Дело принимало долгий оборот, поэтому я поднялся н а чердак, уложил свой мешок и снес его вниз, к двери. Я совсем разобиделся и решил уйти нынче же вечером. Мне казалось, что так будет лучше всего.
Когда я вернулся к столу, Петтер сказал:
– Уж не собираешься ли ты уйти на ночь глядя?
– Да. Собираюсь.
– Но это же глупо, стоит ли обращать внимание на бабью болтовню!
– Господи, да не удерживай этого старикашку! – сказала ему сестра.
Наконец явился хозяин с хозяйкой.
– Ну, сколько же с меня?
– Гм… Да уж ладно, сколько дадите.
Мне было не по себе среди этих отвратительных людей, я вытащил из кармана бумажку, какая попалась под руку, и сунул ее хозяйке.
– Хватит с вас?
– Гм… Конечно, это не худо, но все же… А впрочем, пускай будет по-вашему.
– Сколько я вам дал?
– Пять крон.
– Что ж, это, пожалуй, маловато. И я снова полез за деньгами.
– Нет, мама, он уплатил десять, – вмешался Петтер. – Это слишком много, надо дать ему сдачи.
Старуха разжала руку, взглянула на деньги и сказа ла с удивлением:
– A х, право, я и не заметила, что это десятка! Я ведь даже не посмотрела. Раз так, большое спасибо.
Депутат смутился и стал рассказывать парням о том, что прочитал в сегодняшней газете: с одним человеком произошел несчастный случай, молотилка оторвала ему руку. Девицы притворялись, будто не замечают меня, но сидели надутые, и глаза у них горели, как у разъяренных кошек. Мне нечего было здесь делать.
– Прощайте! – сказал я.
Хозяйка проводила меня до двери и сказала ласково:
– Сделай милость, одолжи нам бутылку вина. Пра во, такая досада, у нас, как на грех, гости.
– Прощайте, – повторил я таким тоном, что она не посмела настаивать.
За спиной у меня был мешок, в руках – швейная ма шина; ноша была тяжелая, а дорогу развезло; но, несмотря на это, я шагал с легким сердцем. Конечно, вышла не приятная история, и я готов был признать, что поступил нехорошо. Нехорошо? Пустое! Ведь я же, можно сказать, учинил дознание и выяснил, что эти дрянные девчонки хотели за мой счет угостить своих женихов. Положим, это так. Но ведь я только потому и обиделся, что они уязви ли мою мужскую гордость: ведь пригласи они не этих парней, а каких-нибудь девушек, разве вино не потекло бы рекой? Еще как! И к тому же она назвала меня старикашкой. Но разве это не правда? Видно, я и впрямь уже стар, если обиделся, что мне предпочли ка кого-то мужика…
Ходьба утомила меня, и досада понемногу рассеялась, я бросил чинить дознание, я брел по дороге вот уже сколько часов со своей дурацкой ношей – тремя бутыл ками вина и швейной машиной. День был теплый, окрест ные хутора тонули в тумане, и только подойдя совсем близко, я мог видеть, горит ли в окнах свет, а тут еще собаки не давали мне пробраться на сеновал. Подкралась ночь, я изнемог и совсем упал духом, будущее представлялось мне в самом мрачном свете. И зачем только я выбросил на ветер такую кучу денег! Я решил продать швейную машину и выручить то, что за нее уплатил.
Наконец я набрел на хутор, где собак не было. В окошке еще горел свет, я без колебаний постучал и попросился переночевать.
XXVIII
У стола сидела молоденькая девушка, которая, должно быть, совсем недавно конфирмовалась, и что-то шила. Когда я попросился на ночлег, она нисколько не испугалась, сказала, что сейчас спросит, и вышла в боковую дверь. Я крикнул ей вслед, что с меня довольно будет, если мне позволят посидеть до утра у печки.
Вскоре девушка вернулась, и следом за ней вошла ее мать, поспешно застегивая пуговицы.
Она поздоровалась и сказала, что не может, к сожалению, предложить мне особых удобств, но охотно уступит свою постель в боковой комнатке.
– А сами вы как же?
– Да ведь скоро уж утро. И к тому же дочке надо еще посидеть над шитьем.
– А что она шьет? Платье?
– Нет, только блузку. Хочет надеть ее завтра в церковь, я вот думала ей помочь, да она решила все сама сделать.
Я поставил на стол швейную машину и сказал, что на такой машине сшить блузку легче легкого. Вот я сейчас покажу, как это делается!
– Вы, стало быть, портной?
– Нет. Просто я торгую швейными машинами.
Тут я достаю руководство и читаю вслух, как пользо ваться машиной, а девушка внимательно слушает, она совсем еще ребенок, и ее тонкие пальчики все си ние от линючей материи. Они такие жалкие, эти паль чики, я гляжу на них, вынимаю бутылку вина и пред лагаю всем выпить. Потом мы снова принимаемся за шитье, я читаю руководство, а девушка крутит ручку машины. Она в совершенном восторге, и глаза ее ярко блестят.
Сколько ей лет?
– Шестнадцать. В прошлом году она конфирмова лась.
А как ее зовут?
– Ольга.
Мать стоит, глядя на нас, ей тоже хочется покрутить машину, но e д в а она протягивает руку, Ольга всякий раз ее останавливает:
– Нет, мама, не надо, а то сломаешь!
Когда мы перематываем нитки, мать хочет подержать челнок, но Ольга снова ее отстраняет, боясь, как бы она что-нибудь не испортила.
Хозяйка ставит на огонь кофейник, в домике становится тепло и уютно, мать с дочерью забывают о своем одиночестве, на душе у них легко и спокойно, я поте шаюсь над машиной, и Ольга весело смеется всякой моей шутке. Я замечаю, что они даже не спрашивают о цене, хотя знают, что машина продается, – такая рос кошь им не по средствам. Посмотреть, как на ней шьют, и то для них праздник!
– Ольге непременно нужна такая машина. Погля дите, как ловко у нее все получается.
Мать отвечает, что надо повременить, вот скоро Оль га поступит в услужение и заработает немного.
– Так она хочет поступить в услужение?
– Да, мы надеемся найти для нее место. Две стар шие дочери уже пристроены. И живется им, слава богу, не худо. Завтра они тоже будут в церкви, Ольга с ними там увидится.
На одной стене висит треснутое зеркальце, к другой прибиты гвоздиками грошовые картинки, на которых красуются конные гвардейцы и принц с принцессой в роскошных одеждах. Одна, совсем выцветшая, изобра жает императрицу Евгению, я вижу, что эта картинка ви сит здесь уже давно, и спрашиваю, откуда она у них,
– Да разве упомнишь? Муж как-то принес.
– А где он ее достал?
– Кажется, в Херсете, он там работал в молодости? Тому уж лет тридцать минуло.
Я уже решил, как мне быть, и говорю:
– Да ведь этой картине цены нет.
Хозяйка думает, что я над ней смеюсь, но я долго рассматриваю картину и с уверенностью заявляю, что она стоит больших денег.
Но хозяйка не так проста, она говорит:
– А вы не ошибаетесь? Ведь она висит здесь с тех самых пор, как мы этот дом поставили. И Ольга с ма лых лет называет ее своей.
Я напускаю на себя таинственность и спрашиваю с видом знатока, которого интересуют все подробности:
– А где это – Херсет?
– Да тут, неподалеку. В двух милях от нас. Это имение ленсмана…
Кофе поспел, и мы с Ольгой прерываем работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26