Мне представляется, на самом деле эта девушка — достаточно трезвая реалистка. Лондон для нее не более чем приключение, некая иная, ирреальная жизнь, в которой она может испробовать себя в новой роли. На самом деле эта девочка очень неглупа, у нее есть нечто большее, чем хорошенькое личико, — мозги.
— Но и на хорошенькое личико ты не преминул обратить внимание, — усмехнулся Ли.
— Я все-таки мужчина, а не бесплотный дух! И вообще, с каких это пор ты вдруг стал таким моралистом? Так, и быть, постараюсь стать совсем бессовестным.
— Можно подумать, я не знаю тебя, мой друг! — рассмеялся Ли. — Бессовестным ты никогда не станешь — кто-нибудь другой, но не ты. За что я тебя и ценю. Ты едва ли не единственный, кто еще не разучился быть романтиком, кто еще способен любить…
— Если я, как ты расписываешь, способен любить, почему же я тогда до сих пор не женат?
— Ты сам же в этом и виноват — не будь таким затворником! Если бы я тебя постоянно не вытаскивал куда-нибудь, ты бы так и сидел в четырех стенах. С таким золотым сердцем, как у тебя, ты обязательно кого-нибудь найдешь!
— Ну надо же, — усмехнулся Аласдер, — оказывается, у меня золотое сердце!
— А какое у тебя? — спросил Ли.
— У меня? У меня его вообще нет. Когда-то оно у меня, может быть, и было, но оно мне сильно мешало. Мне пришлось вырвать его из груди и выбросить или по крайней мере отложить до лучших времен. Да не смотри на меня таким букой! Не трону я твою ненаглядную Кейт, не трону! Использую, для чего мне надо, и отпущу на все четыре стороны. А если все-таки начну выходить за рамки, то ты меня, думаю, остановишь — ты же моя ходячая совесть… И вообще обещаю: как только закончу свое дело, тут же навсегда перечеркну прошлое и начну жизнь с чистого листа. Я сам безумно устал от этого, Ли… Сколько сил я на это потратил, сколько нервов… Сколько раз у меня возникало искушение бросить все это к чертовой бабушке… Но я знал, что не брошу, пока не доведу до конца. Мое дело поглотило меня, отняло все другие интересы, стало смыслом моей жизни… Я чувствовал, что, пока не добьюсь своего, не смогу получать удовольствия ни от еды, ни от вина, ни от женщин…
— Однако же ты не отказываешься от всего этого! — усмехнулся виконт.
— Не отказываться — это не значит получать удовольствие.
— Но теперь наконец ты почти у цели?
— Почти. Осталась лишь пара завершающих штрихов. У меня достаточно на них компромата, чтобы их имена были прокляты на все будущие века!
— Но не кажется ли тебе, что ты рискуешь и своим именем?
— Мне нечего терять, мой друг. Все, что можно и что нельзя, я уже потерял. И большая доля в этом — заслуга семейства Скалби…
— Но ты уверен, что не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств? — Ли пристально посмотрел на друга. — Нет, Аласдер, я помню, что обещал тебе не выспрашивать лишних подробностей, не стану пытать тебя и сейчас. Ты знаешь, что, если ты чем-то со мной и делился, это всегда оставалось между нами…
Повисла долгая, напряженная тишина. Наконец, не в силах больше ее терпеть, Ли произнес:
— О тебе ходит много всяких сплетен, но пока это всего лишь непроверенные слухи. Если они подтвердятся, твоя репутация погибнет раз и навсегда. Зачем тебе рисковать? У тебя много заслуг перед страной и перед друзьями, зачем ворошить угли давно погасшего костра?
— Затем, — взгляд Аласдера был остр как бритва, — что на этом костре сгорел мой отец, да и меня очень сильно обожгло! — Аласдер в бешенстве стукнул кулаком по колену. — Я отомщу им, даже если это будет стоить мне жизни! Я не остановлюсь ни перед чем, если только, разумеется, при этом не пострадает кто-нибудь невинный.
Аласдер перевел дыхание. Кулак его медленно разжался, и он посмотрел на свою ладонь, словно видел ее в первый раз. Он заговорил снова, и на этот раз голос его был спокоен — слишком спокоен:
— Они довели моего отца до самоубийства, чуть было не довели и меня. Но я все-таки решил, что буду жить — жить, чтобы отомстить. Если это будет стоить мне доброго имени — пусть. Если мои друзья отвернутся от меня — что ж, это будет говорить только о том, что они не настоящие друзья, не так ли? Но я уничтожу Скалби раз и навсегда. — Слова Аласдера звучали как клятва, которую он много раз давал сам себе. — Я мог бы просто пристрелить их, и сначала я так и хотел. Но я решил убивать их медленно, чтобы они подольше мучились, как мучился я. Я знаю, как это сделать. Их имена войдут в поговорку, как символ безжалостных чудовищ, каковы они и есть. Они разрушили не только мою жизнь — они сделали много такого, о чем я и говорить не хочу. И все это не домыслы — мне удалось собрать неопровержимые доказательства. Это будет для них хуже, чем если бы я просто пристрелил их — пусть живут и мучаются или умрут в мучениях, если не в силах с этим жить. — Плечо Аласдера дернулось, словно от нервного тика. — Лучшей смертью для них будет, если они сами наложат на себя руки, как мой отец. Но они должны знать, что заставил их это сделать я. Они должны услышать все от меня, и только от меня, и притом публично. Лишь тогда я наконец смогу произнести «Ныне отпущаеши…»
В карете снова воцарилась тишина, на сей раз еще длиннее и напряженнее. Аласдер подозрительно покосился на друга:
— Признайся, Ли, тебе никогда не приходилось видеть меня с этой стороны? Тем не менее эта сторона моей души существует, и лишь благодаря ей все еще существую я… Обычно я так не откровенничаю — должно быть, у меня просто начали сдавать нервы из-за того, что я уже близок к цели… Я хочу, скорее, не принести им наказание, а подвести их к нему. Кейт я использую в качестве приманки, не более, так что еще раз клянусь: ты можешь быть уверен, что с ней ничего плохого не случится. Так что давай лучше закроем пока эту тему.
Ли по-прежнему сидел молча. По выражению его лица было видно, что он не очень доверял Аласдеру.
— Если ты все еще сомневаешься, — плечо Аласдера снова дернулось, — я могу развернуть карету и отвезти тебя домой. Меня уже ничто не остановит, но, сказать по правде, Ли, я сам не знаю, что может произойти, когда правда раскроется. Может быть, мне самому суждено пострадать. Может быть, мое имя будет ославлено еще больше — настолько, что после ты, может быть, не захочешь меня больше знать. Так что подумай, Ли, еще не поздно — если хочешь, поезжай домой, а Суонсонам я что-нибудь придумаю в оправдание твоего отсутствия.
Аласдер снова покосился на друга, но в темноте кареты на лице Ли трудно было что-либо прочитать.
— Ли, — продолжал он, — я знаю тебя с детства. Ты уже тогда был человеком кристальной честности. После трагедии моего отца наши пути разошлись, но я добился того, что возобновил нашу дружбу. Почему ты согласился ее возобновить — для меня, честно говоря, загадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Но и на хорошенькое личико ты не преминул обратить внимание, — усмехнулся Ли.
— Я все-таки мужчина, а не бесплотный дух! И вообще, с каких это пор ты вдруг стал таким моралистом? Так, и быть, постараюсь стать совсем бессовестным.
— Можно подумать, я не знаю тебя, мой друг! — рассмеялся Ли. — Бессовестным ты никогда не станешь — кто-нибудь другой, но не ты. За что я тебя и ценю. Ты едва ли не единственный, кто еще не разучился быть романтиком, кто еще способен любить…
— Если я, как ты расписываешь, способен любить, почему же я тогда до сих пор не женат?
— Ты сам же в этом и виноват — не будь таким затворником! Если бы я тебя постоянно не вытаскивал куда-нибудь, ты бы так и сидел в четырех стенах. С таким золотым сердцем, как у тебя, ты обязательно кого-нибудь найдешь!
— Ну надо же, — усмехнулся Аласдер, — оказывается, у меня золотое сердце!
— А какое у тебя? — спросил Ли.
— У меня? У меня его вообще нет. Когда-то оно у меня, может быть, и было, но оно мне сильно мешало. Мне пришлось вырвать его из груди и выбросить или по крайней мере отложить до лучших времен. Да не смотри на меня таким букой! Не трону я твою ненаглядную Кейт, не трону! Использую, для чего мне надо, и отпущу на все четыре стороны. А если все-таки начну выходить за рамки, то ты меня, думаю, остановишь — ты же моя ходячая совесть… И вообще обещаю: как только закончу свое дело, тут же навсегда перечеркну прошлое и начну жизнь с чистого листа. Я сам безумно устал от этого, Ли… Сколько сил я на это потратил, сколько нервов… Сколько раз у меня возникало искушение бросить все это к чертовой бабушке… Но я знал, что не брошу, пока не доведу до конца. Мое дело поглотило меня, отняло все другие интересы, стало смыслом моей жизни… Я чувствовал, что, пока не добьюсь своего, не смогу получать удовольствия ни от еды, ни от вина, ни от женщин…
— Однако же ты не отказываешься от всего этого! — усмехнулся виконт.
— Не отказываться — это не значит получать удовольствие.
— Но теперь наконец ты почти у цели?
— Почти. Осталась лишь пара завершающих штрихов. У меня достаточно на них компромата, чтобы их имена были прокляты на все будущие века!
— Но не кажется ли тебе, что ты рискуешь и своим именем?
— Мне нечего терять, мой друг. Все, что можно и что нельзя, я уже потерял. И большая доля в этом — заслуга семейства Скалби…
— Но ты уверен, что не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств? — Ли пристально посмотрел на друга. — Нет, Аласдер, я помню, что обещал тебе не выспрашивать лишних подробностей, не стану пытать тебя и сейчас. Ты знаешь, что, если ты чем-то со мной и делился, это всегда оставалось между нами…
Повисла долгая, напряженная тишина. Наконец, не в силах больше ее терпеть, Ли произнес:
— О тебе ходит много всяких сплетен, но пока это всего лишь непроверенные слухи. Если они подтвердятся, твоя репутация погибнет раз и навсегда. Зачем тебе рисковать? У тебя много заслуг перед страной и перед друзьями, зачем ворошить угли давно погасшего костра?
— Затем, — взгляд Аласдера был остр как бритва, — что на этом костре сгорел мой отец, да и меня очень сильно обожгло! — Аласдер в бешенстве стукнул кулаком по колену. — Я отомщу им, даже если это будет стоить мне жизни! Я не остановлюсь ни перед чем, если только, разумеется, при этом не пострадает кто-нибудь невинный.
Аласдер перевел дыхание. Кулак его медленно разжался, и он посмотрел на свою ладонь, словно видел ее в первый раз. Он заговорил снова, и на этот раз голос его был спокоен — слишком спокоен:
— Они довели моего отца до самоубийства, чуть было не довели и меня. Но я все-таки решил, что буду жить — жить, чтобы отомстить. Если это будет стоить мне доброго имени — пусть. Если мои друзья отвернутся от меня — что ж, это будет говорить только о том, что они не настоящие друзья, не так ли? Но я уничтожу Скалби раз и навсегда. — Слова Аласдера звучали как клятва, которую он много раз давал сам себе. — Я мог бы просто пристрелить их, и сначала я так и хотел. Но я решил убивать их медленно, чтобы они подольше мучились, как мучился я. Я знаю, как это сделать. Их имена войдут в поговорку, как символ безжалостных чудовищ, каковы они и есть. Они разрушили не только мою жизнь — они сделали много такого, о чем я и говорить не хочу. И все это не домыслы — мне удалось собрать неопровержимые доказательства. Это будет для них хуже, чем если бы я просто пристрелил их — пусть живут и мучаются или умрут в мучениях, если не в силах с этим жить. — Плечо Аласдера дернулось, словно от нервного тика. — Лучшей смертью для них будет, если они сами наложат на себя руки, как мой отец. Но они должны знать, что заставил их это сделать я. Они должны услышать все от меня, и только от меня, и притом публично. Лишь тогда я наконец смогу произнести «Ныне отпущаеши…»
В карете снова воцарилась тишина, на сей раз еще длиннее и напряженнее. Аласдер подозрительно покосился на друга:
— Признайся, Ли, тебе никогда не приходилось видеть меня с этой стороны? Тем не менее эта сторона моей души существует, и лишь благодаря ей все еще существую я… Обычно я так не откровенничаю — должно быть, у меня просто начали сдавать нервы из-за того, что я уже близок к цели… Я хочу, скорее, не принести им наказание, а подвести их к нему. Кейт я использую в качестве приманки, не более, так что еще раз клянусь: ты можешь быть уверен, что с ней ничего плохого не случится. Так что давай лучше закроем пока эту тему.
Ли по-прежнему сидел молча. По выражению его лица было видно, что он не очень доверял Аласдеру.
— Если ты все еще сомневаешься, — плечо Аласдера снова дернулось, — я могу развернуть карету и отвезти тебя домой. Меня уже ничто не остановит, но, сказать по правде, Ли, я сам не знаю, что может произойти, когда правда раскроется. Может быть, мне самому суждено пострадать. Может быть, мое имя будет ославлено еще больше — настолько, что после ты, может быть, не захочешь меня больше знать. Так что подумай, Ли, еще не поздно — если хочешь, поезжай домой, а Суонсонам я что-нибудь придумаю в оправдание твоего отсутствия.
Аласдер снова покосился на друга, но в темноте кареты на лице Ли трудно было что-либо прочитать.
— Ли, — продолжал он, — я знаю тебя с детства. Ты уже тогда был человеком кристальной честности. После трагедии моего отца наши пути разошлись, но я добился того, что возобновил нашу дружбу. Почему ты согласился ее возобновить — для меня, честно говоря, загадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79