Лео пошевелился и открыл глаза. Зрачки были бесцветными, как лед. Он схватил ее за плечи и пробормотал заплетающимся языком:
– Я уже не сплю. Не сплю я, Господи. Ты орешь так, что и мертвого разбудишь!
– В какой-то момент мне показалось, что так и есть! Ах, Лео, ты был жутко бледным и неподвижным, как труп.
Лео потер глаза.
– Я всего лишь крепко спал.
– Я никак не могла тебя разбудить. Я испугалась. Прости.
– А я не хотел просыпаться. Я… – Лео помолчал и тихо добавил: – Мне приснился сон, да такой… реальный.
– А что тебе приснилось?
Он не ответил.
– Лора?
Глубокие морщины прорезали лицо Лео.
– Я просил тебя никогда не упоминать это имя.
– Но, Лео, ты никогда не перестаешь о ней думать, независимо оттого, слышишь ты ее имя или нет.
– Я не собираюсь о ней говорить.
– Но ты же видишь, что не говорить о ней – не помогает. – Амелия не знала, какую избрать тактику, чтобы достучаться до брата. – Я не позволю тебе, Лео, распасться на куски.
Он посмотрел на нее ледяным взглядом.
– Когда-нибудь, – сказал он, – тебе придется признать, что есть вещи, которые ты не можешь контролировать. Если я захочу разлететься на куски, сестрица, я не стану спрашивать у тебя разрешения.
Амелия с сочувствием дотронулась до его щеки.
– Лео… Я знаю, через что ты прошел после смерти Лоры. Но обычно люди приходят в себя после потери и могут снова обрести счастье…
– Счастья больше нет. И мира нет ни в одном проклятом уголке моей души. Она все забрала с собой. Ради Бога, Амелия… иди и займись чем-нибудь, а меня оставь в покое.
Глава 11
На следующее утро после визита Амелии Хатауэй Кэм зашел в кабинет лорда Уэстклиффа и остановился на пороге.
– Милорд.
Увидев прислоненную к ножке письменного стола куклу с фарфоровой головой и остатки какого-то пирожного, Кэм улыбнулся. Любовь лорда к дочери была всем известна, и Кэм догадался, что отец не мог противиться вторжениям Мерритт в его кабинет.
Лорд Уэстклифф сделал знак Кэму войти.
– Это племя Бришена? – спросил он без всяких предисловий.
Кэм сел.
– Нет. Во главе стоит человек по имени Даниор. Они видели отметины на деревьях.
В то утро один из арендаторов Уэстклиффа сообщил, что у реки расположился цыганский табор. В отличие от других землевладельцев Гемпшира Уэстклифф терпел присутствие цыган на своей земле, если только они не безобразничали.
В недавних случаях граф посылал в табор еду и вино, а цыгане в ответ вырезали на деревьях отметины, обозначая, что это дружественная территория. Обычно они оставались всего на несколько дней и покидали поместье, не причиняя ему никакого вреда.
Услышав о появлении нового табора, Кэм вызвался поговорить с вновь прибывшими и узнать об их планах. Уэстклифф сразу же согласился, используя возможность послать в табор человека, знающего их язык. Визит удался. Племя было небольшим, его вождь – дружелюбным человеком, уверившим Кэма, что они никому не доставят неприятностей.
– Они намерены остановиться здесь на неделю, не больше.
– Хорошо.
– Вам не нравится эти визиты, милорд?
– Да, особого желания принимать их в своем поместье у меня нет, – признался Уэстклифф. – Они нервируют жителей деревни и моих арендаторов.
– Но вы разрешаете им остаться. Почему?
– Во-первых, если они близко, то всегда можно узнать, что они делают. А во-вторых… – Уэстклифф умолк, видимо, подбирая слова. – Многие считают цыган бандами кочевников или еще хуже – попрошайками и ворами. А другие признают за ними их собственную культуру. Если вы относитесь ко второму типу, вы не можете наказывать их за то, что они живут, соблюдая традиции своих предков.
На Кэма это высказывание произвело большое впечатление. Редко кто из gadjo, не говоря уже об аристократах, справедливы к цыганам.
– Значит, вы относитесь ко второму типу?
– Да, я склоняюсь к нему, хотя и признаю, что эти дети природы иногда бывают немного вороваты.
Кэм усмехнулся:
– Цыгане верят, что никто не может владеть землей или жизнями животных. Другими словами, нельзя украсть то, что принадлежит всем.
– Мои арендаторы считают иначе, – сухо ответил Уэстклифф.
Кэм откинулся на спинку кресла, положив руку на подлокотник. Золотое кольцо блеснуло на фоне красного дерева. В отличие от графа, одетого в строгий камзол и умело завязанный галстук, Кэм был в сапогах, бриджах и в рубашке с открытым воротом. Он пришел из табора, а там одежда gadjo была бы неуместна.
Уэстклифф внимательно посмотрел на Кэма:
– Ну и о чем же вы говорили? Полагаю, они выразили удивление, встретив цыгана, который живет с gadjo.
– Да, удивление, – согласился Кэм. – И жалость.
– Жалость? – Граф был не настолько свободен от предрассудков, чтобы понять, что цыгане считают себя гораздо более счастливыми, чем gadjo.
– Они жалеют каждого человека, который живет несвободно. – Кэм окинул взглядом окружавшую их роскошь. – Спит в доме, отягощен вещами, ест по расписанию, носит в кармане часы. Все это неестественно.
Он замолчал, вспомнив тот момент, когда он вступил в табор. Его охватило чувство свободы. Вид повозок, собак, лениво расположившихся между колесами, пасущихся рядом лошадей, запах костра и пепла… все это вернуло его в детство. Ему нравилась такая жизнь и по сей день. Он не нашел никаких преимуществ в оседлом образе жизни.
– По-моему, нет ничего неестественного в том, чтобы хотеть иметь крышу над головой, когда идет дождь, – сказал Уэстклифф. – Или владеть землей и обрабатывать ее. Или следить за течением времени по часам. В противном случае общество распалось бы и не было бы ничего, кроме хаоса и войн.
– А разве англичане с их часами и фермами и заборами не воюют?
Граф нахмурился:
– Нельзя так упрощать.
– А цыгане упрощают. – Кэм оглядел свои сапоги, испачканные речной грязью. – Они пригласили меня пойти с ними, когда они стронутся с места.
– Ты, конечно, отказался.
– Но я хотел согласиться. Если бы не дела в Лондоне, за которые я отвечаю, я принял бы их предложение.
Уэстклифф задумался.
– Ты меня удивляешь.
– Почему?
– Ты человек необыкновенных способностей и ума. Ты богат и можешь разбогатеть еще больше. Нелогично все это бросать. Это будет расточительством.
Улыбка тронула губы Кэма. Хотя Уэстклифф был человеком широких взглядов, у него тоже сложилось неоспоримое мнение о том, как должны жить люди. Ценности, которые он исповедовал – честь, усердие в делах, прогресс и совершенствование, – не совпадали с ценностями цыган. Для графа природа была объектом, которым следует управлять и который надо организовывать: цветам надлежит расти на клумбах, животных надо приручать или использовать для охоты, земли необходимо расчищать. А молодого человека надо приучать к полезному труду, женить на приличной женщине, с которой он создаст крепкую британскую семью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69