Компьютер, который в этом загадочном мире мог не отключаться ни на минуту, интимно гудел сквозь толстый слой разноцветной дерюги.
– Свечи будем зажигать? – прошептала я. От темноты и напряженного ожидания было не по себе. Да еще контуры Сэма неприятно подсвечивали мертвенно-синим светом.
– Не надо лишнего света. Это только внимание привлечет, – резонно заявила Василиса, и тут глаза ее, словно у кошки, засияли яркой зеленью так, что я, едва не ослепнув, прищурила глаза.
– Ну ты даешь, прекрасная тезка! – только и выговорила я. Тебя этому тоже обучали?
– Да, – кратко бросила Василиса Прекрасная. Пора.
Мы подхватили вещи и, стараясь не шуметь, двинулись к черному ходу, который имелся в пристройке, именуемой «рухольная». Здесь пахло долгим владычеством мышей, давно не чищенной паутиной и старыми тряпками. Зеленым сиянием своих очей тезка осветила неопрятного вида камин, сложенный из крупных закопченных камней. Внутри камина, казалось, не было ничего, кроме грязи и сажи.
– Нам придется лезть через камин? – издавая внутренний тихий стон, поинтересовалась я.
– Ох и чудна ты порой бываешь, премудрая! Ты внимательнее вглядись!
И как раз не давая мне толком вглядеться, тезка нажала на какой-то выступающий из стены камушек. И камин… пополз вверх на манер театральной декорации, обдавая нас облаком застарелой пыли. За камином обнаружилась небольшая, крепкая на вид дверца с висячим замком. Меня разобрал нервный смех.
– Так, все, я знаю эту сказку, – тоном галлюцинирующей неврастенички заявила я. Сейчас откроется волшебная дверца, и мы попадем в чудесный театр папы Карло, и девочка с голубыми волосами заставит всех почистить зубы, а мальчик с длинным острым носом будет поливать нас чернилами и кричать: «Скажите, как меня зовут!»
– Василиса, ты что говоришь такое? – изумилась моя тезка. Это же просто дверь. Дверь в сад.
Она сняла с шеи цепочку с болтающимся на ней ключом и, принялась ковыряться в замке.
– Вот незадача; заржавел замок за столько лет без работы… Ничего, сейчас все получится!
Посверкивая зелеными глазами, Василиса Прекрасная колупала массивное чрево проржавевшего замка, а я держала вещи и продолжала галлюцинировать:
– Говоришь, не будет там театра? А жаль… Всю жизнь мечтала попасть. Сидеть в первом ряду и любоваться манерами пуделя Артемона. Но лучше – прятаться за кулисами вместе с печальным бледным Пьеро и осушать фонтаны его перемешанных с пудрой слез своими утешающими поцелуями!.. Ты говоришь, сад? Что – сад? «Созрели вишни в саду у дяди Вани», а нам только и досталось, что выковыривать из их червивой мякоти скользкие косточки… Вишневый сад, мотивы русской драмы!.. Василиса, неужели ты не понимаешь, что только что своими словами ты разрушила мою детскую веру в существование бесплатных кукольных театров и длинноносых деревянных мальчиков!..
– Я только что открыла замок, – сурово прервала мои бессвязные речи деловая тезка. И лучше будет, если мы поторопимся!
– Да, пора на свежий воздух, – приходя в себя, согласилась я. А то что-то становится жарко.
– Жарко? – переспросила Василиса, и лицо ее исказилось гневом. Да ведь они, нехристи, наш терем подожгли! Скорей!
И она что было силы толкнула дверь в сад.
С одной стороны, даже хорошо, что этот забытый черный ход оказался забытым настолько, что весь зарос шиповником, дикой малиной и крапивой высотой в два человеческих роста. Это означало, что нас вряд ли кто-нибудь заметит в таких джунглях, да еще ночью, ой! «Ой» касается другой стороны медали. Крапива, негодяйка, жжется немилосердно, шиповник беспринципно лезет в глаза и уши, а поведение колючих кустов дикой малины вообще выходит за рамки Конвенции по правам человека…
Но мы терпели. И с этим достойным лироэпической поэмы терпением продирались сквозь заросли, чтобы по неприметным садовым тропинкам выйти к заветной беседке. Кстати, ночь уже не была удручающе темной – пламя, взметнувшееся над крышей нашего недавнего жилища, давало отменное освещение.
И тут я услыхала леденящие душу вопли!
– Горим! – оповещал честной народ голос, явно принадлежавший Василисе Прекрасной.
– Спасите наши души! – Это уже моим голосом кто-то истерично надрывался. Весьма похоже.
– А… как это? – поинтересовалась я у тезки, шагая за ней след в след меж зарослей черноплодной рябины.
– Я не такая дура, чтоб дать понять Аленкиным прихлебателям, что мы сбежали. Пусть думают, что мы в огне погибаем.
– И долго наши вопли им слышны будут?
– До тех пор, пока кто-нибудь из этих смуглокожих не попытается проникнуть внутрь терема. Тогда чары развеются.
– Ну, судя по тому, как они его подожгли…
– Да, надеются, мы сами к ним выйдем.
– С поднятыми руками и Альманахом в зубах…
– Сколь раз твердила тебе; не поминай сию книгу всуе! Беду накличешь! Ох, вот и беседка. Скорее внутрь…
Накликала я беду. Или беду вообще кликать не надо. Она сама является. Причем именно в тот момент, когда ты, уже опьяненный ароматом близкой победы, делаешь последний шаг…
И вляпываешься.
Допустим, в грязь.
В беседке стояла Аленка.
Мы замерли на пороге, а я совершенно не к месту и не ко времени поняла, что натерла плечо дерюгой, в которой тащила компьютер.
За спиной Аленки в беседке маячило с полдюжины симпатичных парнишек в белых одеждах и с абсолютно оловянными глазами.
– Я, чаю, вы собрались куда? – хрустальным голосом поинтересовалась у нас узурпаторша. И даже не зашли попрощаться. Нехорошо это. Не по-людски.
Она улыбнулась и сложила ладони лодочкой. Направила их в грудь моей тезки.
– Нехорошо, – повторила Аленка, и из «лодочки» ударил алый пульсирующий луч.
– Нет! – Я это даже не крикнула. Просто мое тело почему-то среагировало быстрее, чем сознание. И я заслонила Василису Прекрасную грудью. Потому что на спине у меня расположился комп.
Луч ударился о мою грудь и рассыпался крохотными безвредными искорками. Все верно, говорила же Руфина, что на меня Аленкино колдовство не действует.
– Не получилось, – разочарованно разомкнула ладони Аленка. Трудно мне с вами. Зато интересно. Эй, ребятки! Ну-ка, потешьте свои могучие телеса во славу нашего приснопоминаемого махатмы!
Аленка отступила внутрь злосчастной беседки, «ребятки» ровным строем пошли по наши души, а я краем глаза успела заметить, что опьяненная магией вседозволенности узурпаторша стоит в сиренево мерцающем круге, начерченном на полу.
– Что это? – успела я спросить прекрасную тезку.
– От нас защита! Нам теперь туда не проникнуть! А очень надо!
– Кумарис! – хором воскликнули просветленные ребята и выхватили из ниоткуда длинные, серебристые копья, напоминавшие иглы. И кинулись на нас, все больше стекленея взглядами…
– А ну, давайте сюда, ошибки природы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Свечи будем зажигать? – прошептала я. От темноты и напряженного ожидания было не по себе. Да еще контуры Сэма неприятно подсвечивали мертвенно-синим светом.
– Не надо лишнего света. Это только внимание привлечет, – резонно заявила Василиса, и тут глаза ее, словно у кошки, засияли яркой зеленью так, что я, едва не ослепнув, прищурила глаза.
– Ну ты даешь, прекрасная тезка! – только и выговорила я. Тебя этому тоже обучали?
– Да, – кратко бросила Василиса Прекрасная. Пора.
Мы подхватили вещи и, стараясь не шуметь, двинулись к черному ходу, который имелся в пристройке, именуемой «рухольная». Здесь пахло долгим владычеством мышей, давно не чищенной паутиной и старыми тряпками. Зеленым сиянием своих очей тезка осветила неопрятного вида камин, сложенный из крупных закопченных камней. Внутри камина, казалось, не было ничего, кроме грязи и сажи.
– Нам придется лезть через камин? – издавая внутренний тихий стон, поинтересовалась я.
– Ох и чудна ты порой бываешь, премудрая! Ты внимательнее вглядись!
И как раз не давая мне толком вглядеться, тезка нажала на какой-то выступающий из стены камушек. И камин… пополз вверх на манер театральной декорации, обдавая нас облаком застарелой пыли. За камином обнаружилась небольшая, крепкая на вид дверца с висячим замком. Меня разобрал нервный смех.
– Так, все, я знаю эту сказку, – тоном галлюцинирующей неврастенички заявила я. Сейчас откроется волшебная дверца, и мы попадем в чудесный театр папы Карло, и девочка с голубыми волосами заставит всех почистить зубы, а мальчик с длинным острым носом будет поливать нас чернилами и кричать: «Скажите, как меня зовут!»
– Василиса, ты что говоришь такое? – изумилась моя тезка. Это же просто дверь. Дверь в сад.
Она сняла с шеи цепочку с болтающимся на ней ключом и, принялась ковыряться в замке.
– Вот незадача; заржавел замок за столько лет без работы… Ничего, сейчас все получится!
Посверкивая зелеными глазами, Василиса Прекрасная колупала массивное чрево проржавевшего замка, а я держала вещи и продолжала галлюцинировать:
– Говоришь, не будет там театра? А жаль… Всю жизнь мечтала попасть. Сидеть в первом ряду и любоваться манерами пуделя Артемона. Но лучше – прятаться за кулисами вместе с печальным бледным Пьеро и осушать фонтаны его перемешанных с пудрой слез своими утешающими поцелуями!.. Ты говоришь, сад? Что – сад? «Созрели вишни в саду у дяди Вани», а нам только и досталось, что выковыривать из их червивой мякоти скользкие косточки… Вишневый сад, мотивы русской драмы!.. Василиса, неужели ты не понимаешь, что только что своими словами ты разрушила мою детскую веру в существование бесплатных кукольных театров и длинноносых деревянных мальчиков!..
– Я только что открыла замок, – сурово прервала мои бессвязные речи деловая тезка. И лучше будет, если мы поторопимся!
– Да, пора на свежий воздух, – приходя в себя, согласилась я. А то что-то становится жарко.
– Жарко? – переспросила Василиса, и лицо ее исказилось гневом. Да ведь они, нехристи, наш терем подожгли! Скорей!
И она что было силы толкнула дверь в сад.
С одной стороны, даже хорошо, что этот забытый черный ход оказался забытым настолько, что весь зарос шиповником, дикой малиной и крапивой высотой в два человеческих роста. Это означало, что нас вряд ли кто-нибудь заметит в таких джунглях, да еще ночью, ой! «Ой» касается другой стороны медали. Крапива, негодяйка, жжется немилосердно, шиповник беспринципно лезет в глаза и уши, а поведение колючих кустов дикой малины вообще выходит за рамки Конвенции по правам человека…
Но мы терпели. И с этим достойным лироэпической поэмы терпением продирались сквозь заросли, чтобы по неприметным садовым тропинкам выйти к заветной беседке. Кстати, ночь уже не была удручающе темной – пламя, взметнувшееся над крышей нашего недавнего жилища, давало отменное освещение.
И тут я услыхала леденящие душу вопли!
– Горим! – оповещал честной народ голос, явно принадлежавший Василисе Прекрасной.
– Спасите наши души! – Это уже моим голосом кто-то истерично надрывался. Весьма похоже.
– А… как это? – поинтересовалась я у тезки, шагая за ней след в след меж зарослей черноплодной рябины.
– Я не такая дура, чтоб дать понять Аленкиным прихлебателям, что мы сбежали. Пусть думают, что мы в огне погибаем.
– И долго наши вопли им слышны будут?
– До тех пор, пока кто-нибудь из этих смуглокожих не попытается проникнуть внутрь терема. Тогда чары развеются.
– Ну, судя по тому, как они его подожгли…
– Да, надеются, мы сами к ним выйдем.
– С поднятыми руками и Альманахом в зубах…
– Сколь раз твердила тебе; не поминай сию книгу всуе! Беду накличешь! Ох, вот и беседка. Скорее внутрь…
Накликала я беду. Или беду вообще кликать не надо. Она сама является. Причем именно в тот момент, когда ты, уже опьяненный ароматом близкой победы, делаешь последний шаг…
И вляпываешься.
Допустим, в грязь.
В беседке стояла Аленка.
Мы замерли на пороге, а я совершенно не к месту и не ко времени поняла, что натерла плечо дерюгой, в которой тащила компьютер.
За спиной Аленки в беседке маячило с полдюжины симпатичных парнишек в белых одеждах и с абсолютно оловянными глазами.
– Я, чаю, вы собрались куда? – хрустальным голосом поинтересовалась у нас узурпаторша. И даже не зашли попрощаться. Нехорошо это. Не по-людски.
Она улыбнулась и сложила ладони лодочкой. Направила их в грудь моей тезки.
– Нехорошо, – повторила Аленка, и из «лодочки» ударил алый пульсирующий луч.
– Нет! – Я это даже не крикнула. Просто мое тело почему-то среагировало быстрее, чем сознание. И я заслонила Василису Прекрасную грудью. Потому что на спине у меня расположился комп.
Луч ударился о мою грудь и рассыпался крохотными безвредными искорками. Все верно, говорила же Руфина, что на меня Аленкино колдовство не действует.
– Не получилось, – разочарованно разомкнула ладони Аленка. Трудно мне с вами. Зато интересно. Эй, ребятки! Ну-ка, потешьте свои могучие телеса во славу нашего приснопоминаемого махатмы!
Аленка отступила внутрь злосчастной беседки, «ребятки» ровным строем пошли по наши души, а я краем глаза успела заметить, что опьяненная магией вседозволенности узурпаторша стоит в сиренево мерцающем круге, начерченном на полу.
– Что это? – успела я спросить прекрасную тезку.
– От нас защита! Нам теперь туда не проникнуть! А очень надо!
– Кумарис! – хором воскликнули просветленные ребята и выхватили из ниоткуда длинные, серебристые копья, напоминавшие иглы. И кинулись на нас, все больше стекленея взглядами…
– А ну, давайте сюда, ошибки природы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90