Если твой друг зайдет, отлично ты будешь рада видеть его. Даже счастлива, но это неважно. Ты не должна показывать этого нельзя, чтобы он догадался или даже заподозрил. Он принимает тебя почти за мужчину».
На следующий день Дэмлер снова осчастливил Пруденс визитом. Шел дождь, она подумала, что прогулка не состоится.
– Трудитесь в поте лица, – сказал он, застав ее за рабочим столом без прически и с запачканными чернилами пальцами. – Приходится ловить каждую минуту, когда поклонники не осаждают и можно не парить на крыльях амура. Глядя на вас, я каждый раз понимаю, как много нужно работать.
– Я не полностью окунулась, в беспутную жизнь, – сказала она с выражением, призванным передать ее чисто дружеское расположение.
– Вы находитесь на пути в ад, миледи, – подтрунил он, грозя пальцем и улыбаясь очень широкой, даже развязной улыбкой. – Придется заново окрестить вас, если будете продолжать в том же духе. Веселитесь с набобами – не слишком ли много им чести? И не режет ли ваш утонченный слух сочетание аб-об?
– Нет, не режет. Сказать можно то, чего не решишься написать.
– А то, что стыдно сказать, можно пропеть.
– Как поживает Шилла? Все еще убегает от своего возлюбленного?
Он расположился в кресле в небрежной позе, почти разлегся, чего бы он наверняка не сделал, если бы не пытался произвести впечатление на женщину, чей интерес ему был не безразличен.
– Не следовало давать ей слишком много воли – эта распутница связалась с целым караваном бедуинов, а как, скажите, Уилс поместит на сцену дюжину верблюдов? Ума не приложу.
– Но ведь самое интересное происходит за сценой, разве не так?
– К черту. Что-то должно совершаться и на самой сцене. Она так распустилась, что ни одного ее движения нельзя показать приличным людям. Не могу же я держать на сцене два часа одного Могула, заламывающего руки и изрыгающего проклятия. Но можно было вернуть ее в гарем, и все начать сначала. Позднее я сделаю ее героиней романа, и пусть откалывает номера, как заблагорассудится. Я к ней очень привязался, трудно будет с ней расстаться.
– Позавидовали моим лаврам и пытаетесь завладеть моей территорией? Берегитесь, а то я начну писать пьесы или поэмы с дядей Кларенсом в главной роли.
– Блестящая мысль! Но я отвлекся от главной цели визита. Пришел, чтобы снять с вас стружку, мисс Неблагоразумие. Не пытайтесь, моя девочка, изображать удивление. Даже ваши прекрасные синие глаза не спасут вас от взбучки. Вам, должно быть, известно, что вся публика в опере вчера судачила о вас, включая всех знаменитых сплетников и сплетниц Лондона.
– Что за чепуху вы несете? – сказала она, довольная, что он тоже наблюдал ее триумф.
– И меня ужалили своим острым язычком. Моя дама чуть не лопнула от злости – она по праву гордится своими кудрями. До нее, конечно, дошла ваша острота.
– Это вовсе не острота. Просто…
– Мне прекрасно известно, что вы сказали и что имели в виду.
– Я просто хотела сказать, что она красит волосы.
Он выпрямился в кресле и многозначительно посмотрел на нее.
– О, нет, вы хотели сказать другое. Фактически вы назвали ее шлюхой. У вас это очень остроумно получилось, не отрицаю, но в обществе не принято называть вещи своими именами, даже когда все об этом знают.
– Но я же этого не говорила. Я и не знаю ее имени.
– Пруденс Мэллоу, – сказал он, покачав головой, – вы или наивная дурочка или талантливая актриса.
– Не понимаю. Объясните, пожалуйста, чтобы я не повторила той же ошибки.
Он беспомощно развел руками, как часто делал, когда попадал в затруднительное положение.
– Не знаю, как объяснить. Видите ли, шлюха – это не имя, милая вы моя дурочка, это не то же самое, что Мэри или Джоан, это титул, вроде принцессы или проститутки. Скорее последнее, если улавливаете мою мысль.
Пруденс была ошеломлена, но она уже приняла решение не уступать в изощренности своим новым знакомым и попыталась превратить все в шутку. Однако он не понял, что она шокирована.
– Вы разочаровались во мне?
– Нет, – отозвалась она быстро. – Почему я должна разочаровываться в вас?
– В самом деле. Я никогда не строил из себя святого. О, Пруденс, зачем я встретил вас? Вы пробуждаете мою совесть, которая давно уже меня не беспокоила. Давно не ощущал себя пропащим, неисправимым человеком, с того самого времени, когда впервые пришел домой в стельку пьяный, и мама проплакала два часа подряд.
– Но я же не плачу. – Ей стало смешно, как совсем по-мальчишески он сокрушался, а также, что он сам не заметил, как назвал ее по имени. – Меня просто удивляет, что вы считаете возможным появляться в общественном месте с… подобной женщиной.
– Все так делают. Половина тех женщин, которых вы видели в театре, проститутки. Я считаю, что они ничуть не хуже замужних дам, изменяющих мужьям направо и налево, может быть, даже лучше их. По крайней мере, не лицемерят. Они не дают перед алтарем клятв в любви и верности. Почему не награждают презрением так называемых порядочных женщин, предающих мужей с любовниками? А иногда им платят за это еще большим уважением. Но нет, я не позволю уговорить себя ограничить любовные похождения салонами замужних дам.
– Вам следует ограничить себя хотя бы в той легкости, с которой вы порочите свою репутацию.
– Кто вам сказал, что моя содержанка недостаточно респектабельна? Это высший класс. Она не путается с первым встречным, только с избранными, сливками общества. При этом не с несколькими сразу, а только с одним, в отличие от замужних леди, которые имеют двоих в одно и то же время, а чаще троих или четверых. Поэтому я предпочитаю шлюх, на этот счет не имею никаких сомнений. А какие аргументы вы можете привести против? С каких логических позиций хотите осудить меня?
– Не собираюсь ни приводить аргументы, ни осуждать. В том, что вы говорите, есть большая доля истины, но это не значит, что вы безупречно ведете себя. С одной стороны, собираетесь дать приют девушкам, свернувшим с пути добродетели, с другой – сами толкаете их на этот путь. Какая в этом логика?
– Пруденс, мы говорим о двух совершенно разных типах женщин. Те девочки – они очень молоды и не понимают, что делают. Моя девица – любовница джентльменов – совсем другой случай. Они сознательно выбирают такую жизнь, потому что не хотят работать, предпочитают праздность и роскошь, они обладают красивым телом, которым могут заплатить, и продают его. Это деловое предприятие, бизнес.
– О, не пытайтесь убеждать меня, что так уж хорошо содержать любовницу.
– Я не говорю, что это хорошо.
– Вы сказали, что лучше содержанка, чем жена другого человека. Но «лучше» – сравнительная степень от «хорошо». Если сделать еще один логический шаг, то можно прийти к выводу, что лучше всего совсем не иметь любовниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
На следующий день Дэмлер снова осчастливил Пруденс визитом. Шел дождь, она подумала, что прогулка не состоится.
– Трудитесь в поте лица, – сказал он, застав ее за рабочим столом без прически и с запачканными чернилами пальцами. – Приходится ловить каждую минуту, когда поклонники не осаждают и можно не парить на крыльях амура. Глядя на вас, я каждый раз понимаю, как много нужно работать.
– Я не полностью окунулась, в беспутную жизнь, – сказала она с выражением, призванным передать ее чисто дружеское расположение.
– Вы находитесь на пути в ад, миледи, – подтрунил он, грозя пальцем и улыбаясь очень широкой, даже развязной улыбкой. – Придется заново окрестить вас, если будете продолжать в том же духе. Веселитесь с набобами – не слишком ли много им чести? И не режет ли ваш утонченный слух сочетание аб-об?
– Нет, не режет. Сказать можно то, чего не решишься написать.
– А то, что стыдно сказать, можно пропеть.
– Как поживает Шилла? Все еще убегает от своего возлюбленного?
Он расположился в кресле в небрежной позе, почти разлегся, чего бы он наверняка не сделал, если бы не пытался произвести впечатление на женщину, чей интерес ему был не безразличен.
– Не следовало давать ей слишком много воли – эта распутница связалась с целым караваном бедуинов, а как, скажите, Уилс поместит на сцену дюжину верблюдов? Ума не приложу.
– Но ведь самое интересное происходит за сценой, разве не так?
– К черту. Что-то должно совершаться и на самой сцене. Она так распустилась, что ни одного ее движения нельзя показать приличным людям. Не могу же я держать на сцене два часа одного Могула, заламывающего руки и изрыгающего проклятия. Но можно было вернуть ее в гарем, и все начать сначала. Позднее я сделаю ее героиней романа, и пусть откалывает номера, как заблагорассудится. Я к ней очень привязался, трудно будет с ней расстаться.
– Позавидовали моим лаврам и пытаетесь завладеть моей территорией? Берегитесь, а то я начну писать пьесы или поэмы с дядей Кларенсом в главной роли.
– Блестящая мысль! Но я отвлекся от главной цели визита. Пришел, чтобы снять с вас стружку, мисс Неблагоразумие. Не пытайтесь, моя девочка, изображать удивление. Даже ваши прекрасные синие глаза не спасут вас от взбучки. Вам, должно быть, известно, что вся публика в опере вчера судачила о вас, включая всех знаменитых сплетников и сплетниц Лондона.
– Что за чепуху вы несете? – сказала она, довольная, что он тоже наблюдал ее триумф.
– И меня ужалили своим острым язычком. Моя дама чуть не лопнула от злости – она по праву гордится своими кудрями. До нее, конечно, дошла ваша острота.
– Это вовсе не острота. Просто…
– Мне прекрасно известно, что вы сказали и что имели в виду.
– Я просто хотела сказать, что она красит волосы.
Он выпрямился в кресле и многозначительно посмотрел на нее.
– О, нет, вы хотели сказать другое. Фактически вы назвали ее шлюхой. У вас это очень остроумно получилось, не отрицаю, но в обществе не принято называть вещи своими именами, даже когда все об этом знают.
– Но я же этого не говорила. Я и не знаю ее имени.
– Пруденс Мэллоу, – сказал он, покачав головой, – вы или наивная дурочка или талантливая актриса.
– Не понимаю. Объясните, пожалуйста, чтобы я не повторила той же ошибки.
Он беспомощно развел руками, как часто делал, когда попадал в затруднительное положение.
– Не знаю, как объяснить. Видите ли, шлюха – это не имя, милая вы моя дурочка, это не то же самое, что Мэри или Джоан, это титул, вроде принцессы или проститутки. Скорее последнее, если улавливаете мою мысль.
Пруденс была ошеломлена, но она уже приняла решение не уступать в изощренности своим новым знакомым и попыталась превратить все в шутку. Однако он не понял, что она шокирована.
– Вы разочаровались во мне?
– Нет, – отозвалась она быстро. – Почему я должна разочаровываться в вас?
– В самом деле. Я никогда не строил из себя святого. О, Пруденс, зачем я встретил вас? Вы пробуждаете мою совесть, которая давно уже меня не беспокоила. Давно не ощущал себя пропащим, неисправимым человеком, с того самого времени, когда впервые пришел домой в стельку пьяный, и мама проплакала два часа подряд.
– Но я же не плачу. – Ей стало смешно, как совсем по-мальчишески он сокрушался, а также, что он сам не заметил, как назвал ее по имени. – Меня просто удивляет, что вы считаете возможным появляться в общественном месте с… подобной женщиной.
– Все так делают. Половина тех женщин, которых вы видели в театре, проститутки. Я считаю, что они ничуть не хуже замужних дам, изменяющих мужьям направо и налево, может быть, даже лучше их. По крайней мере, не лицемерят. Они не дают перед алтарем клятв в любви и верности. Почему не награждают презрением так называемых порядочных женщин, предающих мужей с любовниками? А иногда им платят за это еще большим уважением. Но нет, я не позволю уговорить себя ограничить любовные похождения салонами замужних дам.
– Вам следует ограничить себя хотя бы в той легкости, с которой вы порочите свою репутацию.
– Кто вам сказал, что моя содержанка недостаточно респектабельна? Это высший класс. Она не путается с первым встречным, только с избранными, сливками общества. При этом не с несколькими сразу, а только с одним, в отличие от замужних леди, которые имеют двоих в одно и то же время, а чаще троих или четверых. Поэтому я предпочитаю шлюх, на этот счет не имею никаких сомнений. А какие аргументы вы можете привести против? С каких логических позиций хотите осудить меня?
– Не собираюсь ни приводить аргументы, ни осуждать. В том, что вы говорите, есть большая доля истины, но это не значит, что вы безупречно ведете себя. С одной стороны, собираетесь дать приют девушкам, свернувшим с пути добродетели, с другой – сами толкаете их на этот путь. Какая в этом логика?
– Пруденс, мы говорим о двух совершенно разных типах женщин. Те девочки – они очень молоды и не понимают, что делают. Моя девица – любовница джентльменов – совсем другой случай. Они сознательно выбирают такую жизнь, потому что не хотят работать, предпочитают праздность и роскошь, они обладают красивым телом, которым могут заплатить, и продают его. Это деловое предприятие, бизнес.
– О, не пытайтесь убеждать меня, что так уж хорошо содержать любовницу.
– Я не говорю, что это хорошо.
– Вы сказали, что лучше содержанка, чем жена другого человека. Но «лучше» – сравнительная степень от «хорошо». Если сделать еще один логический шаг, то можно прийти к выводу, что лучше всего совсем не иметь любовниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63