Или стакан неразбавленного снотворного, чтобы заснуть и не слышать.
– Значит, болезнь матери только предлог?
– У нее немного кружилась голова, но доктор договорился с парикмахером и, естественно, не мог отменить встречу.
Дэмлер сел в кресло и подпер кулаками подбородок.
– У него разве осталось что-то на голове? Или вы придумали на ходу?
– К сожалению, узнала об этом только в карете по пути к его дому. Мать проговорилась – У него не хватило нахальства сказать мне об этом.
Пруденс нервно ходила по кабинету.
– Во всем виноват я. Это ведь я навязал его вам. Но мне казалось, что он может принести вам пользу.
– Откуда вам было знать, что он собой представляет? С мужчинами он ведет себя корректно.
– Сядьте, – сказал Дэмлер, когда Пруденс в очередной раз прошла мимо его кресла. Он поймал ее за руку. – Мы и так уделили доктору слишком много времени. Мне уже нужно уходить.
Пруденс села на стул рядом с его креслом тяжело дыша. Она еще переживала обиду и не могла думать ни о чем другом.
– Мои книги – ничто, видите ли. Разбирать его каракули – разве не приятное развлечение в моей унылой жизни?
– Что вы сейчас пишете? – спросил он, чтобы переменить тему. – Вижу, что новый роман захватил вас целиком. Тема, конечно, очень широкая, в словах не выразишь, но сюжет, герои – что и кто они?
Пруденс попыталась успокоиться.
– Молодая девушка, которая думает, что влюблена в вертопраха только потому, что природа наделила его красивыми зубами и копной густых волос, и еще потому, что все вокруг от него без ума. Но – со временем, конечно, – она начинает понимать, что все время любила менее красивого, но более достойного юношу. Хочу сделать вид, если критики поинтересуются, что темой на этот раз я избрала вечную, но не стареющую проблему реального и показного достоинства человека. Вам не кажется, что она хорошо звучит? В нее я постараюсь вложить весь свой опыт.
– Очень неопределенная тема. А ваша героиня – она-то не дала провести себя красивым зубам и копне волос. Предпочла все же кривые зубы и редкий пушок на голове?
– В вашем представлении это звучит как непростительная глупость. Герой совсем не такой уродливый. Зубы его я подробно не описываю – пусть читатель судит сам, каждый в силу своего воображения. Волосы у него черные и не редкие, обычные. Надеюсь, что к десятой главе читателю он понравится, а героине придется напрячь воображение, чтобы видеть во втором красоту первого. Если прибавить на эту чашу весов добродетели второго героя, то она перетянет. Одной внешности недостаточно.
Дэмлер внимательно слушал, согласно кивая головой.
– Скажите, Пру, когда вы пишете, вам не кажется, что вы начинаете переносить на героев черты знакомых вам людей? Эти ровные зубы и красивые волосы вы с кого-то списали?
– Нет, нет. Черты характера может быть, но не внешность.
– Понятно. У меня все иначе. Странно как работает наше воображение, не находите?
– Знаете, что я думаю? – спросила вдруг Пруденс.
– Что?
– Что он выдумал болезнь матери, чтобы не привозить рукопись ко мне домой.
– Не удивлюсь, если так, – согласился Дамлер, довольный, что может свободно говорите нелестные вещи об Ашингтоне, хотя и ценой интересующей его темы.
Поскольку Пруденс была не в настроении Дэмлер, вспомнив наконец о лежащем в его кармане шутливом документе, решил, что сейчас не время для шуток. Все шло не так, как он рассчитывал. Но маркиз был счастлив, что Ашингтон низко пал в глазах Пруденс.
– Пока вы будете открывать своей героине глаза на прелести гнилых зубов и редких волос, я попытаюсь уговорить Шиллу вернуться к принцу или Могулу. Интересно, что она скажет о вашей леди.
– Спросим у нее, когда «Патиенс» выйдет в свет. Это заглавие романа и ее имя. Вы сказали, что Шилла интересуется моими книгами?
– «Патиенс»? Уж не предстоит ли нам прочитать, что ей очень подходит ее имя? «Терпеливая» – так надо его понимать.
– Возможно, почему бы нет? Я всю жизнь выслушивала такие заключения. Но это не значит, что в ней я изображаю себя.
– Ни в коем случае. Себя вы изобразите в мужском облике – таков ведь ваш метод? Я послежу за героинями. Если прочитаю о молодом джентльмене, которого преследует женщина-критик, сразу догадаюсь, кто это.
– Об этом вам не придется читать! Я намереваюсь выбросить этого человека из головы. О таких людях чем раньше забываешь, тем лучше.
– А я намереваюсь всерьез заняться пьесой и закончить работу за неделю, если смогу.
Дэмлер снова подумал о бумаге в кармане и решал, стоит ли ее предъявить.
– Мне нужны деньги для подопечных матерей-одиночек. Вчера вечером я вообще не выходил из дома. Написал вчерне второй акт.
Пруденс заметила, что он дважды упомянул невинный характер своих ночных бдений, и решила подколоть его.
– Я тоже не предавалась запретным радостям прошлой ночью, но не требую за это благодарности.
– Какая бессердечность! Когда встретили меня на улице с девицей, подняли такую бурю! А теперь, когда я исправился, не хотите и доброго слова сказать?
– Никакой бури и не думала поднимать. Не делайте из меня блюстителя вашей нравственности.
– Но я надеялся, что будете довольны. Никто больше, ни одна душа в мире не проявляет интереса к моему образу жизни. Им это абсолютно безразлично.
– Какой лжец! Ваша мама проплакала два часа, когда вы впервые напились.
– Но ее уже десять лет как нет в живых. Я начал пить рано. А отец умер пятнадцать лет тому назад. Бедный сирота. Неужели вы не погладите меня по головке и не дадите своего благословения? Или нужно растянуться на полу без чувств, чтобы вызвать хоть малое сочувствие?
– В этом нет необходимости. Ладно уж. Хороший мальчик. – Пруденс погладила его волосы и почувствовала искреннее сострадание несмотря на то, что он бессовестно выклянчил ее сочувствие. – Если справитесь с Шиллой куплю засахаренных слив, а может быть и мороженое.
– Как вам удается выносить мои фокусы? – спросил Дэмлер. – У вас ангельское терпение. Хетти умрет со смеху, если узнает, что я назвался сиротой. Она сотни раз уговаривала меня переехать к ней.
«Но была счастлива, что он этого не сделал», – подумала Пруденс.
– В Ней не чувствуется тепла материнства, не так ли?
– Боже упаси. Но в вас оно есть. Как вы думаете, не согласился бы Кларенс усыновить меня? Я буду вам хорошим братом.
Пруденс почувствовала, как ее горло сжалось в спазме отчаяния. Сначала друг, потом неугомонная старая дева, а теперь сестра!
– Полагаю, что в этом плане вас больше всего привлекает мой кабинет, – засмеялась она, скрывая разочарование.
– Нет. Мне придется выстроить другой, более просторный. Ведь я оставлю наследство в десять тысяч томов.
– И оттоманку. На Гроувенор-сквер языческим реликвиям не место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Значит, болезнь матери только предлог?
– У нее немного кружилась голова, но доктор договорился с парикмахером и, естественно, не мог отменить встречу.
Дэмлер сел в кресло и подпер кулаками подбородок.
– У него разве осталось что-то на голове? Или вы придумали на ходу?
– К сожалению, узнала об этом только в карете по пути к его дому. Мать проговорилась – У него не хватило нахальства сказать мне об этом.
Пруденс нервно ходила по кабинету.
– Во всем виноват я. Это ведь я навязал его вам. Но мне казалось, что он может принести вам пользу.
– Откуда вам было знать, что он собой представляет? С мужчинами он ведет себя корректно.
– Сядьте, – сказал Дэмлер, когда Пруденс в очередной раз прошла мимо его кресла. Он поймал ее за руку. – Мы и так уделили доктору слишком много времени. Мне уже нужно уходить.
Пруденс села на стул рядом с его креслом тяжело дыша. Она еще переживала обиду и не могла думать ни о чем другом.
– Мои книги – ничто, видите ли. Разбирать его каракули – разве не приятное развлечение в моей унылой жизни?
– Что вы сейчас пишете? – спросил он, чтобы переменить тему. – Вижу, что новый роман захватил вас целиком. Тема, конечно, очень широкая, в словах не выразишь, но сюжет, герои – что и кто они?
Пруденс попыталась успокоиться.
– Молодая девушка, которая думает, что влюблена в вертопраха только потому, что природа наделила его красивыми зубами и копной густых волос, и еще потому, что все вокруг от него без ума. Но – со временем, конечно, – она начинает понимать, что все время любила менее красивого, но более достойного юношу. Хочу сделать вид, если критики поинтересуются, что темой на этот раз я избрала вечную, но не стареющую проблему реального и показного достоинства человека. Вам не кажется, что она хорошо звучит? В нее я постараюсь вложить весь свой опыт.
– Очень неопределенная тема. А ваша героиня – она-то не дала провести себя красивым зубам и копне волос. Предпочла все же кривые зубы и редкий пушок на голове?
– В вашем представлении это звучит как непростительная глупость. Герой совсем не такой уродливый. Зубы его я подробно не описываю – пусть читатель судит сам, каждый в силу своего воображения. Волосы у него черные и не редкие, обычные. Надеюсь, что к десятой главе читателю он понравится, а героине придется напрячь воображение, чтобы видеть во втором красоту первого. Если прибавить на эту чашу весов добродетели второго героя, то она перетянет. Одной внешности недостаточно.
Дэмлер внимательно слушал, согласно кивая головой.
– Скажите, Пру, когда вы пишете, вам не кажется, что вы начинаете переносить на героев черты знакомых вам людей? Эти ровные зубы и красивые волосы вы с кого-то списали?
– Нет, нет. Черты характера может быть, но не внешность.
– Понятно. У меня все иначе. Странно как работает наше воображение, не находите?
– Знаете, что я думаю? – спросила вдруг Пруденс.
– Что?
– Что он выдумал болезнь матери, чтобы не привозить рукопись ко мне домой.
– Не удивлюсь, если так, – согласился Дамлер, довольный, что может свободно говорите нелестные вещи об Ашингтоне, хотя и ценой интересующей его темы.
Поскольку Пруденс была не в настроении Дэмлер, вспомнив наконец о лежащем в его кармане шутливом документе, решил, что сейчас не время для шуток. Все шло не так, как он рассчитывал. Но маркиз был счастлив, что Ашингтон низко пал в глазах Пруденс.
– Пока вы будете открывать своей героине глаза на прелести гнилых зубов и редких волос, я попытаюсь уговорить Шиллу вернуться к принцу или Могулу. Интересно, что она скажет о вашей леди.
– Спросим у нее, когда «Патиенс» выйдет в свет. Это заглавие романа и ее имя. Вы сказали, что Шилла интересуется моими книгами?
– «Патиенс»? Уж не предстоит ли нам прочитать, что ей очень подходит ее имя? «Терпеливая» – так надо его понимать.
– Возможно, почему бы нет? Я всю жизнь выслушивала такие заключения. Но это не значит, что в ней я изображаю себя.
– Ни в коем случае. Себя вы изобразите в мужском облике – таков ведь ваш метод? Я послежу за героинями. Если прочитаю о молодом джентльмене, которого преследует женщина-критик, сразу догадаюсь, кто это.
– Об этом вам не придется читать! Я намереваюсь выбросить этого человека из головы. О таких людях чем раньше забываешь, тем лучше.
– А я намереваюсь всерьез заняться пьесой и закончить работу за неделю, если смогу.
Дэмлер снова подумал о бумаге в кармане и решал, стоит ли ее предъявить.
– Мне нужны деньги для подопечных матерей-одиночек. Вчера вечером я вообще не выходил из дома. Написал вчерне второй акт.
Пруденс заметила, что он дважды упомянул невинный характер своих ночных бдений, и решила подколоть его.
– Я тоже не предавалась запретным радостям прошлой ночью, но не требую за это благодарности.
– Какая бессердечность! Когда встретили меня на улице с девицей, подняли такую бурю! А теперь, когда я исправился, не хотите и доброго слова сказать?
– Никакой бури и не думала поднимать. Не делайте из меня блюстителя вашей нравственности.
– Но я надеялся, что будете довольны. Никто больше, ни одна душа в мире не проявляет интереса к моему образу жизни. Им это абсолютно безразлично.
– Какой лжец! Ваша мама проплакала два часа, когда вы впервые напились.
– Но ее уже десять лет как нет в живых. Я начал пить рано. А отец умер пятнадцать лет тому назад. Бедный сирота. Неужели вы не погладите меня по головке и не дадите своего благословения? Или нужно растянуться на полу без чувств, чтобы вызвать хоть малое сочувствие?
– В этом нет необходимости. Ладно уж. Хороший мальчик. – Пруденс погладила его волосы и почувствовала искреннее сострадание несмотря на то, что он бессовестно выклянчил ее сочувствие. – Если справитесь с Шиллой куплю засахаренных слив, а может быть и мороженое.
– Как вам удается выносить мои фокусы? – спросил Дэмлер. – У вас ангельское терпение. Хетти умрет со смеху, если узнает, что я назвался сиротой. Она сотни раз уговаривала меня переехать к ней.
«Но была счастлива, что он этого не сделал», – подумала Пруденс.
– В Ней не чувствуется тепла материнства, не так ли?
– Боже упаси. Но в вас оно есть. Как вы думаете, не согласился бы Кларенс усыновить меня? Я буду вам хорошим братом.
Пруденс почувствовала, как ее горло сжалось в спазме отчаяния. Сначала друг, потом неугомонная старая дева, а теперь сестра!
– Полагаю, что в этом плане вас больше всего привлекает мой кабинет, – засмеялась она, скрывая разочарование.
– Нет. Мне придется выстроить другой, более просторный. Ведь я оставлю наследство в десять тысяч томов.
– И оттоманку. На Гроувенор-сквер языческим реликвиям не место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63