Это всего в двухстах ярдах по прямой от Уилширского Сельского Клуба.
Все вполне комфортабельно. В комнате — одно глубокое кожаное кресло — для меня; два шоколадно-коричневых жестких кресла; слишком большой шоколадный диван; три подушки для сидения на полу, которые никогда не остаются на своих местах; желто-золотистый, от стены до стены, ковер с таким густым и жестким ворсом, что, ступая по нему босиком, вы чувствуете, будто идете по пружинному матрацу; большой, низкий, покрытый черным лаком кофейный столик, на котором лежат текущие номера журналов «Плейбой», «Аквариум» и «Кавалер», искусно разложенные так, чтобы закрыть круглые следы давно сгинувших стаканов; и фальшивый камин под большим — в один квадратный ярд — полотном с обнаженной фигурой, написанной маслом в ярких и резких тонах.
Нравится? Ну и черт с вами; я лично нахожу, что она прекрасна.Спальня: кровать, подушка для сидения на полу, два кресла, туалетный столик.
Ванная: комбинированная ванна с душем; фарфоровый унитаз; аптечный шкафчик с зеркалом, никаких картин с обнаженными телами.
Кухонька: газовая плита, холодильник, угол, оборудованный для еды, бутылка бурбона. А также продукты.Я захватил свой «ночной колпак» в спальню и начал выбираться из своей одежды. Повесил серый габардиновый костюм рядом с другими в стенной шкаф, положил галстук в сетку, сунул распялки в модные коричневые туфли, а сорочку, трусы и носки бросил в мешок для стирки.
Став под душ, я подставил грудь под струю воды, раздумывая тем временем о людях, с которыми мне довелось столкнуться в этот долгий, но интересный вечер.
Это был замечательный вечер.Я намылился, обмылся, выключил душ и растер тело жестким полотенцем. В постели, под чистой простыней, заведя оба будильника на 8 часов утра, вдыхая прохладный воздух, вливающийся в комнату сквозь открытые окна, я думал о Глории, о Максине, о Робин и Джо, пока не заснул.
Я поймал последнюю ноту первого будильника, с наслаждением повернулся на другой бок и начал снова углубляться в прекрасную страну Никогда-Никогда, где черноглазые гурии в прозрачных лифчиках и целлофановых
юбках ехидно плясали вокруг моего трона. Девушка с тридцатишестидюймовым бюстом и массой темно-рыжих волос щекотала меня по щекам ресницами длиной в один фут. Я скользнул взглядом по белой переносице и заглянул ей в глаза, и они вдруг превратились в два тлеющих уголька. Ресницы стали расти, удлиняться, соединились в две железные спицы и начали вонзаться мне в шею. Второй будильник — тот, что побольше, — неистово зазвонил и прогнал кошмарные сновидения. Я приподнялся, чертыхнулся и взглянул на часы, Восемь. Утро. Самое мерзкое и несчастное время суток.
С отвращением я провел языком по небу, облизнул губы, поморгал и выкатился из постели. Толчок от соприкосновения ног с полом так резко ударил в голову, что у меня едва не раскололся череп: внутри, видно, была сплошная боль.
С усилием я кое-как вытащил из шкафа халат и поплелся в ванную, чувствуя себя старым и обессиленным. Я подставил лицо под струю воды, почистил зубы и провел гребешком по волосам. На волосы это не произвело никакого впечатления. В кухне я поставил на огонь кастрюлю с водой, заварил кофе и снял с полки коробку с маисовыми хлопьями. Вот именно—с маисовыми хлопьями. Простой, добрый маис. Завтрак. Даже без похмелья мысль о сытном завтраке вызывает у меня ощущение какого-то насилия над собой.
Я всыпал в кипящую воду горсть хлопьев и стал следить за тем, как они варятся.Они тошнотворно пузырились и булькали. И в желудке у меня тоже тошнотворно пузырилось и булькало.
Я отнес хлопья в ванную и вылил все в фарфоровый унитаз. Быстро и просто; с завтраком было покончено.Все-таки я заставил себя съесть кусочек тоста и выпить две чашки кофе и окончательно проснулся.
Я надел серо-голубой габардиновый костюм. Потом, не спеша, включил свет у аквариумов, накормил рыбок живыми дафниями, расправил плечи и вышел.
Чувствовалось, что сегодня день будет жаркий; солнце еще не добралось до зенита, а уже припекало и жгло, упорное и бесцеремонное, как энергичный пешеход на Главной Улице. Ветра не было. Смог щипал глаза, и сквозь него туманно виднелся американский флаг, вяло и неподвижно свисавший над входом в Уилширский Сельский Клуб. Я сел в кадиллак и направился в сторону Норт Уинзор.
Пожалуй, в блузке и коротких брюках она мне нравилась больше, но и в плотно облегающем желтом свитере, белой плиссированной юбке, нейлоновых чулках и коричневых с белым туфлях на каблучках-«гвоздиках» она была живым ответом на вопрос, произошел ли человек от обезьяны.
— С добрым утром, мистер Скотт, — сказала она мягко и приветливо. — Вы так рано и полны энергии.
— Я вспомнил кое-что, упущенное вчера. Решил заглянуть к вам и поговорить еще раз.
Может быть, ей это было и неприятно, но она открыла дверь и пригласила меня войти. Я вошел и — гм, гм — на том же низком зеленом диване сидел докучливый мистер Кэш. В это утро на нем был новый коричневый твидовый костюм, но на лице его было то же угрюмое выражение.
Я бодро сказал:
— Доброе утро.
Он медленно поднялся и встал, широко расставив ноги. Он злобно смотрел на меня.
— Вы шпион, — сказал он противным голосом, — почему вы не копаетесь в своих бумажках? Вообще, вы когда-нибудь сидите дома?
Мне уже настолько осточертели злобные взгляды и рычание этого надутого типа, что я сказал, не подумав:
— А вы когда-нибудь уходите домой?
Он скрипнул зубами, ноздри его раздулись, и он очутился лицом к лицу со мной. Он схватил меня спереди за сорочку и толкнул меня к двери.
— Вон! — гаркнул он. — Вон отсюда, шпион!
Ничто так быстро не приводит меня в бешенство, как самонадеянность какого-нибудь парня, воображающего, что он может толкать меня куда ему вздумается. Однако я удержал руки по швам и медленно произнес:
— Ну, погоди же, приятель.
Больше я не успел сказать; ,он приблизился еще на полшага, уперся своей ручищей мне в грудь и толкнул меня. Я отступил на правую ногу, размахнулся и правым кулаком врезал ему в челюсть. Он как будто сложился пополам, только в обратную сторону, и шлепнулся на собственные ягодицы.
Я сказал:
— Забыл предупредить вас, Кэш. Придержите свои лапы.
Он был крепок. Он посидел одно мгновение, потряс головой, потом начал подниматься с пола.
— Прекратите! Сию минуту прекратите! — Это крикнула Робин, став между нами и топнув четырехдюймовым каблучком. — Вы, животные, — сказала она. — Вести себя не умеете? — Обернувшись к Кэшу, она резко добавила: — Эдди, ты не имел права! В моем доме! Мне стыдно за тебя. Лучше уходи, и возвращайся, когда настроишься на более дружелюбный лад.
Он, наконец, встал, смахнул сзади с брюк пыль, пощупал челюсть и подошел ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Все вполне комфортабельно. В комнате — одно глубокое кожаное кресло — для меня; два шоколадно-коричневых жестких кресла; слишком большой шоколадный диван; три подушки для сидения на полу, которые никогда не остаются на своих местах; желто-золотистый, от стены до стены, ковер с таким густым и жестким ворсом, что, ступая по нему босиком, вы чувствуете, будто идете по пружинному матрацу; большой, низкий, покрытый черным лаком кофейный столик, на котором лежат текущие номера журналов «Плейбой», «Аквариум» и «Кавалер», искусно разложенные так, чтобы закрыть круглые следы давно сгинувших стаканов; и фальшивый камин под большим — в один квадратный ярд — полотном с обнаженной фигурой, написанной маслом в ярких и резких тонах.
Нравится? Ну и черт с вами; я лично нахожу, что она прекрасна.Спальня: кровать, подушка для сидения на полу, два кресла, туалетный столик.
Ванная: комбинированная ванна с душем; фарфоровый унитаз; аптечный шкафчик с зеркалом, никаких картин с обнаженными телами.
Кухонька: газовая плита, холодильник, угол, оборудованный для еды, бутылка бурбона. А также продукты.Я захватил свой «ночной колпак» в спальню и начал выбираться из своей одежды. Повесил серый габардиновый костюм рядом с другими в стенной шкаф, положил галстук в сетку, сунул распялки в модные коричневые туфли, а сорочку, трусы и носки бросил в мешок для стирки.
Став под душ, я подставил грудь под струю воды, раздумывая тем временем о людях, с которыми мне довелось столкнуться в этот долгий, но интересный вечер.
Это был замечательный вечер.Я намылился, обмылся, выключил душ и растер тело жестким полотенцем. В постели, под чистой простыней, заведя оба будильника на 8 часов утра, вдыхая прохладный воздух, вливающийся в комнату сквозь открытые окна, я думал о Глории, о Максине, о Робин и Джо, пока не заснул.
Я поймал последнюю ноту первого будильника, с наслаждением повернулся на другой бок и начал снова углубляться в прекрасную страну Никогда-Никогда, где черноглазые гурии в прозрачных лифчиках и целлофановых
юбках ехидно плясали вокруг моего трона. Девушка с тридцатишестидюймовым бюстом и массой темно-рыжих волос щекотала меня по щекам ресницами длиной в один фут. Я скользнул взглядом по белой переносице и заглянул ей в глаза, и они вдруг превратились в два тлеющих уголька. Ресницы стали расти, удлиняться, соединились в две железные спицы и начали вонзаться мне в шею. Второй будильник — тот, что побольше, — неистово зазвонил и прогнал кошмарные сновидения. Я приподнялся, чертыхнулся и взглянул на часы, Восемь. Утро. Самое мерзкое и несчастное время суток.
С отвращением я провел языком по небу, облизнул губы, поморгал и выкатился из постели. Толчок от соприкосновения ног с полом так резко ударил в голову, что у меня едва не раскололся череп: внутри, видно, была сплошная боль.
С усилием я кое-как вытащил из шкафа халат и поплелся в ванную, чувствуя себя старым и обессиленным. Я подставил лицо под струю воды, почистил зубы и провел гребешком по волосам. На волосы это не произвело никакого впечатления. В кухне я поставил на огонь кастрюлю с водой, заварил кофе и снял с полки коробку с маисовыми хлопьями. Вот именно—с маисовыми хлопьями. Простой, добрый маис. Завтрак. Даже без похмелья мысль о сытном завтраке вызывает у меня ощущение какого-то насилия над собой.
Я всыпал в кипящую воду горсть хлопьев и стал следить за тем, как они варятся.Они тошнотворно пузырились и булькали. И в желудке у меня тоже тошнотворно пузырилось и булькало.
Я отнес хлопья в ванную и вылил все в фарфоровый унитаз. Быстро и просто; с завтраком было покончено.Все-таки я заставил себя съесть кусочек тоста и выпить две чашки кофе и окончательно проснулся.
Я надел серо-голубой габардиновый костюм. Потом, не спеша, включил свет у аквариумов, накормил рыбок живыми дафниями, расправил плечи и вышел.
Чувствовалось, что сегодня день будет жаркий; солнце еще не добралось до зенита, а уже припекало и жгло, упорное и бесцеремонное, как энергичный пешеход на Главной Улице. Ветра не было. Смог щипал глаза, и сквозь него туманно виднелся американский флаг, вяло и неподвижно свисавший над входом в Уилширский Сельский Клуб. Я сел в кадиллак и направился в сторону Норт Уинзор.
Пожалуй, в блузке и коротких брюках она мне нравилась больше, но и в плотно облегающем желтом свитере, белой плиссированной юбке, нейлоновых чулках и коричневых с белым туфлях на каблучках-«гвоздиках» она была живым ответом на вопрос, произошел ли человек от обезьяны.
— С добрым утром, мистер Скотт, — сказала она мягко и приветливо. — Вы так рано и полны энергии.
— Я вспомнил кое-что, упущенное вчера. Решил заглянуть к вам и поговорить еще раз.
Может быть, ей это было и неприятно, но она открыла дверь и пригласила меня войти. Я вошел и — гм, гм — на том же низком зеленом диване сидел докучливый мистер Кэш. В это утро на нем был новый коричневый твидовый костюм, но на лице его было то же угрюмое выражение.
Я бодро сказал:
— Доброе утро.
Он медленно поднялся и встал, широко расставив ноги. Он злобно смотрел на меня.
— Вы шпион, — сказал он противным голосом, — почему вы не копаетесь в своих бумажках? Вообще, вы когда-нибудь сидите дома?
Мне уже настолько осточертели злобные взгляды и рычание этого надутого типа, что я сказал, не подумав:
— А вы когда-нибудь уходите домой?
Он скрипнул зубами, ноздри его раздулись, и он очутился лицом к лицу со мной. Он схватил меня спереди за сорочку и толкнул меня к двери.
— Вон! — гаркнул он. — Вон отсюда, шпион!
Ничто так быстро не приводит меня в бешенство, как самонадеянность какого-нибудь парня, воображающего, что он может толкать меня куда ему вздумается. Однако я удержал руки по швам и медленно произнес:
— Ну, погоди же, приятель.
Больше я не успел сказать; ,он приблизился еще на полшага, уперся своей ручищей мне в грудь и толкнул меня. Я отступил на правую ногу, размахнулся и правым кулаком врезал ему в челюсть. Он как будто сложился пополам, только в обратную сторону, и шлепнулся на собственные ягодицы.
Я сказал:
— Забыл предупредить вас, Кэш. Придержите свои лапы.
Он был крепок. Он посидел одно мгновение, потряс головой, потом начал подниматься с пола.
— Прекратите! Сию минуту прекратите! — Это крикнула Робин, став между нами и топнув четырехдюймовым каблучком. — Вы, животные, — сказала она. — Вести себя не умеете? — Обернувшись к Кэшу, она резко добавила: — Эдди, ты не имел права! В моем доме! Мне стыдно за тебя. Лучше уходи, и возвращайся, когда настроишься на более дружелюбный лад.
Он, наконец, встал, смахнул сзади с брюк пыль, пощупал челюсть и подошел ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46