Он стоял к ней спиной и показывал Лизочке свой темный бархатный берет, отороченный прямоугольными зубчиками и украшенный прекрасным голубоватым страусовым пером. По-видимому, девочка уже была в самых приятельских отношениях с офицером, так как, несмотря на то, что он что-то запрещал ей, малышка заливалась самым веселым смехом.
Мария остановилась на одну минуту в нерешительности; но, когда девочка схватила нарядный головной убор офицера и надела его на свои локоны, сочла нужным вмешаться и, останавливая ребенка, сказала:
— Лизочка, это вовсе не игрушка для детей!
Военный обернулся, на одно мгновение остановился как вкопанный, поднял руку ко лбу и затем сделал несколько быстрых прыжков по ступенькам лестницы навстречу бургомистерше. Та в изумлении отступила назад; но он не дал ей времени опомниться, протянул к ней обе руки и воскликнул, радостно и восторженно сверкая глазами:
— Мария! Фрейлейн Мария! Вы здесь? Вот счастливый-то день!
Молодая женщина тотчас же узнала его и с радостным видом, хотя и не без некоторого смущения, пожала его руку.
Светлые голубые глаза офицера искали ее взора, но она опустила глаза и произнесла:
— Я уже не то, чем была прежде: из девушки я стала замужней женщиной!
— Замужней женщиной! — воскликнул он. — Как это почтенно звучит! И все-таки, и все-таки вы все та же фрейлейн Мария! В вас нет ни на волос перемены! Точно так же вы склоняли свою голову в Дельфте во время свадьбы сестры, поднимали руки, опускали глаза, и так же мило вы краснели и тогда!
Голос, которым офицер с веселой, почти ребяческой непринужденностью произносил эти слова, отличался редкой красотой, которая привлекала Марию настолько же, насколько ее отталкивало слишком фамильярное обращение гостя. Быстрым движением она подняла голову, твердо посмотрела молодому человеку в лицо и с достоинством промолвила:
— Вы судите только по внешности, юнкер фон Дорнбург; во мне за эти три года произошло много перемен!
— Юнкер фон Дорнбург! — произнес он и покачал кудрявой головой. — В Дельфте я был юнкером Георгом. Наши дороги шли совершенно в разные стороны, достойная госпожа! Посмотрите-ка, у меня выросли усы, порядочные, если и не очень большие, я возмужал, а солнце обожгло розовое-белое лицо мальчика, одним словом, мой внешний вид изменился к худшему, но здесь, внутри, я остался совершенно таким же, каким был три года тому назад.
Мария почувствовала, что кровь снова приливает у нее к лицу, но ей не хотелось краснеть, и потому она быстро ответила:
— Застой — это движение назад; таким образом, вы потеряли добрых три года, господин фон Дорнбург!
Офицер с удивлением взглянул в лицо Марии и затем ответил серьезнее прежнего:
— Ваша игра в остроумие достигает цели вернее, чем, может быть, вы сами думаете; я надеялся найти вас в Дельфте, но в Альфене у нас иссяк порох; поэтому испанцы придут в ваш родной город, может быть, раньше нас. И вот благосклонная судьба сталкивает меня с вами уже здесь. Однако позвольте мне быть откровенным!… То, на что я надеюсь, чего я желаю, отчетливо рисуется перед моими глазами, я всей душой чувствую это; и когда я думал о нашем свидании, я мечтал, что вы протянете мне обе руки, и я возьму их в свои, а вы встретите меня не резкими словами, но спросите, как старого товарища веселого времени, как лучшего друга вашего Леонарда: «Помните вы нашего умершего друга?» И когда я на это отвечу вам: «Да, да, я никогда не забывал о нем», — тогда, так думал я, кроткий блеск ваших глаз… О как я благодарен вам! Вот уже мелькнули милые звездочки на влажной поверхности ваших светлых глаз! Вы совсем не так сильно переменились, как вы думаете, госпожа Мария, и, если мне хочется с восторгом вспомнить о прошлом, неужели вы упрекнете меня?
— Конечно, нет, — сердечно возразила она, — и за то, что вы так говорите, я буду снова называть вас Георгом и — как друга Леонарда — приглашаю вас к себе в дом.
— Вот, вот это прекрасно! — искренне воскликнул он. — Мне нужно обо многом расспросить вас, а что касается меня самого… Господи Боже, мне бы хотелось, чтобы у меня было меньше, о чем рассказывать…
— Вы видели моего мужа? — спросила Мария.
— Я еще не знаю никого в Лейдене, кроме моего ученого и гостеприимного хозяина и дожа этой маленькой Венеции, столь богатой водой и мостами.
Георг указал пальцем на лестницу; Мария снова покраснела и сказала:
— Бургомистр ван дер Верфф — мой муж.
Юнкер помолчал некоторое время, потом быстро спросил:
— Он меня очень хорошо принял. А маленькая эльфа там наверху?
— Его дочь от первого брака, но теперь также и моя. Почему вы называете ее эльфой?
— Потому что у нее такой вид, как будто она родилась при лунном сиянии, среди белых цветов, и еще потому, что отблеск утренней зари, от которой убегают эльфы, играл на ее щеках, когда я встретился с ней.
— Ей уже дали это прозвище, — сказала Мария. — Вы позволите провести вас к моему мужу?
— Не теперь еще, госпожа бургомистерша, потому что я сначала должен позаботиться о тех людях, которые ждут меня на дворе, но завтра, если вы согласны!…
— Я расскажу о вас моему мужу. До свидания, юнкер Георг.
На обеденном столе Мария увидела дымящееся кушанье. Ее семья ожидала ее; разгоряченная быстрой ходьбой в полуденное время, возбужденная неожиданной встречей с молодым немцем, она отворила дверь кабинета и крикнула мужу:
— Прости, я запоздала. Уже очень поздно!
— Мы ждем охотно, — приветливо ответил он и подошел к ней ближе. Тогда ей вдруг вспомнилось все, на что она решилась, и в первый раз со времени их свадьбы она поднесла руку мужа к своим губам. Он, улыбаясь, отнял ее, поцеловал Марию в лоб и сказал:
— Как это хорошо, что ты здесь.
— Не правда ли? — спросила она и тихонько погрозила ему пальцем.
— Ну, теперь мы все собрались, и обед ждет нас.
— Пойдем же, — позвала она весело. — Знаешь, кого я встретила внизу, на лестнице?
— Английских солдат.
— Да, действительно, но между ними юнкера фон Дорнбурга.
— Он был у меня. Красивый парень, такой цветущий, что сердце радуется: немец из евангелических княжеств.
— Лучший друг Леонарда. А дальше ты не знаешь? Я, наверное, рассказывала тебе о нем. Наш гость на свадьбе Якоды.
— А ведь и правда, юнкер Георг! Он тогда еще объездил рыжую лошадь для шталмейстера принца.
— Это было смелое начало, — сказала Мария и глубоко вздохнула.
— Лошадь и теперь еще превосходно идет, — заметил Питер. — Леонард был уверен, что юнкер со своим искусством и дарованием перевернет всю землю; я прекрасно помню это, а теперь бедняга должен смирненько сидеть здесь и получать от нас пропитание. Как он попал к англичанам и сюда на войну?
— Я не знаю, он сказал мне только, что много пережил.
— Охотно верю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Мария остановилась на одну минуту в нерешительности; но, когда девочка схватила нарядный головной убор офицера и надела его на свои локоны, сочла нужным вмешаться и, останавливая ребенка, сказала:
— Лизочка, это вовсе не игрушка для детей!
Военный обернулся, на одно мгновение остановился как вкопанный, поднял руку ко лбу и затем сделал несколько быстрых прыжков по ступенькам лестницы навстречу бургомистерше. Та в изумлении отступила назад; но он не дал ей времени опомниться, протянул к ней обе руки и воскликнул, радостно и восторженно сверкая глазами:
— Мария! Фрейлейн Мария! Вы здесь? Вот счастливый-то день!
Молодая женщина тотчас же узнала его и с радостным видом, хотя и не без некоторого смущения, пожала его руку.
Светлые голубые глаза офицера искали ее взора, но она опустила глаза и произнесла:
— Я уже не то, чем была прежде: из девушки я стала замужней женщиной!
— Замужней женщиной! — воскликнул он. — Как это почтенно звучит! И все-таки, и все-таки вы все та же фрейлейн Мария! В вас нет ни на волос перемены! Точно так же вы склоняли свою голову в Дельфте во время свадьбы сестры, поднимали руки, опускали глаза, и так же мило вы краснели и тогда!
Голос, которым офицер с веселой, почти ребяческой непринужденностью произносил эти слова, отличался редкой красотой, которая привлекала Марию настолько же, насколько ее отталкивало слишком фамильярное обращение гостя. Быстрым движением она подняла голову, твердо посмотрела молодому человеку в лицо и с достоинством промолвила:
— Вы судите только по внешности, юнкер фон Дорнбург; во мне за эти три года произошло много перемен!
— Юнкер фон Дорнбург! — произнес он и покачал кудрявой головой. — В Дельфте я был юнкером Георгом. Наши дороги шли совершенно в разные стороны, достойная госпожа! Посмотрите-ка, у меня выросли усы, порядочные, если и не очень большие, я возмужал, а солнце обожгло розовое-белое лицо мальчика, одним словом, мой внешний вид изменился к худшему, но здесь, внутри, я остался совершенно таким же, каким был три года тому назад.
Мария почувствовала, что кровь снова приливает у нее к лицу, но ей не хотелось краснеть, и потому она быстро ответила:
— Застой — это движение назад; таким образом, вы потеряли добрых три года, господин фон Дорнбург!
Офицер с удивлением взглянул в лицо Марии и затем ответил серьезнее прежнего:
— Ваша игра в остроумие достигает цели вернее, чем, может быть, вы сами думаете; я надеялся найти вас в Дельфте, но в Альфене у нас иссяк порох; поэтому испанцы придут в ваш родной город, может быть, раньше нас. И вот благосклонная судьба сталкивает меня с вами уже здесь. Однако позвольте мне быть откровенным!… То, на что я надеюсь, чего я желаю, отчетливо рисуется перед моими глазами, я всей душой чувствую это; и когда я думал о нашем свидании, я мечтал, что вы протянете мне обе руки, и я возьму их в свои, а вы встретите меня не резкими словами, но спросите, как старого товарища веселого времени, как лучшего друга вашего Леонарда: «Помните вы нашего умершего друга?» И когда я на это отвечу вам: «Да, да, я никогда не забывал о нем», — тогда, так думал я, кроткий блеск ваших глаз… О как я благодарен вам! Вот уже мелькнули милые звездочки на влажной поверхности ваших светлых глаз! Вы совсем не так сильно переменились, как вы думаете, госпожа Мария, и, если мне хочется с восторгом вспомнить о прошлом, неужели вы упрекнете меня?
— Конечно, нет, — сердечно возразила она, — и за то, что вы так говорите, я буду снова называть вас Георгом и — как друга Леонарда — приглашаю вас к себе в дом.
— Вот, вот это прекрасно! — искренне воскликнул он. — Мне нужно обо многом расспросить вас, а что касается меня самого… Господи Боже, мне бы хотелось, чтобы у меня было меньше, о чем рассказывать…
— Вы видели моего мужа? — спросила Мария.
— Я еще не знаю никого в Лейдене, кроме моего ученого и гостеприимного хозяина и дожа этой маленькой Венеции, столь богатой водой и мостами.
Георг указал пальцем на лестницу; Мария снова покраснела и сказала:
— Бургомистр ван дер Верфф — мой муж.
Юнкер помолчал некоторое время, потом быстро спросил:
— Он меня очень хорошо принял. А маленькая эльфа там наверху?
— Его дочь от первого брака, но теперь также и моя. Почему вы называете ее эльфой?
— Потому что у нее такой вид, как будто она родилась при лунном сиянии, среди белых цветов, и еще потому, что отблеск утренней зари, от которой убегают эльфы, играл на ее щеках, когда я встретился с ней.
— Ей уже дали это прозвище, — сказала Мария. — Вы позволите провести вас к моему мужу?
— Не теперь еще, госпожа бургомистерша, потому что я сначала должен позаботиться о тех людях, которые ждут меня на дворе, но завтра, если вы согласны!…
— Я расскажу о вас моему мужу. До свидания, юнкер Георг.
На обеденном столе Мария увидела дымящееся кушанье. Ее семья ожидала ее; разгоряченная быстрой ходьбой в полуденное время, возбужденная неожиданной встречей с молодым немцем, она отворила дверь кабинета и крикнула мужу:
— Прости, я запоздала. Уже очень поздно!
— Мы ждем охотно, — приветливо ответил он и подошел к ней ближе. Тогда ей вдруг вспомнилось все, на что она решилась, и в первый раз со времени их свадьбы она поднесла руку мужа к своим губам. Он, улыбаясь, отнял ее, поцеловал Марию в лоб и сказал:
— Как это хорошо, что ты здесь.
— Не правда ли? — спросила она и тихонько погрозила ему пальцем.
— Ну, теперь мы все собрались, и обед ждет нас.
— Пойдем же, — позвала она весело. — Знаешь, кого я встретила внизу, на лестнице?
— Английских солдат.
— Да, действительно, но между ними юнкера фон Дорнбурга.
— Он был у меня. Красивый парень, такой цветущий, что сердце радуется: немец из евангелических княжеств.
— Лучший друг Леонарда. А дальше ты не знаешь? Я, наверное, рассказывала тебе о нем. Наш гость на свадьбе Якоды.
— А ведь и правда, юнкер Георг! Он тогда еще объездил рыжую лошадь для шталмейстера принца.
— Это было смелое начало, — сказала Мария и глубоко вздохнула.
— Лошадь и теперь еще превосходно идет, — заметил Питер. — Леонард был уверен, что юнкер со своим искусством и дарованием перевернет всю землю; я прекрасно помню это, а теперь бедняга должен смирненько сидеть здесь и получать от нас пропитание. Как он попал к англичанам и сюда на войну?
— Я не знаю, он сказал мне только, что много пережил.
— Охотно верю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88