Я не плакала, провожая мужа, я радовалась. Но пути божьи неисповедимы. Еще кораблик наш не дошел Готтского берега, налетела штормовая непогода. Кораблик нанесло на камни и разбило в щепы. Дорогой товар утонул.
Муж вернулся в Ютту бос и наг. По суду гильдии его бросили в темницу на срок, покуда не уплатит долга. Это было два года назад, господине.
Я осталась одна с двумя маленькими детьми. Надо было кормить мужа в темнице, прокармливать детей. Я стала работать у рыбного засола. С рассвета до заката, на ветру, на снегу, на дожде. За труд платили рыбой. Голову варила и несла мужу, остальное доедала с детьми. Хлеб подавали соседи, добрые люди. И они же доводили меня до отчаяния. Всякий день я слышала: «Гордячка ты, бесстыдница! Рыбный засол не работа. Сама подохнешь и семью уморишь. Иди на пристань, торгуй своим телом, пока молода. Познатнее дамы торгуют любовью по нужде, а ты кто?»
С ужасом я слушала такие речи. Стать блудницей пропащей… Утопиться бы – и то нельзя: без меня замрут мои дорогие муж и дети. И вот сегодня город тонет в тумане. И я решила: вечером пойду и стану у пристани. В такую непогоду никто из горожан не ходит, никто моего позора не увидит. Меня, господине, ты и приметил у причального столба и привел сюда. Вот и все.
– Госпожа, как велик долг твоего мужа?
– Страшно вымолвить, господине: без малого сто золотых скандинавских гривен.
Андрей соображал:
«На нас, пятерых, я получил пятьсот гривен, по сто гривен на брата. Моей долей я волен распорядиться».
Он выговорил:
– Следуй за мной, госпожа.
Город накрыт был белесым туманом. Но Андрей шел быстро, уверенно. Женщина едва поспевала за ним. На спуске к пристаням еле блазнила древняя церквица. Андрей сказал:
– Стань, госпожа, в церковных воротах и не соступи с места. Жди меня. Я тотчас вернусь.
Как птица слепым полетом, в тумане, он побежал на свой корабль. Спустился в каюту, отомкнул ларец с общей казной, в кожаный кошель отсчитал сто золотых гривен. Спрятав кошель за пазуху, побежал обратно в город.
Женщина стояла в каменной нише, как изваяние. Андрей сказал:
– Я принес тебе нечто, госпожа. Но должен проводить тебя до дому.
– Господине, – отвечала женщина, – мой дом близко. Видишь, в конце улицы брезжит огонек. Это мой сынишка поставил на окне светильник, боится, чтобы мать не заблудилась.
Андрей все же проводил ее до дому.
– Теперь ты дома, госпожа. Вот, держи обеими руками этот кожаный кошель. В нем сто золотых гривен. Завтра утром иди в гильдию, объяви о себе секретариусу и казначею. Они примут гривны счетом и весом. Также выдадут тебе пергамент с печатями, что твой муж чист от всякого долга. Завтра, до полудня, твой муж возвратится домой полноправно и свободно. А теперь прости, госпожа.
Сотворив поклон, Андрей зашагал обратно, и его накрыло туманом.
Тогда только женщина опомнилась, бросилась вслед Андрею и закричала:
– Господине, господине! Человек ты или ангел? От сотворения мира не слыхана такая великая и богатая милость!
Она бежала и кричала, но не знала, в какой переулок, к каким пристаням свернул Андрей, и крик ее был как крик чайки в море. Тогда женщина упала на дорогу и, рыдая и молясь, целовала следы Андреевых ног на сыром песке.
В ту же ночь, до утренних часов, Андреев корабль покинул Ютту Варяжскую и, открыв паруса, пошел в русскую сторону.
Оминув Варяжскую Гору, Андрей проходит море Мурманское и наконец, одолев жерло, достигает Двинской земли.
В сборной избе Андрей здравствуется с четырьмя своими товарищами. Справив поклоны, они спрашивают:
– Каково путь и торговлю справил, господине?
Андрей отвечал:
– Вашим счастьем, государи, бог дал все благополучно. В Ютте казначей и секретариус товар похвалили и договоренную цену уплатили, пятьсот гривен золотом свесили счетом и мерою.
Андрей поставил на стол ларец с золотом.
– Здесь, государи, только ваша доля – четыреста гривен золотом. Свою долю – сто гривен – я вынял и стратил.
– Суматоху говоришь, государь! Общая казна делится сообща. Никто из пайщиков не вправе выхватить из общей казны ни единой серебряной копейки. Ты, государь Андрей, поступил самочинно, самонравно, самовольно. Ты переступил Морской промышленный устав!
Ни единого слова покорного не приготовил Андрей своим товарищам. Вышел из горницы -так дверью двизнул, что изба дрогнула.
С этого дня и часа остуда легла меж Андреем и четырьмя его товарищами. Эта остуда была на руку соседственной артели. Артельный староста «подвесил Андрею лисий хвост»:
– Тебе, преименитому кормщику, не дозволено копейки взять из казны! Твоей бы дружине перед тобой на четвереньках бегать, а они свою ногу тебе на голову ставят. Переходи в нашу дружину. Будешь над нами государить, а мы тебе будем в рот глядеть и от тебя слова ждать.
– Куда походите? – спросил Андрей.
– Зимовать на матку, на Новую Землю. Люди к походу готовы.
Андрей был крут на поворотах -дал согласие. Ушел на Новую Землю, не сказавшись, не спросившись со старыми своими товарищами. И те оскорблены были даже до слез: ушел, не простился!
На Новой Земле кормщик Андрей государил и осень, и зиму, и весну. Там в невечерний день к Андрею пришла та, которая говорит о себе: «Я -детям утеха, я – старым отдых, я – рабам свобода, я – трудящимся покой».
Андрея положили в каменном берегу, накрыли аспидной плитой. На плите высечена надпись: «Спит Андрей Двинянин, жда архангеловы трубы».
Эта весть об Андрее прилетела на Двину, и была печаль великая, и дружина плакала – ушел и нам прощенья не оставил.
Через четыре года по Андрееве исходе, значит, через пять лет после его быванья в Ютте, пришел на Двину скандинавский корабль, и хозяин корабля стал сыскивать об Андрее. В тот же вечер встретился с Андреевой дружиной.
– Вы Андреева дружина. Вам должно принять эти гривны.
– Недостойны.
– Раздайте скудным, бедным людям.
– Не нашими руками раздавать. Тяжко нам будет получать спасибо за Андрееву милость.
Наконец сошлись на том. что надобно учредить память Андрею. А как Андрей был отменитый мореходец, то да будет память его знатна и слышна в морском сословии.
– Наша Двина ходит промышлять рыбу в Западный Мурман, близ Бусой салмы. Это место вы, скандинавы, зовете «Жилище туманов», и Андрей мечтал учредить здесь остерегательный звон.
– Быть по сему, – отозвался варяженин. – Я в эту же зиму вылью колокол и весной, на троицу, привезу кораблем.
– Быть по сему, – отвечали двиняне. – Мы явимся на Мурман раньше тебя и к троицыну дню возведем на Бусой вараке столп-звонницу. Еще кладем на тебя заповедь, государь варяженин. По ободу, по краю колокола, вылей сей стих: «Малый устав преступив, исполнил великую заповедь».
Как пообещал варяженин, так и учинил. Сыскались в Скандинавии искусные мастера-литейщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Муж вернулся в Ютту бос и наг. По суду гильдии его бросили в темницу на срок, покуда не уплатит долга. Это было два года назад, господине.
Я осталась одна с двумя маленькими детьми. Надо было кормить мужа в темнице, прокармливать детей. Я стала работать у рыбного засола. С рассвета до заката, на ветру, на снегу, на дожде. За труд платили рыбой. Голову варила и несла мужу, остальное доедала с детьми. Хлеб подавали соседи, добрые люди. И они же доводили меня до отчаяния. Всякий день я слышала: «Гордячка ты, бесстыдница! Рыбный засол не работа. Сама подохнешь и семью уморишь. Иди на пристань, торгуй своим телом, пока молода. Познатнее дамы торгуют любовью по нужде, а ты кто?»
С ужасом я слушала такие речи. Стать блудницей пропащей… Утопиться бы – и то нельзя: без меня замрут мои дорогие муж и дети. И вот сегодня город тонет в тумане. И я решила: вечером пойду и стану у пристани. В такую непогоду никто из горожан не ходит, никто моего позора не увидит. Меня, господине, ты и приметил у причального столба и привел сюда. Вот и все.
– Госпожа, как велик долг твоего мужа?
– Страшно вымолвить, господине: без малого сто золотых скандинавских гривен.
Андрей соображал:
«На нас, пятерых, я получил пятьсот гривен, по сто гривен на брата. Моей долей я волен распорядиться».
Он выговорил:
– Следуй за мной, госпожа.
Город накрыт был белесым туманом. Но Андрей шел быстро, уверенно. Женщина едва поспевала за ним. На спуске к пристаням еле блазнила древняя церквица. Андрей сказал:
– Стань, госпожа, в церковных воротах и не соступи с места. Жди меня. Я тотчас вернусь.
Как птица слепым полетом, в тумане, он побежал на свой корабль. Спустился в каюту, отомкнул ларец с общей казной, в кожаный кошель отсчитал сто золотых гривен. Спрятав кошель за пазуху, побежал обратно в город.
Женщина стояла в каменной нише, как изваяние. Андрей сказал:
– Я принес тебе нечто, госпожа. Но должен проводить тебя до дому.
– Господине, – отвечала женщина, – мой дом близко. Видишь, в конце улицы брезжит огонек. Это мой сынишка поставил на окне светильник, боится, чтобы мать не заблудилась.
Андрей все же проводил ее до дому.
– Теперь ты дома, госпожа. Вот, держи обеими руками этот кожаный кошель. В нем сто золотых гривен. Завтра утром иди в гильдию, объяви о себе секретариусу и казначею. Они примут гривны счетом и весом. Также выдадут тебе пергамент с печатями, что твой муж чист от всякого долга. Завтра, до полудня, твой муж возвратится домой полноправно и свободно. А теперь прости, госпожа.
Сотворив поклон, Андрей зашагал обратно, и его накрыло туманом.
Тогда только женщина опомнилась, бросилась вслед Андрею и закричала:
– Господине, господине! Человек ты или ангел? От сотворения мира не слыхана такая великая и богатая милость!
Она бежала и кричала, но не знала, в какой переулок, к каким пристаням свернул Андрей, и крик ее был как крик чайки в море. Тогда женщина упала на дорогу и, рыдая и молясь, целовала следы Андреевых ног на сыром песке.
В ту же ночь, до утренних часов, Андреев корабль покинул Ютту Варяжскую и, открыв паруса, пошел в русскую сторону.
Оминув Варяжскую Гору, Андрей проходит море Мурманское и наконец, одолев жерло, достигает Двинской земли.
В сборной избе Андрей здравствуется с четырьмя своими товарищами. Справив поклоны, они спрашивают:
– Каково путь и торговлю справил, господине?
Андрей отвечал:
– Вашим счастьем, государи, бог дал все благополучно. В Ютте казначей и секретариус товар похвалили и договоренную цену уплатили, пятьсот гривен золотом свесили счетом и мерою.
Андрей поставил на стол ларец с золотом.
– Здесь, государи, только ваша доля – четыреста гривен золотом. Свою долю – сто гривен – я вынял и стратил.
– Суматоху говоришь, государь! Общая казна делится сообща. Никто из пайщиков не вправе выхватить из общей казны ни единой серебряной копейки. Ты, государь Андрей, поступил самочинно, самонравно, самовольно. Ты переступил Морской промышленный устав!
Ни единого слова покорного не приготовил Андрей своим товарищам. Вышел из горницы -так дверью двизнул, что изба дрогнула.
С этого дня и часа остуда легла меж Андреем и четырьмя его товарищами. Эта остуда была на руку соседственной артели. Артельный староста «подвесил Андрею лисий хвост»:
– Тебе, преименитому кормщику, не дозволено копейки взять из казны! Твоей бы дружине перед тобой на четвереньках бегать, а они свою ногу тебе на голову ставят. Переходи в нашу дружину. Будешь над нами государить, а мы тебе будем в рот глядеть и от тебя слова ждать.
– Куда походите? – спросил Андрей.
– Зимовать на матку, на Новую Землю. Люди к походу готовы.
Андрей был крут на поворотах -дал согласие. Ушел на Новую Землю, не сказавшись, не спросившись со старыми своими товарищами. И те оскорблены были даже до слез: ушел, не простился!
На Новой Земле кормщик Андрей государил и осень, и зиму, и весну. Там в невечерний день к Андрею пришла та, которая говорит о себе: «Я -детям утеха, я – старым отдых, я – рабам свобода, я – трудящимся покой».
Андрея положили в каменном берегу, накрыли аспидной плитой. На плите высечена надпись: «Спит Андрей Двинянин, жда архангеловы трубы».
Эта весть об Андрее прилетела на Двину, и была печаль великая, и дружина плакала – ушел и нам прощенья не оставил.
Через четыре года по Андрееве исходе, значит, через пять лет после его быванья в Ютте, пришел на Двину скандинавский корабль, и хозяин корабля стал сыскивать об Андрее. В тот же вечер встретился с Андреевой дружиной.
– Вы Андреева дружина. Вам должно принять эти гривны.
– Недостойны.
– Раздайте скудным, бедным людям.
– Не нашими руками раздавать. Тяжко нам будет получать спасибо за Андрееву милость.
Наконец сошлись на том. что надобно учредить память Андрею. А как Андрей был отменитый мореходец, то да будет память его знатна и слышна в морском сословии.
– Наша Двина ходит промышлять рыбу в Западный Мурман, близ Бусой салмы. Это место вы, скандинавы, зовете «Жилище туманов», и Андрей мечтал учредить здесь остерегательный звон.
– Быть по сему, – отозвался варяженин. – Я в эту же зиму вылью колокол и весной, на троицу, привезу кораблем.
– Быть по сему, – отвечали двиняне. – Мы явимся на Мурман раньше тебя и к троицыну дню возведем на Бусой вараке столп-звонницу. Еще кладем на тебя заповедь, государь варяженин. По ободу, по краю колокола, вылей сей стих: «Малый устав преступив, исполнил великую заповедь».
Как пообещал варяженин, так и учинил. Сыскались в Скандинавии искусные мастера-литейщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133