– Поэтому мне чертовски повезло, что это оказались вы, а не кто-нибудь из домашних слуг. Я забылся, Дженкс, совершенно забылся. Как вы говорите, вас это не касается, но я хочу, чтобы вы это знали.
– Что ж, вам виднее, милорд, – спокойно сказал Дженкс, пристально глядя на графа. – Обри Монтфорд хорошая женщина, и у нее здесь хватает неприятностей.
С этими словами садовник натянул на голову шляпу и зашагал по коридору, оставив Джайлза барахтаться в болоте вожделения, унижения и, что еще хуже, потрясающего отсутствия угрызений совести. Но Джайлз, очевидно, не обладал достаточным количеством здравого смысла, чтобы понять, когда следует отступить, поэтому, как только Дженкс скрылся в нижнем дворе, он прямиком снова отправился в клетку льва, даже не задержавшись, чтобы постучать.
Обри не могла себе поверить, когда лорд Уолрейфен снова вошел в ее гостиную. Неужели у этого человека нет стыда? Неужели ему не достаточно неприятностей? Очевидно, нет. Граф, этот длинноногий мускулистый красавец, пересекал комнату, словно она принадлежала ему – хотя, собственно, так оно и было.
Обри, сидевшая у рабочего стола, вскочила со стула и с опаской следила за ним.
– Я поговорил с Дженксом, – холодно сообщил Уолрейфен, с аристократической небрежностью бросив свою папку. – С этой стороны у вас не будет неприятностей.
– О, вы поговорили с ним?.. – прошипела она, чувствуя, что внутри у нее что-то оборвалось, и обошла вокруг стола. – Что ж, очень благородно с вашей стороны, сэр. И что именно вы сказали ему? Никогда не отвлекать вас, когда вы соблазняете служанок?
Граф посмотрел на нее с некоторым удивлением, с удивлением, которое быстро превратилось в нечто иное. Он подошел ближе, так близко, что она различила черные крапинки в его серебристых глазах.
– Мадам, если бы я намеревался соблазнить вас, я бы снял с вас панталоны еще несколько дней назад. – Он отвернулся. – Все, что я сделал, – это поцеловал вас... и не совсем без вашего согласия.
– Да как вы смеете! – Обри совершенно забыла о своем намерении держать рот на замке, не возражать и делать все, чтобы сохранить за собой место. – Как вы смеете перекладывать на меня вину за свое поведение!
– Я сожалею, что вы были сконфужены, – пожал плечами граф, – это вовсе не входило в мои намерения.
– О, но вы считаете меня неотразимой, поэтому обо всем можно забыть? – дерзко спросила она. – Полагаю, вас охватило возбуждение при виде моего исключительного искусства вести бухгалтерию. Или это из-за моего редкого способа гладить белье?
– Честно говоря, – перебил ее граф, – это из-за вашего зада, Обри. Ваши юбки очень соблазнительно обтянули его, когда вы потянулись вверх.
– Понятно, – прошептала она, побледнев. – И вы, милорд, должны взять меня себе, как спелое яблоко?
– Простите, дорогая, но вы производите именно такое впечатление. – Приведенное ею сравнение заставило Уолрейфена приподнять бровь. – Но возможно, я все перепутал. Быть может, это не ваш язык был у меня во рту?
Потеряв контроль над собой, Обри замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но граф вскинул руку с быстротой кошки, бросающейся на добычу, поймал Обри за запястье и притянул к себе.
– Даже не помышляйте об этом, дорогая, – тихим угрожающим тоном предупредил он. – Я и так уже вытерпел от вас много дерзостей.
– Что ж, придется вытерпеть и эту, – зловеще прошептала она. – Я сама выбираю, с кем делить постель, и никто этим не распоряжается.
Уолрейфен сжал губы, его глаза потемнели, в нем не осталось ничего от благородного воспитанного человека. Обри прерывисто вздохнула и вместе с воздухом втянула в себя запах разгоряченного, рассерженного мужчины, и запах его дорогого одеколона сейчас показался ей совсем не таким изысканным.
– А что касается вашей постели, Обри, – с жаром прошептал он ей в самое ухо, – то, вероятно, вам лучше вспомнить, кому она принадлежит. Относительно распоряжений, то да, вы свободны в своем выборе и поэтому выбирайте очень, очень благоразумно.
– А я думала, вы джентльмен.
– Политик, – поправил граф и, немного отстранившись, взглянул ей в лицо. – Настоящий джентльмен не знал бы, что с вами делать.
– О, а вы знаете?
– Думаю, догадываюсь. – Его глаза вызывающе сверкнули, Уолрейфен крепко прижал Обри к себе и поцеловал.
Его первый поцелуй Обри считала всепоглощающим, но этот был несдержанным – вспышка горячей, бушующей ярости и ослепляющего света. Открыв рот, Уолрейфен полностью завладел ее губами и теснил Обри к рабочему столу, пока она не уперлась спиной в дерево.
Она сопротивлялась, отворачиваясь и колотя его руками по плечам, а когда это ни к чему не привело, попробовала укусить. Но он схватил ее за кисти рук и положил их на крышку стола, прижав Обри к столу своим телом. Она безошибочно физически ощутила его желание, и на мгновение их взгляды встретились.
– Не сопротивляйтесь, Обри! – прорычал он, стараясь перевести дыхание.
– Отпустите меня, – тоже задыхаясь, потребовала она. Но что-то в его взгляде поразило Обри. Она видела там злость, дикое, опасное безумство, которого никогда не могла даже представить себе, а кроме того, там было страдание – это она причинила ему боль. Однако Уолрейфен производил впечатление человека, который получает то, что хочет. Боже правый, Обри играла с огнем.
– Просто отпустите меня, – шепотом повторила она. Он ослабил хватку, но его губы снова потянулись к ней, и Обри, уступая, медленно закрыла глаза – свои предательские глаза.
– Вы уверены, что на самом деле хотите этого? – Его голос был мягким как шёлк и греховным. – Уверены, Обри?
Она бессильно оперлась о стол. О Боже! Беда заключалась в том, что она не была в этом уверена. Любые человеческие отношения, любые эмоции – да, даже вожделение и гнев – были лучше, чем та пустота, с которой она жила.
Это минутное колебание стало ее погибелью. Граф снова поцеловал ее, его губы, мягкие и теплые, нежно коснулись ее губ – ласка любовника. У Обри закружилась голова, закружилась от смятения и желания. Его губы неторопливо скользили по ее губам, пробуя их на вкус, его дыхание согревало кожу, а пальцы незаметно пробрались ей в волосы на затылке. Обри смутно ощутила, что голова у нее откидывается назад, и, в конце концов, осознала, что Джайлз отпустил ее запястья.
Его рука перебралась с ее затылка к лицу и бережно накрыла одну щеку, как будто Обри была сделана из хрупкого фарфора. Теплым, нежным прикосновением руки Уолрейфен без усилий потянул ее от стола и крепко, уверенно обнял. Необъяснимо почему Обри захотелось переложить свою тяжесть – и тяжесть всего мира – на его крепкое тело.
– Обри, простите, – прошептал он у самых ее губ. – О, Обри...
Его горячие полуоткрытые губы коснулись ее шеи, а одна рука, спустившись на ягодицы, неторопливо поглаживала их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Что ж, вам виднее, милорд, – спокойно сказал Дженкс, пристально глядя на графа. – Обри Монтфорд хорошая женщина, и у нее здесь хватает неприятностей.
С этими словами садовник натянул на голову шляпу и зашагал по коридору, оставив Джайлза барахтаться в болоте вожделения, унижения и, что еще хуже, потрясающего отсутствия угрызений совести. Но Джайлз, очевидно, не обладал достаточным количеством здравого смысла, чтобы понять, когда следует отступить, поэтому, как только Дженкс скрылся в нижнем дворе, он прямиком снова отправился в клетку льва, даже не задержавшись, чтобы постучать.
Обри не могла себе поверить, когда лорд Уолрейфен снова вошел в ее гостиную. Неужели у этого человека нет стыда? Неужели ему не достаточно неприятностей? Очевидно, нет. Граф, этот длинноногий мускулистый красавец, пересекал комнату, словно она принадлежала ему – хотя, собственно, так оно и было.
Обри, сидевшая у рабочего стола, вскочила со стула и с опаской следила за ним.
– Я поговорил с Дженксом, – холодно сообщил Уолрейфен, с аристократической небрежностью бросив свою папку. – С этой стороны у вас не будет неприятностей.
– О, вы поговорили с ним?.. – прошипела она, чувствуя, что внутри у нее что-то оборвалось, и обошла вокруг стола. – Что ж, очень благородно с вашей стороны, сэр. И что именно вы сказали ему? Никогда не отвлекать вас, когда вы соблазняете служанок?
Граф посмотрел на нее с некоторым удивлением, с удивлением, которое быстро превратилось в нечто иное. Он подошел ближе, так близко, что она различила черные крапинки в его серебристых глазах.
– Мадам, если бы я намеревался соблазнить вас, я бы снял с вас панталоны еще несколько дней назад. – Он отвернулся. – Все, что я сделал, – это поцеловал вас... и не совсем без вашего согласия.
– Да как вы смеете! – Обри совершенно забыла о своем намерении держать рот на замке, не возражать и делать все, чтобы сохранить за собой место. – Как вы смеете перекладывать на меня вину за свое поведение!
– Я сожалею, что вы были сконфужены, – пожал плечами граф, – это вовсе не входило в мои намерения.
– О, но вы считаете меня неотразимой, поэтому обо всем можно забыть? – дерзко спросила она. – Полагаю, вас охватило возбуждение при виде моего исключительного искусства вести бухгалтерию. Или это из-за моего редкого способа гладить белье?
– Честно говоря, – перебил ее граф, – это из-за вашего зада, Обри. Ваши юбки очень соблазнительно обтянули его, когда вы потянулись вверх.
– Понятно, – прошептала она, побледнев. – И вы, милорд, должны взять меня себе, как спелое яблоко?
– Простите, дорогая, но вы производите именно такое впечатление. – Приведенное ею сравнение заставило Уолрейфена приподнять бровь. – Но возможно, я все перепутал. Быть может, это не ваш язык был у меня во рту?
Потеряв контроль над собой, Обри замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но граф вскинул руку с быстротой кошки, бросающейся на добычу, поймал Обри за запястье и притянул к себе.
– Даже не помышляйте об этом, дорогая, – тихим угрожающим тоном предупредил он. – Я и так уже вытерпел от вас много дерзостей.
– Что ж, придется вытерпеть и эту, – зловеще прошептала она. – Я сама выбираю, с кем делить постель, и никто этим не распоряжается.
Уолрейфен сжал губы, его глаза потемнели, в нем не осталось ничего от благородного воспитанного человека. Обри прерывисто вздохнула и вместе с воздухом втянула в себя запах разгоряченного, рассерженного мужчины, и запах его дорогого одеколона сейчас показался ей совсем не таким изысканным.
– А что касается вашей постели, Обри, – с жаром прошептал он ей в самое ухо, – то, вероятно, вам лучше вспомнить, кому она принадлежит. Относительно распоряжений, то да, вы свободны в своем выборе и поэтому выбирайте очень, очень благоразумно.
– А я думала, вы джентльмен.
– Политик, – поправил граф и, немного отстранившись, взглянул ей в лицо. – Настоящий джентльмен не знал бы, что с вами делать.
– О, а вы знаете?
– Думаю, догадываюсь. – Его глаза вызывающе сверкнули, Уолрейфен крепко прижал Обри к себе и поцеловал.
Его первый поцелуй Обри считала всепоглощающим, но этот был несдержанным – вспышка горячей, бушующей ярости и ослепляющего света. Открыв рот, Уолрейфен полностью завладел ее губами и теснил Обри к рабочему столу, пока она не уперлась спиной в дерево.
Она сопротивлялась, отворачиваясь и колотя его руками по плечам, а когда это ни к чему не привело, попробовала укусить. Но он схватил ее за кисти рук и положил их на крышку стола, прижав Обри к столу своим телом. Она безошибочно физически ощутила его желание, и на мгновение их взгляды встретились.
– Не сопротивляйтесь, Обри! – прорычал он, стараясь перевести дыхание.
– Отпустите меня, – тоже задыхаясь, потребовала она. Но что-то в его взгляде поразило Обри. Она видела там злость, дикое, опасное безумство, которого никогда не могла даже представить себе, а кроме того, там было страдание – это она причинила ему боль. Однако Уолрейфен производил впечатление человека, который получает то, что хочет. Боже правый, Обри играла с огнем.
– Просто отпустите меня, – шепотом повторила она. Он ослабил хватку, но его губы снова потянулись к ней, и Обри, уступая, медленно закрыла глаза – свои предательские глаза.
– Вы уверены, что на самом деле хотите этого? – Его голос был мягким как шёлк и греховным. – Уверены, Обри?
Она бессильно оперлась о стол. О Боже! Беда заключалась в том, что она не была в этом уверена. Любые человеческие отношения, любые эмоции – да, даже вожделение и гнев – были лучше, чем та пустота, с которой она жила.
Это минутное колебание стало ее погибелью. Граф снова поцеловал ее, его губы, мягкие и теплые, нежно коснулись ее губ – ласка любовника. У Обри закружилась голова, закружилась от смятения и желания. Его губы неторопливо скользили по ее губам, пробуя их на вкус, его дыхание согревало кожу, а пальцы незаметно пробрались ей в волосы на затылке. Обри смутно ощутила, что голова у нее откидывается назад, и, в конце концов, осознала, что Джайлз отпустил ее запястья.
Его рука перебралась с ее затылка к лицу и бережно накрыла одну щеку, как будто Обри была сделана из хрупкого фарфора. Теплым, нежным прикосновением руки Уолрейфен без усилий потянул ее от стола и крепко, уверенно обнял. Необъяснимо почему Обри захотелось переложить свою тяжесть – и тяжесть всего мира – на его крепкое тело.
– Обри, простите, – прошептал он у самых ее губ. – О, Обри...
Его горячие полуоткрытые губы коснулись ее шеи, а одна рука, спустившись на ягодицы, неторопливо поглаживала их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84