Далеко ли, читатель, до конца.
Тоска, тоска. То тише, то быстрей
вдоль тысячи горящих фонарей,
дождевиков, накидок и пальто,
поблескивая, мечутся авто,
подъезды освещенные шумят,
как десять лет вперед или назад,
и залы театральные поют,
по-прежнему ища себе приют,
по улицам бездомные снуют.
А что бы ты здесь выбрал для себя.
По переулкам истово трубя
нестись в автомобиле или вдруг
в знакомый дом, где счастливый твой друг
в прихожей пальцем радостно грозит
за милый неожиданный визит,
а может, - с торопливостью дыша,
на хоры подниматься не спеша,
а может быть, оплакивать меня,
по тем же переулкам семеня.
Но плакать о себе - какая ложь!
Как выберешь ты, так и проживешь.
Так научись минутой дорожить,
которую дано тебе прожить,
не успевая все предусмотреть,
в которой можно даже умереть.
Побольше думай, друг мой, о себе,
оказываясь в гуще и гурьбе,
быстрее выбирайся и взгляни
хоть раз не изнутри - со стороны.
Так выбирай светящийся подъезд
или пластмассу театральных мест,
иль дом друзей, былое возлюбя.
Но одного не забывай - себя.
Окончен день. Но это для него,
да, для полугероя моего.
А здесь все те же длятся чудеса,
здесь, как и прежде, время три часа,
а может быть, - часы мои не лгут -
здесь вечность без пятнадцати минут.
Здесь время врет, а рядом вечность бьет,
и льется дождь, и шествие идет
куда-нибудь по-прежнему вперед,
и наш Торговец открывает рот.

30. РОМАНС ТОРГОВЦА
На свете можно все разбить,
возможно все создать,
на свете можно все купить
и столько же продать.
Как просто ставить жизнь в актив,
в пассив поставив кровь,
купив большой презерватив,
любовь и нелюбовь.
Но как бы долго ни корпел,
но сколько б ни копил,
смотри, как мало ты успел,
как мало ты купил.
Твой дом торговый прогорит,
ты выпрыгнешь в окно,
но кто-то сверху говорит,
что это все равно.
Ох, если б он не наезжал
по нескольку недель
в бордель, похожий на базар,
и в город - на бордель.
Когда б он здесь и не бывал,
но приходил во сны,
когда б Господь не набивал
стране моей цены,
то кто бы взглядывал вперед,
а кто по сторонам,
смотрел бы счастливый народ
назад по временам,
и кто-то думал обо мне,
и кто-нибудь звонил,
когда бы смерть пришла - в огне
меня бы схоронил,
и пепел по ветру! Как пыль,
не ладанку на грудь!
Как будто не было. НО БЫЛ,
но сам таким не будь.
Прощай, мой пасынок, мой сын,
смотри, как я горю,
и взором взглядывай косым
на родину свою.
Над нами время промолчит,
пройдет, не говоря,
и чья-то слава закричит
немая, не моя.
В погонах века своего,
мой маленький простак,
вступай, мой пасынок, в него
с улыбкой на устах,
вдыхая сперму и бензин
посередине дня,
входи в великий магазин,
не вспоминай меня.

31. /КОММЕНТАРИЙ/
Увы, несчастливый пример
для тех, кто помнить и любить умел
свои несовершенные дела...
Но к нам идет жестокая пора,
идет пора безумного огня.
/О, стилизованный галоп коня,
и пена по летящим стременам,
и всадник Апокалипсиса - к нам!/
Идет пора... Становится темней,
вхгляни на полуплоть полутеней,
взгляни на шевелящиеся рты -
о если б хоть таким остался ты.
Ведь может быть они - сквозь сотни лет -
каких-то полных жизней полусвет.
Огонь. Элементарная стрельба.
Какая элегантная судьба:
лицо на фоне общего гриба,
и небольшая плата, наконец,
за современный атомный венец
и за прелестный водородный гром...
О, человек, наедине со злом!
Вы редко были честными, друзья.
Ни сожалеть, ни плакать - здесь нельзя,
отходную столетию не спеть,
хотя бы потому, что не успеть,
хоть потому, что, вот мы говорим,
а с одного конца уже горим
и, может статься, завтра этот день.
И кто прочет мою поэму. Тень.
Огонь, огонь. Ты чувствуешь испуг.
...Но темнота - и юной плоти стук
в ночи, как современный барабан
перед атакой, и выходит Пан
и не свирель, а флейту достает,
и лес полуразрушенный поет
растут грибы и плещутся ручьи
сквозь сонные зачатия в ночи.
Играй, играй, тревогу и печаль, -
кого-нибудь оказывалось жаль,
но было поздно. Видимо, судьба.
И флейта, как Архангела труба,
на Страшный суд меня на позовет.
Вот шествие по улице идет,
и остается пятеро уже.
Так что там у Счастливца на душе?

32. РОМАНС СЧАСТЛИВЦА
Ни родины, ни дома, ни изгнанья,
забвенья - нет и нет - воспоминанья,
и боли, вызывающей усталость,
из прожитой любови не осталось.
Как быстро возвращаются обратно
встревоженные чувства, и отрадно,
что можно снова радостно и нервно
знакомцам улыбать ежедневно.
Прекрасная, изысканная мука -
смотреть в глаза возлюбленного друга
на освещенной вечером отчизне
и удивляться продолженью жизни.
Я с каждым днем все чаще замечаю,
что все, что я обратно возвращаю -
то в августе, то летом, то весною, -
какой-то странной блещет новизною.
Но по зиме и по земле холодной
пустым, самоуверенным свободным
куда как легче, как невозмутимей
искать следы любви невозвратимой.
Но находить - полузнакомых женщин,
тела, дома и голоса без трещин,
себя - бегущим по снегу спортсменом,
всегда себя таким же неизменным.
Какое удивительное счастье
узнать, что ты над прожитым не властен,
что то и называется судьбою,
что где-то протянулось за тобою:
моря и горы - те, что переехал,
твои друзья, которых ты оставил,
и теплый день посередине века,
который твою молодость состарил -
все потому, что, чувствуя поспешность,
с которой смерть приходит временами,
фальшивая и искренняя нежность
кричит, как жизнь, бегущая за нами.

33. /КОММЕНТАРИЙ/
Волнение чернеющей листвы,
волненье душ и невское волненье,
и запах загнивающей травы,
и облаков белесое гоненье,
и странная вечерняя тоска,
живущая и замкнуто, и немо,
и ровное дыхание стиха,
нежданно посетившее поэму
в осенние недели в октябре -
мне радостно их чувствовать и слышать,
и снова расставаться на заре,
когда светлеет облако над крышей,
и посредине грязного двора
блестит вода, пролившаяся за ночь.
Люблю тебя, рассветная пора
и облаков стремительную рваность
над непокрытой влажной головой,
и молчаливость окон над Невой,
где все вода вдоль набережных мчится,
и вновь не происходит ничего
и далеко, мне кажется, вершится
мой Страшный Суд, суд сердца моего.
Я затянул, что дальше и нельзя.
Но скоро все окончится, друзья.
Да, слишком долго длится мой рассказ,
часы не остановятся для вас.
Что ж, хорошо. И этому я рад,
мои часы два месяца стоят,
и шествие по улице идет.
Толпа то убывает, то растет,
и, не переставая, дождик льет,
и жизнь шумит, и зажигает свет,
и заболевших навещает смерть,
распахивая форточки квартир,
и комнаты с багетами картин,
с пюпитрами роялей, с тишиной,
где Дочь с Отцом, где Бедный Муж с Женой
прощаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10