– Сколько вы уже здесь находитесь, а никто из ваших товарищей не проведал вас.
– Да, да, неважный у нас коллектив, вы правы, – подхватил я с готовностью.
– Потому-то и хочу уйти на другую работу.
– Переходите в наш стройтрест, сынок. Будем вместе работать. Вы знаниями будете нам помогать, а мы вам – опытом.
Скоро Саид-ака выписался. Нога у него окончательно срослась, и он мог уже ходить без костылей.
– Поправляйтесь, Хашимджан, скорее, – сказал Саид-ака, прощаясь. – Строителям нельзя подолгу болеть. Люди очень нуждаются в нас. Он вырвал из блокнота листок и подал мне. – Вот здесь мой адрес. Как выпишетесь, приходите. А насчёт работы я договорюсь с главным инженером.
Место дяди Саида занял круглый, как самовар, человечек. Спал он все двадцать четыре часа в сутки. Откроет утром глаза, кинет на меня подозрительный взгляд и опять засыпает. Просыпается, как обед принесут. Но и когда ест, один глаз у него смотрит, а другой сладко спит. Это бы ещё ничего, если бы он просто спал. А то храпел, будто в нём играл целый оркестр. После обеда звучала только одна скрипка из этого оркестра. С заходом солнца к ней присоединялись ещё два-три инструмента. А к утру уже играл весь оркестр, да так, словно музыканты едут на страшно пыхтящем паровозе. Я никак не мог уснуть, а если иногда всё же засыпал, то просыпался с криками о помощи.
К счастью, продержали меня недолго. Приехал за мной сам Саид-ака. На собственной «Волге». Хасан и Хусан вволокли в палату огромный букет. (Его я оставил человеку-оркестру на память.)
– Дядя, а где ваша шея? – разочарованно спросил Хасан.
– Дядя, а вы тот самый Жираф или другой человек? – поинтересовался Хусан. Близнецы, конечно, не знали, что я стал нормальным человеком сразу же после того, как с меня сняли гипсовую повязку.
– Тот самый Жираф, – улыбнулся я. – А шея у меня тогда вытянулась от боли. Теперь всё прошло, и шея стала нормальной.
Машина тихо ехала по тенистым, политым улицам, на которых блестели просвечивающие сквозь зелень косые лучи солнца. Хасан и Хусан по грудь высовывались в окна, показывали друг другу дома, которые строил их отец, спорили, смеялись.
А мне было грустно.
Саид-ака добрый, хороший человек. Навещал меня в больнице, привозил гостинцы. Теперь хочет устроить на работу. От души желает добра. Смогу ли я отблагодарить его? Стану ли тоже, когда вырасту, таким добрым и отзывчивым человеком?
Саид-ака жил на окраине города. Дом, видно, построили недавно – стена его, что выходила на улицу, ещё не была оштукатурена. У голубых ворот, испещрённых примерами по арифметике и надписями (Хасан+ Хусан), лежала куча гравия.
– Не успел подъезд к дому зацементировать, – – сказал дядя Саид. – Руки не доходят. То заболел, а теперь – срочная работа. И не скоро, наверно, удастся…
В доме дяди Саида всё было механизировано. Хасан нажал на какую-то кнопку, и ворота отворились. Возле умывальника стоял щиток с кнопками. Нажмёшь красную – горячая вода льётся, голубую тронешь – пожалуйста, холодная. Я нажал обе кнопки, и потекла тёпленькая водичка.
Механизирована была, наверно, и Фатима-апа, жена дяди Саида: как увидела нас – заговорила и больше не останавливалась. Словно внутри неё работал маленький транзисторный приёмничек, который никогда не выключается. Но и доброй была Фатима-апа бесконечно. Обо мне заботилась больше, чем о своих «Хасан+ Хусан». Угощала яичницей, жареным мясом, пловом, лагманом, шурпой…
– Да пошлёт тебе аллах доброго здоровья, сынок, – приговаривала она беспрестанно, – убережёт от несчастного случая, от дурного глаза да недобрых людей…
Я очень полюбил её, тётушку Фатиму. И целыми днями с удовольствием слушал её длинные речи. Только один раз вышел на улицу, сходил на футбол. Наш славный «Шоликор» играл с командой «Велосипедиста» и проиграл со счётом 4:1.
Но я на поле не вышел – не потянуло. Так и казалось, что ко мне сразу кинутся все футболисты и начнут пинать своими тяжеленными бутсами. Представил такое и поскорее убрался со стадиона. Видно, не скоро теперь снова увлекусь футболом…
– Давненько вас ждём, давненько! – вскричал Алимджан Алимджанович, главный инженер стройтреста, и обнял меня за плечи. – Поручаем вам, дорогой, комсомольско-молодёжную бригаду четырнадцатого участка.
Я хотел поблагодарить, но главный инженер перебил меня:
– Всё знаю, дорогой. – Он пожал мне руку. – Саид-ака рассказывал о вас. Его рекомендация для нас – всё!.. – Помолчав, он добавил: – Когда сможете приступить к работе, дорогой?
– Хоть завтра.
– Желаю успехов.
Выйдя из управления, я долго бродил по стройке. Кинотеатр на девятьсот шестьдесят мест. Детсад. Магазины. Многоэтажные дома. Дома, дома… Здесь будет и мой. Он будет выше самого высокого, красивее самого красивого дома в городе. Глянут на него прохожие и ахнут.
«Смотрите, смотрите, какой дом выстроил Хашимджан Кузыев, тот, который приехал в наш город из Ферганской долины! – воскликнут они. – Молодец, Хашимджан, честь и слава тебе!» «А вы что думали? – скажут другие. – Хашимджан свои слова на ветер не бросает. Поспорил с математиком Кабуловым и директором школы Атаджаном Азизовичем – и пожалуйста, доказал своё».
«А помните, что говорил этот директор, как его… Атаджан Азизович? Смешно даже вспоминать…» Эх, дорогой Саид-ака! Если бы вы знали, как здорово выручили меня. Никогда не забуду вашей помощи. Что захотите, то и сделаю. План ваш, например, помогу выполнить. Хасана и Хусана в кино буду водить. Ещё… А ведь ещё я могу заасфальтировать подъезд к вашему дому, на что у вас не хватает времени!
Я выскочил навстречу самосвалу, гружённому раствором цемента.
– Эй, эй, шофёр, остановите машину!
– В чём дело, товарищ?
– Я инженер четырнадцатого участка. Выполняю особое поручение Алимджана Алимджановича. Этот цемент мы сейчас отвезём в одно место.
– Нельзя, товарищ, – покачал головой водитель. – Цемент этот предназначен…
– Был, был предназначен, – перебил я его. – А теперь он нужен в другом месте. Понял? А с вашим начальником я сам поговорю. Давайте поехали, не бойтесь.
Я знал, что дома никого нет. Саид-ака на работе, тётя Фатима ушла на рынок, а Хасан плюс Хусан в школе, ума набираются. Вот обрадуется дядя Саид, когда вернётся с работы и увидит, что я сам, один зацементировал всю дорогу, ведущую к их дому. Уж эту работу я постараюсь сделать на славу, совсем как настоящий инженер.
Вскоре мы были на месте. Я соскочил на землю и стал помогать шофёру подрулить машину задом к воротам.
– Левее бери, левее! Прямо держи, вот так! Хорош! Машина остановилась, и в тот же миг я почувствовал на себе чей-то обжигающий взгляд. Обернулся и обомлел. Ворота распахнуты настежь, в двух шагах от меня стоит Саид-ака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Да, да, неважный у нас коллектив, вы правы, – подхватил я с готовностью.
– Потому-то и хочу уйти на другую работу.
– Переходите в наш стройтрест, сынок. Будем вместе работать. Вы знаниями будете нам помогать, а мы вам – опытом.
Скоро Саид-ака выписался. Нога у него окончательно срослась, и он мог уже ходить без костылей.
– Поправляйтесь, Хашимджан, скорее, – сказал Саид-ака, прощаясь. – Строителям нельзя подолгу болеть. Люди очень нуждаются в нас. Он вырвал из блокнота листок и подал мне. – Вот здесь мой адрес. Как выпишетесь, приходите. А насчёт работы я договорюсь с главным инженером.
Место дяди Саида занял круглый, как самовар, человечек. Спал он все двадцать четыре часа в сутки. Откроет утром глаза, кинет на меня подозрительный взгляд и опять засыпает. Просыпается, как обед принесут. Но и когда ест, один глаз у него смотрит, а другой сладко спит. Это бы ещё ничего, если бы он просто спал. А то храпел, будто в нём играл целый оркестр. После обеда звучала только одна скрипка из этого оркестра. С заходом солнца к ней присоединялись ещё два-три инструмента. А к утру уже играл весь оркестр, да так, словно музыканты едут на страшно пыхтящем паровозе. Я никак не мог уснуть, а если иногда всё же засыпал, то просыпался с криками о помощи.
К счастью, продержали меня недолго. Приехал за мной сам Саид-ака. На собственной «Волге». Хасан и Хусан вволокли в палату огромный букет. (Его я оставил человеку-оркестру на память.)
– Дядя, а где ваша шея? – разочарованно спросил Хасан.
– Дядя, а вы тот самый Жираф или другой человек? – поинтересовался Хусан. Близнецы, конечно, не знали, что я стал нормальным человеком сразу же после того, как с меня сняли гипсовую повязку.
– Тот самый Жираф, – улыбнулся я. – А шея у меня тогда вытянулась от боли. Теперь всё прошло, и шея стала нормальной.
Машина тихо ехала по тенистым, политым улицам, на которых блестели просвечивающие сквозь зелень косые лучи солнца. Хасан и Хусан по грудь высовывались в окна, показывали друг другу дома, которые строил их отец, спорили, смеялись.
А мне было грустно.
Саид-ака добрый, хороший человек. Навещал меня в больнице, привозил гостинцы. Теперь хочет устроить на работу. От души желает добра. Смогу ли я отблагодарить его? Стану ли тоже, когда вырасту, таким добрым и отзывчивым человеком?
Саид-ака жил на окраине города. Дом, видно, построили недавно – стена его, что выходила на улицу, ещё не была оштукатурена. У голубых ворот, испещрённых примерами по арифметике и надписями (Хасан+ Хусан), лежала куча гравия.
– Не успел подъезд к дому зацементировать, – – сказал дядя Саид. – Руки не доходят. То заболел, а теперь – срочная работа. И не скоро, наверно, удастся…
В доме дяди Саида всё было механизировано. Хасан нажал на какую-то кнопку, и ворота отворились. Возле умывальника стоял щиток с кнопками. Нажмёшь красную – горячая вода льётся, голубую тронешь – пожалуйста, холодная. Я нажал обе кнопки, и потекла тёпленькая водичка.
Механизирована была, наверно, и Фатима-апа, жена дяди Саида: как увидела нас – заговорила и больше не останавливалась. Словно внутри неё работал маленький транзисторный приёмничек, который никогда не выключается. Но и доброй была Фатима-апа бесконечно. Обо мне заботилась больше, чем о своих «Хасан+ Хусан». Угощала яичницей, жареным мясом, пловом, лагманом, шурпой…
– Да пошлёт тебе аллах доброго здоровья, сынок, – приговаривала она беспрестанно, – убережёт от несчастного случая, от дурного глаза да недобрых людей…
Я очень полюбил её, тётушку Фатиму. И целыми днями с удовольствием слушал её длинные речи. Только один раз вышел на улицу, сходил на футбол. Наш славный «Шоликор» играл с командой «Велосипедиста» и проиграл со счётом 4:1.
Но я на поле не вышел – не потянуло. Так и казалось, что ко мне сразу кинутся все футболисты и начнут пинать своими тяжеленными бутсами. Представил такое и поскорее убрался со стадиона. Видно, не скоро теперь снова увлекусь футболом…
– Давненько вас ждём, давненько! – вскричал Алимджан Алимджанович, главный инженер стройтреста, и обнял меня за плечи. – Поручаем вам, дорогой, комсомольско-молодёжную бригаду четырнадцатого участка.
Я хотел поблагодарить, но главный инженер перебил меня:
– Всё знаю, дорогой. – Он пожал мне руку. – Саид-ака рассказывал о вас. Его рекомендация для нас – всё!.. – Помолчав, он добавил: – Когда сможете приступить к работе, дорогой?
– Хоть завтра.
– Желаю успехов.
Выйдя из управления, я долго бродил по стройке. Кинотеатр на девятьсот шестьдесят мест. Детсад. Магазины. Многоэтажные дома. Дома, дома… Здесь будет и мой. Он будет выше самого высокого, красивее самого красивого дома в городе. Глянут на него прохожие и ахнут.
«Смотрите, смотрите, какой дом выстроил Хашимджан Кузыев, тот, который приехал в наш город из Ферганской долины! – воскликнут они. – Молодец, Хашимджан, честь и слава тебе!» «А вы что думали? – скажут другие. – Хашимджан свои слова на ветер не бросает. Поспорил с математиком Кабуловым и директором школы Атаджаном Азизовичем – и пожалуйста, доказал своё».
«А помните, что говорил этот директор, как его… Атаджан Азизович? Смешно даже вспоминать…» Эх, дорогой Саид-ака! Если бы вы знали, как здорово выручили меня. Никогда не забуду вашей помощи. Что захотите, то и сделаю. План ваш, например, помогу выполнить. Хасана и Хусана в кино буду водить. Ещё… А ведь ещё я могу заасфальтировать подъезд к вашему дому, на что у вас не хватает времени!
Я выскочил навстречу самосвалу, гружённому раствором цемента.
– Эй, эй, шофёр, остановите машину!
– В чём дело, товарищ?
– Я инженер четырнадцатого участка. Выполняю особое поручение Алимджана Алимджановича. Этот цемент мы сейчас отвезём в одно место.
– Нельзя, товарищ, – покачал головой водитель. – Цемент этот предназначен…
– Был, был предназначен, – перебил я его. – А теперь он нужен в другом месте. Понял? А с вашим начальником я сам поговорю. Давайте поехали, не бойтесь.
Я знал, что дома никого нет. Саид-ака на работе, тётя Фатима ушла на рынок, а Хасан плюс Хусан в школе, ума набираются. Вот обрадуется дядя Саид, когда вернётся с работы и увидит, что я сам, один зацементировал всю дорогу, ведущую к их дому. Уж эту работу я постараюсь сделать на славу, совсем как настоящий инженер.
Вскоре мы были на месте. Я соскочил на землю и стал помогать шофёру подрулить машину задом к воротам.
– Левее бери, левее! Прямо держи, вот так! Хорош! Машина остановилась, и в тот же миг я почувствовал на себе чей-то обжигающий взгляд. Обернулся и обомлел. Ворота распахнуты настежь, в двух шагах от меня стоит Саид-ака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49