— Прости меня, о целомудреннейшая из женщин, и помоги почистить одежду!
— Пройдем в дом, — предложила Танаквиль.
Она проводила Арсиною в свою спальню, где нас уже ожидала горячая вода и полотенца, так что и я смог умыться. Там, приведя себя в порядок, мы отбросили всякие церемонии и все втроем дружно расхохотались.
Танаквиль, вытирая слезы, катившиеся по ее щекам от смеха, сказала:
— Разве я не говорила тебе, Турмс, что она — распоследняя распутница из всех, кого я знаю? И все же меня до глубины души проняло то, как застонала она в твоих объятиях, — если только она не притворялась, чтобы еще сильнее завлечь тебя в свои сети. Никогда не верь женщине, Турмс. Тело женщины может обманывать так же, как ее глаза и язык.
Слыша это, Арсиноя возразила с умильной улыбкой:
— О Турмс, не верь этой завистливой женщине! Ведь ты и сам почувствовал, как разверзлась под нами гора и содрогнулись земные недра.
Говоря это, она то и дело поглядывала в бронзовое зеркало Танаквиль и ловко умащивала щеки и губы ее маслами и помадами. Только что трепетавшая от страсти в моих объятиях, она напоминала сейчас маленькую девочку, хотя глаза ее все еще сияли от недавно пережитого наслаждения.
— Твое лицо стало другим, Арсиноя, — сказал я. — Но, по-моему, это и есть твое настоящее лицо. Не прячь его больше.
Она кивнула и распустила волосы, которые рассыпались по ее обнаженным плечам. Волосы отливали золотом и были пышными, как морская пена. Какое-то время она пристально смотрела на себя в зеркало и морщила нос. На ее красивом лице отражалась каждая мысль. Ревнуя к зеркалу, я опустил руку на голое плечо Арсинои и хотел повернуть ее лицом к себе, но жрица положила зеркало на стол и прикрыла лицо руками.
— Во имя богини! — воскликнула Танаквиль, не скрывая своего удивления. — Клянусь, она краснеет, стоит только тебе к ней прикоснуться! Неужто вы и впрямь полюбили друг друга? Нет, не думаю. Однако теперь я понимаю, отчего ты, Турмс, бродил по дому, то и дело загадочно улыбаясь. Богиня в Эриксе околдовала тебя.
— Танаквиль, — попросил я, — может быть, ты сходишь и принесешь какую-нибудь еду и вино, как ты и обещала? Все равно я сейчас плохо понимаю тебя.
Она закивала головой, как клюющая зерно курица, засмеялась своим собственным мыслям и сказала:
— Задвинь по крайней мере щеколду на двери, чтобы я знала, что надо постучать, когда вернусь.
Едва она ушла, мы с Арсиноей обменялись долгим взглядом. Жрица побледнела, зрачки ее расширились, а глаза стали похожи на темные звезды. Я протянул к ней руки, но она в ответ только замахала руками и прошептала:
— Не подходи!
Однако страсть закипела во мне, и я решил не обращать внимания на ее сопротивление. Наоборот, чувствуя его, я заранее знал, что она непременно покорится моей воле, и это усиливало мое наслаждение до бесконечности. Западный шторм на улице усиливался, и ветер так хлопал ставнями, как будто хотел ворваться сюда! Крыша трещала, а через щели в двери страшно дуло. Духи ветра, торжествуя, метались вокруг нас, и мы чувствовали себя так, как будто раскачивались на туче в самом сердце бури.
Когда мы наконец, обессилев, откинулись на подушки, Арсиноя прижалась щекой к моему плечу и сказала:
— Так прекрасно и так пугающе меня не любил еще ни один мужчина!
— Арсиноя, — проговорил я, — какая же ты загадочная и… непорочная! И сколько бы раз я ни дотрагивался до тебя, ты всегда останешься для меня такой же.
Ветер громко завывал за окном и тряс раму. С улицы доносились крики о помощи, плач детей, мычание скота. Мы смотрели друг на друга, и я не выпускал ее рук из своих.
Она сказала:
— Я чувствую себя так, будто выпила яд. Черные тени мелькают у меня перед глазами, а ноги и руки очень замерзли. Когда ты на меня смотришь, мне кажется, что я вот-вот умру.
— Арсиноя, — ответил я, — раньше я никогда не боялся будущего. С интересом и нетерпением спешил я ему навстречу. Но теперь мне страшно, и боюсь я не за себя, а за тебя.
Арсиноя же прошептала:
— Богиня живет во мне и является частью моего существа, а иначе ничего подобного со мной бы не случилось. Я внимательно прислушиваюсь к себе, ощущаю, как горячие волны лижут мое тело, и испытываю такое блаженство, которое могут познать только бессмертные. Богиня обязательно будет охранять нас. А если нет, то я перестану в нее верить…
Тут раздался стук в дверь. Когда я отодвинул щеколду, в комнату вошла Танаквиль с небольшим бурдюком вина под мышкой и двумя кубками в руке.
— Беспечные, вы не боитесь даже неистовства бури? — спросила она. — Ветер сорвал крыши с домов, кое-где рухнули стены, многие получили увечья. Посейдон стал сотрясать гору, и море со страху разбушевалось. Не знаю, как вы, а я непременно должна выпить вина, чтобы набраться смелости.
Она подняла бурдючок и направила струю вина прямо себе в рот, а когда утолила жажду, то наполнила кубки и подала их нам со словами:
— Мой герой Дориэй замотал голову полотенцем и трясется от страха, жалуясь, что земля уходит у него из-под ног. Врач Микон держится за виски и уверяет, что оказался в стране теней. На улице и вправду темно, как ночью; никогда прежде здесь не было такого сильного весеннего шторма, хотя погода в Эриксе в это время года всегда изменчива. А вы, знай себе, шепчетесь и целуетесь друг с другом, как будто вы пьяны даже без вина!
Я не мог сдержать радости, которая охватила меня, и смотрел то на встревоженную Танаквиль, то на Арсиною, которая сидела с покорно опущенной головой. И вдруг какая-то сила подхватила меня и закружила в бешеном танце. Я танцевал перед двумя этими женщинами танец бури, притопывая и воздевая руки к небу, как если бы желал достать до туч. Потом я внезапно замер, прислушался и громко воскликнул:
— Уймись буря, утихни ветер, вы мне больше не нужны!
Не прошло и минуты, как ветер перестал врываться в комнату через щели в дверях, гром громыхнул последний раз и затих, и вокруг посветлело. Буря послушалась меня!
Я успокоился и огляделся по сторонам. Рассудок говорил мне, что это не может быть правдой. Просто у меня было предчувствие, что буря утихает, вот такие слова и сорвались с моих губ. Но Танаквиль смотрела на меня широко раскрытыми сердитыми глазами и спрашивала:
— Ты ли это, Турмс, или это усмиритель бурь одолжил на время твое тело?
— Это я, Турмс, благословенный молнией и властвующий над бурями, — ответил я. — Духи воздуха слушаются меня.
— Правда, только иногда, — добавил я, немного подумав, — когда во мне рождается могучая сила.
Танаквиль, указывая на Арсиною, гневно произнесла:
— Вчера ты убил невинную девушку, всего-навсего дотронувшись до нее одним пальцем, а сегодня множество людей пострадало из-за тебя. Если ты равнодушен к человеческой жизни, подумай хотя бы о тех бедах, которые ты принес ни в чем не повинному городу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147