Увидев ее, я сначала подумал, что это сон. Но это была она, Арсиноя, ее пинки приносили боль, и у меня закружилась голова. Каким же я оказался недогадливым, как недооценил сообразительность Арсинои. То-то я удивился, что Ксенодот собирается уходить в плавание на восток на закате! А все объяснялось очень просто: и он, и Арсиноя решили еще раз схитрить, чтобы заставить меня отправиться с ними. Поняв же, что я непреклонен и скорее откажусь от Арсинои, чем от предначертанного мне пути, они прокружили всю ночь по морю, не удаляясь от порта, а утром вернулись в Панорм, и Арсиноя с дочерью сошли на берег.
Ксенодот, однако, дожидаться никого не собирался и тут же отплыл с попутным западным ветром, который в последние дни дул не переставая.
Грубо разбудив меня и дав волю своей ярости, Арсиноя изобразила на лице покорность и сказала:
— Вот и я, Турмс. Неужели ты в самом деле подумал, что я с легким сердцем смогу оставить тебя? Или ты не веришь в мою любовь? Да ведь я неразрывно связана с тобой с тех пор, как богиня соединила нас. Ах, ничего-то ты не понимаешь и совсем не разбираешься в моих чувствах, потому что сам любить не умеешь и готов бросить меня из-за каких-то глупых предзнаменований.
Но я почти не слушал ее, мои руки тянулись к ней, и меня переполняло такое счастье, что Арсиноя в конце концов перестала браниться. Ее красивое лицо осветила улыбка, и она тихо сказала:
— Так вызывай же южный ветер, Турмс, раз ты считаешь себя повелителем ветров. Вызывай снова ветер, ибо я соскучилась по тебе и во мне бушует настоящий вихрь… Нет, не вихрь, а буря, грозный шторм!
Анна босиком вошла к нам и остановилась как вкопанная, увидев Арсиною. Вина была написана на ее лице, но, к счастью, Арсиноя вряд ли могла вообразить, что босоногая девчонка в юбочке из коры — это ее соперница. Она приняла растерянность Анны за удивление, отдала ей Мисме и быстро сказала:
— Накорми ее, одень во что-нибудь, что не жалко испортить на этом грязном корабле, и уходи отсюда. Мы хотим остаться одни, чтобы вызвать ветер.
Жар охватил меня с ног до головы, я почувствовал свою силу и, бросив взгляд на Анну, изумился тому, что эта темноволосая девушка побывала нынешней ночью в моих объятиях — ведь на свете есть Арсиноя, моя прекрасная Арсиноя! Я кинулся к тиррену и хромому рулевому, растолкал их и пинками выпроводил на берег их рабов, которые стояли, ничего не понимая и почесывая в голове.
— Молитесь о попутном ветре, — приказал я им и обернулся к купцу. — На крыльях шторма я переброшу твой корабль в Рим быстрее, чем тебе когда-либо удавалось туда добраться. Совершите же обряд жертвоприношения, потому что в полдень мы поднимем паруса.
Тиррен еще не совсем протрезвел и поэтому послушался меня, и это было очень разумно с его стороны, потому что иначе я выбросил бы его за борт его собственного корабля, чтобы остаться наедине с Арсиноей. Мы страстно бросились друг другу в объятия. В ее теле и впрямь поселился яростный вихрь, а в моей крови бушевал шторм. Богиня прикрыла нас своими золотыми волосами, а ее улыбка была такой ослепительной, что грязный корабль сиял как драгоценная безделушка.
Мы наслаждались друг другом так, как если бы сама богиня поселилась в теле Арсинои. Наконец Арсиноя, разожженная страстью, громко закричала и назвала богиню ее тайным именем, потребовав, чтобы та показала свою силу и вызвала попутный ветер.
Я тоже взялся за дело и принялся кружиться в священном танце, обращаясь к южному ветру и моля его помочь нам. Потом мы с Арсиноей встали на носу корабля, не обращая внимания на столпившихся на берегу людей, и в очередной раз призвали ветер. Мы находились в каком-то упоении и не знали, откуда берутся нужные заветные слова, но они были услышаны: все вокруг потемнело, ветер изменил направление, и разрываемые блестящими молниями тучи, стремясь к морю, начали переваливаться через горбатые горы Панорма. Сильный ветер срывал крыши с лачуг и уносил из рук торговцев корзины, но мы ничего не замечали до тех пор, пока в домах не стали закрываться двери и окна, а пучки тростника, сорванные с крыш, не закружились в воздухе.
Только тогда мы замолчали, обменялись поцелуями и успокоились. Осмотревшись вокруг, мы увидели тиррена и его людей — они бежали в порт, и их одежды развевались; карфагенские воины и таможенники стояли, переступая с ноги на ногу, и смотрели на нас.
Как только тиррен поднялся на палубу, налетел мощный порыв ветра и корабль, обращенный высокой кормой к берегу, был прямо-таки сброшен в море неведомой силой, так что купцу волей-неволей пришлось отправляться в путь. Он торопливо приказал поднимать паруса и садиться к рулевым веслам, иначе корабль непременно бы перевернулся. Финикийцы, стоящие на берегу, развернули черные полотнища, предупреждающие о шторме и запрещающие покидать порт, но вихрь вырвал эти полотнища у них из рук и бросил в пенящуюся воду. Качаясь на волнах, наш корабль с наполненным ветром залатанным парусом несся в открытое море.
Я помог тиррену и рулевому установить весла и спустился вниз посмотреть, что делает Арсиноя. Там, среди тюков с товарами и засаленных тюфяков, я увидел гладкий камушек, который случайно принесли сюда с берега вместе со связками шкур. Мгновенно позабыв обо всем, я наклонился, поднял его и положил на ладонь. На нем были серые и белые пятна, и он напоминал голубя. Значит, он предназначался именно мне, и я спрятал его в кожаный кошелек — подарок Ларса Альсира.
Больше у меня с собой ничего не было — я покидал Сицилию с пустыми руками. Я помнил, конечно, что Арсиноя хитростью выманила все мои ценные вещи, но меня это нимало не беспокоило.
Больше я не оглядывался и не искал взглядом Эрикс. Покидая Сицилию, я смотрел только вперед, на север.

Книга VIII
Знамения
1
С жесткими от соленых брызг волосами, с серыми от усталости лицами, с мозолями от канатов на ладонях подошли мы к италийскому побережью. Заметив опознавательные знаки на берегу, рулевой громко вскрикнул от удивления и возвестил, что до устья реки у города Рима остался всего один день пути. Тиррен захлопал в ладоши и заявил, что никогда в жизни не плавал он так быстро и что его изумляет постоянство южного ветра, который после шторма так и не переменил направления.
На следующий день в устье реки нам стали встречаться корабли, большие и маленькие, которые прибыли из разных стран и направлялись вверх или вниз по течению. Уже издалека увидел я знаменитые римские соляные копи — на сияющих белизной кучах соли стояли, погрузившись в нее по колено, рабы с лопатами и мешками.
Тиррен не стал задерживаться в устье, а нанял волов и рабов, велел привязать их к изогнутому носу судна и сам взялся за канат, чтобы помочь людям тащить корабль вверх по быстрой реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147