ее рисовать. И мать, и дочь одинаково были ему приятны, и Мэтт порадовался, что их жизненные пути пересеклись и они узнали друг друга.
Вскоре Офелия, сказав, что ей пора возвращаться, засобиралась домой. Мэтт попросил ее передать привет Пип. И вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль.
– А почему бы вам не сделать это самому? – Она улыбнулась.
Ей было приятно разговаривать с ним, и она нисколько не жалела, что рассказала Мэтту о Чеде. Мэтт нравился ей, а Пип и вовсе успела привязаться к нему. И Офелии почему-то казалось очень важным, чтобы он знал, как мужественно все это время держалась ее девочка, через какие нелегкие испытания ей пришлось пройти и как много она потеряла. Впрочем, насколько она могла судить, Мэтту в жизни тоже пришлось нелегко. В конце концов, на ком из нас жизнь не оставила своих отметин? Кто может похвастаться, что у него в душе нет кровоточащих ран, о которых так трудно, а подчас и невозможно забыть? Жестокая штука – жизнь, порой она не щадит и детей, даже таких, как Пип. Офелия утешала себя, что испытания закалили Пип, возможно, сделав ее добрее. О том, что они сделали с ней самой, думать почему-то не хотелось. Шрамы на чьей-то душе – все равно шрамы, как их ни назови. Пройдя через горнило страданий, кто-то становится чище и лучше, а кто-то ломается. В этом и состоит жизнь. И горькая правда в том, что шрамы в душе есть у каждого. Жизнь – всегда реальность. А если любишь кого-то, не важно кого, то с реальностью приходится считаться.
– Я позвоню Пип, – пообещал Мэтт. Ему было безумно стыдно, что он не позвонил ей до сих пор. Но он боялся, что Офелия сочтет его навязчивым.
– А почему бы вам сегодня не прийти к нам пообедать? Конечно, готовлю я ужасно, но Пип будет страшно рада, да и я тоже.
За многие годы он уже не радовался так, как сейчас. Лицо Мэтта просияло.
– С удовольствием. Надеюсь, это не доставит вам особых хлопот.
– Напротив. Мы будем очень рады. Сказать по правде, думаю, лучше не стоит говорить заранее о вашем приходе Пип. Пусть это станет для нее сюрпризом, хорошо? В семь часов вам подойдет?
Приглашение было искренним и радушным – чувствовалось, что оно идет от чистого сердца. Так же как и Пип, Офелии нравилось разговаривать с ним.
– Чудесно. Может быть, что-нибудь захватить? Карандаши, например? Или ластик?
Офелия рассмеялась, но сам Мэтт считал, что это не такая уж плохая идея.
– Главное, чтобы вы сами пришли. Пип будет счастлива.
Мэтт не решился ответить, что и он тоже, но это вертелось у него на языке. Впервые за много лет он радовался как мальчишка. Он уже успел полюбить их обеих. И мать, и дочь оказались на редкость приятными. Им обеим пришлось немало выстрадать, и печать пережитой трагедии еще лежала на их лицах. С каждым днем Мэтт узнавал их все лучше и с каждым днем испытывал все большее уважение к ним обеим. А то, что она рассказала о своем сыне… Господи, такого никому не пожелаешь.
– Тогда до вечера, – с улыбкой бросил Мэтт.
Помахав ему на прощание рукой, Офелия зашагала к дому. А он смотрел ей вслед, снова удивляясь, до чего она похожа на Пип.
Глава 7
Пип валялась на диване. Подложив под ногу подушку, она с самым несчастным видом разглядывала ее. И тут в дверь позвонили. Нимало не сомневаясь, кто пришел, Офелия побежала открывать. На пороге в свитере с высоким воротником и джинсах, с бутылкой вина под мышкой стоял Мэтт. Офелия встретила его радостной улыбкой. Потом приложила палец к губам и кивком указала на диван. Понимающе ухмыльнувшись, он направился в гостиную. Увидев на пороге Мэтта, Пип с восторженным воплем сорвалась с дивана и, прыгая на одной ноге, кинулась ему навстречу.
– Мэтт! – Удивленная и обрадованная, она переводила взгляд с него на довольно улыбавшуюся мать и ничего не понимала. – Но… как это?
– Мы с твоей мамой сегодня столкнулись на пляже, и она была так добра, что пригласила меня пообедать с вами. Как твоя нога?
– Ужасно! Дурацкая нога! Как я от нее устала! Мне так жаль, что я не могу больше рисовать вместе с вами!
За это время Пип сделала множество набросков, но и они уже успели ей надоесть. Она скучала и злилась, ей казалось, что с каждым днем она рисует все хуже. Да вот хотя бы сегодня – она так и не сумела правильно нарисовать Муссу задние лапы.
– Я снова тебе покажу, – пообещал Мэтт, когда Пип поведала ему о своем горе. Он протянул ей альбом для рисования и коробку карандашей, которую накануне обнаружил в своем столе. Пип в полном восхищении разглядывала и то и другое.
Пока они болтали, Офелия накрыла на стол, а потом открыла бутылку очень неплохого французского вина. Пила она мало и редко, но это вино она любила – наверное, потому, что оно напоминало ей о Франции.
Поставив в духовку цыпленка, Офелия приготовила спаржу с канадским рисом, а к нему – голландский соус. Учитывая, что за весь год она не готовила ничего сложнее сандвичей, у нее получился настоящий кулинарный шедевр. Офелия даже не ожидала, что обычная готовка может доставлять такое удовольствие.
Но на Мэтта ее изыски явно произвели впечатление. На лице у него появилось выражение почтительного восхищения, а Пип, ахнув, захлопала в ладоши.
– Как?! Никакой замороженной пиццы?!
– Пип, умоляю тебя! Тебе вздумалось вытащить на свет Божий все мои тайны? – улыбнулась Офелия.
– Ничего страшного. Диета, на которой я сижу, тоже в основном состоит из пиццы да пакетного супа, – хмыкнул Мэтт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Казалось, она живет в каком-то другом мире. Мэтт видел перед собой умудренную жизнью, но глубоко страдающую женщину. Впрочем, учитывая, что ей пришлось пережить, это неудивительно, мрачно решил Мэтт.
Он мог только сочувствовать ей и еще больше Пип. Ей тоже пришлось несладко, а ведь она совсем еще малышка, с горечью подумал он.
– Возможно, вы правы. Наверное, после всего вам действительно стоило бы заняться чем-нибудь повеселее. Вы хотели бы работать с детьми? К примеру, с теми, кто убегает из дому, или с сиротами? Тут, по-моему, можно сделать немало добра.
– Что ж, думаю, это было бы интересно. Уму непостижимо, сколько на улицах бездомных, и не только здесь, а даже во Франции. По-моему, это во всем мире уже стало проблемой.
Они еще какое-то время говорили о бездомных, даже принялись обсуждать, что служит тому причиной. В конце концов оба пришли к выводу, что это есть и остается проблемой, по крайней мере на данный момент. Им было легко и интересно друг с другом. К тому же разговор касался более серьезных вещей, чем те, которые они обсуждали с Пип, пока Мэтт учил ее рисовать. И мать, и дочь одинаково были ему приятны, и Мэтт порадовался, что их жизненные пути пересеклись и они узнали друг друга.
Вскоре Офелия, сказав, что ей пора возвращаться, засобиралась домой. Мэтт попросил ее передать привет Пип. И вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль.
– А почему бы вам не сделать это самому? – Она улыбнулась.
Ей было приятно разговаривать с ним, и она нисколько не жалела, что рассказала Мэтту о Чеде. Мэтт нравился ей, а Пип и вовсе успела привязаться к нему. И Офелии почему-то казалось очень важным, чтобы он знал, как мужественно все это время держалась ее девочка, через какие нелегкие испытания ей пришлось пройти и как много она потеряла. Впрочем, насколько она могла судить, Мэтту в жизни тоже пришлось нелегко. В конце концов, на ком из нас жизнь не оставила своих отметин? Кто может похвастаться, что у него в душе нет кровоточащих ран, о которых так трудно, а подчас и невозможно забыть? Жестокая штука – жизнь, порой она не щадит и детей, даже таких, как Пип. Офелия утешала себя, что испытания закалили Пип, возможно, сделав ее добрее. О том, что они сделали с ней самой, думать почему-то не хотелось. Шрамы на чьей-то душе – все равно шрамы, как их ни назови. Пройдя через горнило страданий, кто-то становится чище и лучше, а кто-то ломается. В этом и состоит жизнь. И горькая правда в том, что шрамы в душе есть у каждого. Жизнь – всегда реальность. А если любишь кого-то, не важно кого, то с реальностью приходится считаться.
– Я позвоню Пип, – пообещал Мэтт. Ему было безумно стыдно, что он не позвонил ей до сих пор. Но он боялся, что Офелия сочтет его навязчивым.
– А почему бы вам сегодня не прийти к нам пообедать? Конечно, готовлю я ужасно, но Пип будет страшно рада, да и я тоже.
За многие годы он уже не радовался так, как сейчас. Лицо Мэтта просияло.
– С удовольствием. Надеюсь, это не доставит вам особых хлопот.
– Напротив. Мы будем очень рады. Сказать по правде, думаю, лучше не стоит говорить заранее о вашем приходе Пип. Пусть это станет для нее сюрпризом, хорошо? В семь часов вам подойдет?
Приглашение было искренним и радушным – чувствовалось, что оно идет от чистого сердца. Так же как и Пип, Офелии нравилось разговаривать с ним.
– Чудесно. Может быть, что-нибудь захватить? Карандаши, например? Или ластик?
Офелия рассмеялась, но сам Мэтт считал, что это не такая уж плохая идея.
– Главное, чтобы вы сами пришли. Пип будет счастлива.
Мэтт не решился ответить, что и он тоже, но это вертелось у него на языке. Впервые за много лет он радовался как мальчишка. Он уже успел полюбить их обеих. И мать, и дочь оказались на редкость приятными. Им обеим пришлось немало выстрадать, и печать пережитой трагедии еще лежала на их лицах. С каждым днем Мэтт узнавал их все лучше и с каждым днем испытывал все большее уважение к ним обеим. А то, что она рассказала о своем сыне… Господи, такого никому не пожелаешь.
– Тогда до вечера, – с улыбкой бросил Мэтт.
Помахав ему на прощание рукой, Офелия зашагала к дому. А он смотрел ей вслед, снова удивляясь, до чего она похожа на Пип.
Глава 7
Пип валялась на диване. Подложив под ногу подушку, она с самым несчастным видом разглядывала ее. И тут в дверь позвонили. Нимало не сомневаясь, кто пришел, Офелия побежала открывать. На пороге в свитере с высоким воротником и джинсах, с бутылкой вина под мышкой стоял Мэтт. Офелия встретила его радостной улыбкой. Потом приложила палец к губам и кивком указала на диван. Понимающе ухмыльнувшись, он направился в гостиную. Увидев на пороге Мэтта, Пип с восторженным воплем сорвалась с дивана и, прыгая на одной ноге, кинулась ему навстречу.
– Мэтт! – Удивленная и обрадованная, она переводила взгляд с него на довольно улыбавшуюся мать и ничего не понимала. – Но… как это?
– Мы с твоей мамой сегодня столкнулись на пляже, и она была так добра, что пригласила меня пообедать с вами. Как твоя нога?
– Ужасно! Дурацкая нога! Как я от нее устала! Мне так жаль, что я не могу больше рисовать вместе с вами!
За это время Пип сделала множество набросков, но и они уже успели ей надоесть. Она скучала и злилась, ей казалось, что с каждым днем она рисует все хуже. Да вот хотя бы сегодня – она так и не сумела правильно нарисовать Муссу задние лапы.
– Я снова тебе покажу, – пообещал Мэтт, когда Пип поведала ему о своем горе. Он протянул ей альбом для рисования и коробку карандашей, которую накануне обнаружил в своем столе. Пип в полном восхищении разглядывала и то и другое.
Пока они болтали, Офелия накрыла на стол, а потом открыла бутылку очень неплохого французского вина. Пила она мало и редко, но это вино она любила – наверное, потому, что оно напоминало ей о Франции.
Поставив в духовку цыпленка, Офелия приготовила спаржу с канадским рисом, а к нему – голландский соус. Учитывая, что за весь год она не готовила ничего сложнее сандвичей, у нее получился настоящий кулинарный шедевр. Офелия даже не ожидала, что обычная готовка может доставлять такое удовольствие.
Но на Мэтта ее изыски явно произвели впечатление. На лице у него появилось выражение почтительного восхищения, а Пип, ахнув, захлопала в ладоши.
– Как?! Никакой замороженной пиццы?!
– Пип, умоляю тебя! Тебе вздумалось вытащить на свет Божий все мои тайны? – улыбнулась Офелия.
– Ничего страшного. Диета, на которой я сижу, тоже в основном состоит из пиццы да пакетного супа, – хмыкнул Мэтт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106